Мамба в Сомали: Черный октябрь (СИ) - Птица Алексей

— Так вот, с вашего разрешения, — гадливо усмехнулся он, — я продолжу. У кого-то остались ещё какие-нибудь возражения по поводу повестки нашего нынешнего партсобрания?

Янаева стало ощутимо трясти. Тизяков (тоже отнюдь уже не молодой человек) с опаской смотрел на окружающих. Бакланов и Стародубцев, внутренне сжавшись, практически смирились с неизбежным. И только Пуго мрачно обводил всех глазами исподлобья.

— Как всегда: принято единогласно! Спасибо, товарищи! Я знал, что вы не подведёте. Предупреждаю: на пресс-конференции вести себя максимально естественно.

В этот момент в комнату вошли сразу несколько человек: Собчак, Руцкой, Бурбулис и Иваненко.

— Закончили, Руслан Имранович? — обратился к нему Собчак.

— Да, все всё понимают и готовы сотрудничать.

— Так, Шапошников просил передать, что Язова не будет. Этот солдафон всё равно не сможет сыграть свою роль натурально и провалит нам всю постановку. Он под арестом.

— Крючкова тоже позорить не станем, — добавил Иваненко. И, глянув на дрожащего от ужаса Янаева, добавил: — Он всё же не эти. Хоть и проиграл, но КГБ не цирк, а чекисты не клоуны. Павлов отделался инфарктом, он сейчас в больнице, но уже подписал все бумаги. Эх, надо бы людей поизвестней подобрать… Но, как говорится: на безрыбье и рак рыба. Сойдут и эти. Автозак у входа. Так что: пожалуйте на выход, дорогие товарищи! И повторяю: на пресс-конференции все должны молчать обо всём! Говорить только то, что разрешено! Помните: у всех вас есть семьи. Пока вы выполняете то, что от вас требуется и они будут жить, да и вы тоже. Ваш поезд ушёл, следующая остановка ГКЧП. Вперёд!

Все встали и потянулись к выходу, чтобы чуть позже пересесть в «воронок» и уехать в сторону пресс-центра МИДа. Здесь их встретили и, окружив плотным кольцом людей в штатском, повели по служебному входу в пресс-центр, где и планировалось провести пресс-конференцию.

Всё подходы оказались забиты боевой техникой. Везде стояли небольшими вооружёнными группками солдаты и офицеры подмосковных дивизий и частей ВДВ под руководством генерала Лебедя. Та же самая обстановка царила и в других ключевых точках города.

Зачем вообще потребовалось вводить в безоружный город танки, было не понятно. Просто ради того, чтобы показать решительность своих намерений? Что же, впечатление произвести им удалось. Однако бронетехники на улицах находилось много. Возле телецентра вместо милиционеров стояли люди в строгих костюмах и со скучно-вежливым выражением на лицах. Внутрь пропускали только по пропускам, либо по «приглашениям», по которым сейчас прошли внутрь назначенные в ГКЧП.

Всю пятёрку вели в зал и оставили перед длинным столом. И здесь из-за кулис выскочил Станкевич.

— О, я смотрю, наконец-то прибыли наши герои! Рад, весьма рад! Позвольте представить вам вашего конферансье. Товарищ…

— Не надо называть мою фамилию, хоть я и не публичный человек, но довольно хорошо известен в определённых кругах, — сказал вышедший вслед за Станкевичем человек.

Среднего роста, средней комплекции, он чем-то (то ли причёской, то ли чертами лица, на котором громоздились чёрной роговой оправой очки) неуловимо напоминал Янаева. Этот же человек и вёл пресс-конференцию, скромно оставаясь в тени кинокамер. Все взгляды журналистов и объективы телеаппаратуры были направлены на ГКЧП, показывая многомиллионной аудитории лишь этих деятелей и упрямо оставляя за кадром лицо ведущего. Его фамилию так нигде потом и не указали, словно и не было такого…

— Так, товарищи, меня предупредили, что всё готово. Через пятнадцать минут в зал начнут запускать журналистов. Вот вам инструкции, внимательно прочтите их. А это список примерных вопросов, которые вам зададут, и, разумеется, ваши ответы на них. Изучите их. Кому надо в туалет, прошу сделать это сейчас: вас отведут. Кому попить, вот бутылка. Времени мало, поторопитесь! Долго вам сидеть на ней не придётся, отстреляетесь где-то за час, и вас развезут по домам целыми и невредимыми. Ну, почти.

— И без глупостей! — предупредил Станкевич и, ещё раз проинструктировав напоследок охрану, умчался. Путь его лежал в соседнее помещение, где его уже ожидали несколько корреспондентов журналистского пула Ельцина.

* * *

Здание Гостелерадио было захвачено в ночь с 18 на 19 августа, но никто ничего об этом не знал. Тот же председатель Гостелерадио Кравченко всё узнал лишь тогда, когда ему под нос сунули ствол пистолета. Позднее многие из сотрудников говорили полуправду или вовсе врали, спасая свои жизни.

В маленькой студии расположилось чуть больше десятка журналистов, что подвязались в ельцинском пуле. Среди них выделялась зелёным платьем в летний белый горошек Татьяна 24 лет от роду.

— Так, — обвёл их взглядом Станкевич, — все готовы⁈

— Готовы! — звонко крикнула Татьяна.

— Угу. Значит так: вопросы задавать по очереди, друг друга не перебивать. А главный вопрос задаст, пожалуй… да вот Татьяна и задаст.

Та обрадовалась, чуть не хлопая в ладоши собственными ушами.

— А они и вправду будут на них отвечать?

— Ну, а куда им деваться? Они проиграли, мы выиграли. Условия диктуют победители!

— Ага, понятно.

— А иностранцы знают? — спросил серьёзный молодой человек в очках и белой рубашке.

— Нет, иностранцы не знают. Хотя я не могу утверждать этого железобетонно. Вероятнее всего, часть информации в любом случае просочилась. Но свои догадки они пока держат при себе.

— Ясно.

— Так, и не хулиганить! Никто ни по вопросам, по вашему поведению не должен даже заподозрить, что вам о чём-то известно. Особенно это касается тебя, Татьяна! — пригрозил наглой излишне энергичной девице Станкевич. — Знайте: вы сейчас творите историю! На вас будет смотреть весь мир, а то и просматривать неоднократно.

Татьяна от души рассмеялась, и её задорный смех развеселил остальных. Улыбнулся и Станкевич.

— Не надо смотреть в бездну, иначе она посмотрит в тебя… — глубокомысленно заметил очкарик, однако его никто не услышал. Ну, или не обратил внимания на эти слова.

Станкевич посмотрел н часы.

— Что ж… Пора!

Журналисты встали, засуетились и вскоре дружненько потянулись на выход. Но не тут-то было! Двое стоявших в дверях потребовали вернуть те бумажки и инструкции, которые за час до этого получили все присутствующие. И никакие отмазки из серии: «потерял», «выкинул», «забыл» или «где-то оставил» не помогали. Пока всё не отыскали и не сдали (некоторые даже действительно сходили обратно, разыскивая, как им казалось, «никому не нужную писульку»), провинившегося из комнаты не выпускали. Наконец, все собрались в зале для проведения пресс-конференций и стали ожидать официальной отмашки.

Откровенная нервозность членов ГКЧП была видна невооружённым взглядом. А их мелочная суетливость, некая потерянность и растерянность лишь усугубляли гнетущее впечатление. Так не ведут себя те, кто решил взять власть в свои руки. И тем более такое поведение не свойственно тем, кто уже обладает ею. Напрягало отсутствие главных действующих лиц, от которых и зависела успешность путча. Не было ни Язова, ни Крючкова, ни Павлова. Отдувался за всех почему-то один Пуго.

В зале сидел и известный политический журналист М. Бовин, что вёл «Международную панораму», который тоже явно нервничал, наблюдая за Янаевым. Этот явно что-то знал и боялся. Конференция началась, членов ГКЧП представил неизвестный человек в очках, и после краткого пояснения сути введения чрезвычайного положения на гэкачепистов посыпались вопросы. Среди журналистов царило нездоровое оживление. Было ощущение какого-то ничем необъяснимого праздника, особенно среди тех, кто был в теме.

Дождалась своего звёздного часа и Татьяна. Встав, она чётко оттарабанила вопрос:

— Скажите, пожалуйста, понимаете ли вы, что сегодня ночью вы совершили государственный переворот? И какое из сравнений вам кажется более корректным — с 17-м (когда произошла Октябрьская революция) или 64-м (когда от власти отстранили Хрущева) годом?