Клинок Судеб - Владислав Глушков

– Да, складно ты врёшь.

– Да не вру я, – попытался возмутиться Гурьев. – Так оно всё и было, у кого хотите, спросите. Это, наверное, всё Алиска, она вообще не понравилась мне, на ведьму сильно похожа.

– Кто такая это Алиса, откуда здесь взялась?

– Да, внучка она деда Макара, что провожал нас сюда, сама пришла, сказала, что на каникулы к деду приехала. Она нам тут жрать готовила, за лагерем следила, да «Саймона» выхаживала, когда тот заболел.

– Складно у тебя всё получается. А почему вы сам сразу не вытащили клинок?

– «Саймон» сказал не трогать, что он сам, а потом, как вчера полез за ним, так его так шандарахнуло, что Алиска еле откачала.

– Чем шандарахнуло?

– Так там, этот, кузнец был, он меч и держал, «Саймон» за него, а Алиска как завопит: «Не трогай!» Только поздно уже было, «Саймон» за рукоять схватился, а его как долбанёт, он наземь и брыкнулся, мы уж думали, всё, кранты ему. Ан нет, Алиска вновь откачала.

– Ну, что же, считай, что некоторую отсрочку ты заслужил, послушаем теперь, что другие запоют. Если всё сойдётся, может и поживёте ещё. Давай следующего.

На этот раз пред очи Вилянта притащили Николаева. «Африка» точно повторил всё, что рассказал Гурьев, добавив только некоторые, незначительные детали, которые не внесли ясности в положение дел. Последним допросу подвергся Витька Чёрный, но и он не пролил свет на то, куда вдруг делся раскоп. Вместе с кузней и товарищами.

* * *

Уже начало смеркаться, Альгорд несколько раз пытался, заговорит с Ядреем, напоминая, что пора остановиться на ночлег, но парень ни как не реагировал, он был полностью занят собой. Тот голос, что звучал внутри вроде как затих и на протяжении всей дороги не проявлялся, но Ядрей чувствовал, что с ним, что-то не так, что этот второй вот здесь, рядом и постоянно следит за каждым его действием, сидит, притаившись, где-то в глубине и следит. Следит потому, что и сам напуган, сам не понимает, что произошло, и где это он оказался. Он несколько раз пытался заговорить с Сингой, но рядом постоянно были чужие уши, и Ядрей решил не рисковать, и так после грозы на него смотрели с опаской и подозрением. Так и ехал, погрузившись в себя и прислушиваясь, наконец, тот, кто был внутри, проснулся, и подал голос.

«Блин, сколько можно трястись на горбу этих коняг? Уже весь зад себе отбил, да и ночь скоро, пора бы и на покой. Эй ты, чурка непонятливая останавливайся и слезай на землю, хоть ноги разомни!»

«Это ты мне? – спросил мысленно Ядрей, понимая. Что тот голос слышит он один, и нет смысла задавать вопросы вслух».

«Тебе, тебе, чурбан. Походу мне не повезло, и теперь это не только моё тело, ещё и твоё. Блин, но почему такая невезуха? Нет, что бы досталось, какому царю, или королю, нет, по жизни был нищим, пахал как лось, так и теперь как помер, меня в какого-то чурбана вселили. Да нет справедливости у Боженьки. Ладно, это всё философия, а зад болит и жрать хочется, ты же меня ещё не кормил сегодня. Так, что командуй привал, я так понимаю ты в этой шобле за главного».

«Я не понимаю, о чём ты говоришь, какое тело? Куда вселили, какие цари и короли, где ты пахал, ты, что землю обрабатывал, хлеб сеял? И вообще кто ты такой?»

«Да какая теперь разница? Видать жить нам с тобой теперь вместе вот в этом дерме, где мы и находимся. Так, что друг по несчастью, я тебя очень попрошу, ты уж позаботься о теле, помни оно теперь не только твоё, но и моё, а я не привык целыми днями трястись на кобыле верхом, я есть хочу и спать. Давай командуй своей банде привал, и пускай жрать готовят. А со всеми нюансами потом, поутру разбираться будем. Может к утру, Боженька смилуется, да куда в другое место меня переселит».

– Альгорд, – окликнул Ядрей, – останавливаемся на ночлег, вбери место получше.

– Да что тут выбирать, лес кругом.

– Позволь господин? – Подал голос один из людей Альгорда, обращаясь к Ядрею.

– Говори.

– Я знаю эти места, здесь совсем недалеко есть зимовье, охотники жили, может, туда пойдём, всё же не под чистым небом ночевать, какая ни какая, а крыша над головой, да и от зверя схрон будет.

– Пошли, – согласился Ядрей, – показывай дорогу. Да смотрите, зайца, какого на ужин подстрелите, пока до зимовья идти будем.

– Кого ты подстрелишь сейчас, ночь уж считай на дворе, – огрызнулся кто-то из воинов.

– Да не беспокойся, – прервал возмущения Альгорда, – настреляли мы дичи, пока ехали, да и ободрали уже, будет, чем животы набить.

Зимовье оказалось действительно совсем рядом, это был небольшой, но добротный сруб, укрытый корой. Внутри имелся очаг, над которым висела на цепях жаровня. Дров в округе хватало и очень быстро в очаге заиграло весёлое пламя, а на жаровне зашипели куски свежей зайчатины. Зайцы были молодыми, но уже успели нагулять после зимы жирок. Жир топился и шипел, постоянно выстреливая брызгами. Эти брызги вспыхивали в пламени очага, от чего создавалось впечатление маленького фейерверка и праздника. Люди, проголодавшиеся и уставшие за целый день пути, быстро поели и повалились спать там, где и сидели, кто на нескольких лавках, а кто и прямо на земляном полу. Ядрей посмотрел, что все заснули и тихонько вышел из избы, спать не хотелось. Пошёл к лошадям, привязанным здесь же возле зимовья, там клевал носом дозорный, оставленный сторожить лошадей.

– Иди, поешь и ложись спать, – обратился к нему парень.

– Как же спать, а лошадки?

– Я покараулю, мне что-то не спиться. А как устану, так тебя и подниму, будешь дальше ночь коротать.

Мужичёк радостно кивнул и побежал в избу, через некоторое время из неё вышла Синга, она осмотрелась, увидела Ядрея сидящего возле лошадей и направилась к нему. Села рядом, положив голову на плечо.

– И что с тобой случилось, во время бури? – Спросила девушка тихо, так, что бы ни кто не мог услышать, только он, хотя вокруг никого и не было, все люди спали в хижине. Но бережённого, как говорится и Боги берегут.

Глава 23.

Вторые сутки без перерывов бригада Трошина вгрызалась в землю, под пристальным присмотром вооружённых, молчаливых парней. Кузня уже была наполовину откопана, но Сергей Владимирович хотел видеть её полностью и зайти вовнутрь, как и положено, через двери, а не забираться через крышу, как было предложил, совсем неосторожно «Лось». Эта неосторожность ему стоила пары поломанных рёбер, от чего работать лопатой стало ещё труднее. Парней не выпускали из раскопа, сюда им приносили баланду, которую варил на костре один из дежурных бойцов, причём варил в отдельных котлах для бойцов и для Вилянта с Секретарём. Потом то, что оставалось после еды сбрасывали ещё в один котёл, разбавляли водой, кипятили и в таком виде относили в раскоп. Это были ужасные помои, но есть что-то было нужно. Если не есть, так вообще помрёшь, не докопавшись до конца. Это верная смерть, рассудили парни и ели, а коль откопать всё, так, как положено, то глядишь и отпустят их. Вот только так и не понятно, куда подевались Семён с Алисой.

Тут же в раскопе они и спали, из палаток им принесли одеяла, в которые парни заворачивались, что бы совсем не окоченеть ночами. Хотя спать особо не приходилось, заканчивать работ им давали только под утро, когда небо начинало сереть и спать хотелось так, что было совсем невмоготу. Парней отпускали, они заворачивались в одеяла, которые за двое суток превратились уже в грязные тряпки и валились на дно раскопа, моментально проваливаясь в глубокий, без сновидений сон. Им ещё везло, Бог миловал и не посылал на землю дождя. Примерно через три часа бойцы спускались в раскоп и пинками поднимали парней, те вновь брались за лопаты и так до следующего короткого отдыха, с небольшими перерывами на еду. Двое суток половина кузни, впереди ещё двое суток каторжной работы, а потом… Потом неизвестность и только надежда, что их просто отпустят. Но с каждой выброшенной наверх лопатой земли, эта надежда становилась всё более и более призрачной.

Сам гости обосновались тоже довольно таки скромно. Единственная палатка, какую они поставили, предназначалась для Хозяина и Секретаря. Это была большая на два помещения палатка, в одном разместился со всеми удобствами Серей Владимирович, во втором Секретарь, соединял помещения натянутый тент, под которым в удобном шезлонге и проводил дневное время в раздумьях Вилянт. Секретарь, напротив, мало сидел, он постоянно ходил, от раскопа к кухне, от кухни к палаткам, и вновь к раскопу. А вот бойцы охранения те устроились совсем уж по-походному. Два ровных ряда скрученных спальных мешков и в головах рюкзаки, вот и всё. На время отдыха спальники раскручивались, потом вновь скручивались. В любое мгновение бойцы могли забросить их на плечи и исчезнуть с поляны навсегда. По всему было видно, что это очень хорошо обученные профессионалы, им не привыкать к полевым условиям жизни, они не оставляют за собой следов и ни чем не выдают своего присутствия. Они даже между собой не общались. Вообще были, какими-то странными, постоянно напряжёнными. Здесь в удалении от всего мира и от войны, к которой они, по всей видимости, привыкли, можно было расслабиться, те трое, что постоянно копали землю, не представляли ни какой угрозы. Бояться посторонних? Так в эту глухомань одна только дорога и была и та проходила узкой тропой по болотам. С другой стороны, тоже ни каких подходов, лес, озеро и дальше опять непроходимые болота. Почему быть такими сосредоточенными? Почему постоянно находиться в напряжении? Но они находились, они не шутили друг с другом и даже не разговаривали, только командир обращался к кому-либо из них, и то, лишь для того, что бы отдать команду, отправить за водой к озеру или поменять караул.