Летит, летит ракета... - Алекс Тарн

— Ами! Я весь день пытаюсь до вас дозвониться! Вы себе даже не представляете…

Ами устало потер лоб. Опять двадцать пять.

— Профессор, я уже говорил вам, что представляю.

— Нет! Такого вы и в самом деле не представляете! Нашего полку прибыло!

— Дайте угадать, — вздохнул Ами. — За Давидом тоже гоняется русская мафия?

— Нет! При чем тут русская мафия?

— Тогда индийская?

— Ами, прекратите насмешничать. Давид тоже копает!

Ами вытаращил глаза.

— Что?!

— Он тоже копает! Туннель! В Полосу! Вернее, к морю. Он объяснил мне, что они с Мали не могут без моря… Я, конечно, сразу же предложил ему нашу помощь…

— Нашу?

— Ну да. Вашу и мою. Ами, дорогой, это ведь нерационально: копать два туннеля, если можно сосредоточить все силы на одном. Вы согласны? Ами?

Ами покрутил головой.

— Мне нужно подумать, профессор. Я вам перезвоню…

Он положил трубку, но телефон тут же зазвонил снова. На определителе номера значился Боаз Сироткин. Ами выдернул провод из розетки.

— Что-нибудь случилось? — с тревогой спросила Эстер. — С профессором? С госпожой Эленой?

— Чушь какая-то! — сказал Ами. — Ты просто не поверишь. Не простое помешательство, а всеобщее. Вчера ко мне обратились за помощью Сироткины. Они роют туннель в Полосу, чтобы вернуть собаку, оставленную там три года назад во время депортации. Повторяю: туннель, собака, три года назад. При этом Боаз утверждает, что Хилик занят тем же самым, причем совершенно независимо от него. Что бы ты подумала?

— Не знаю.

— Я подумал, что Сироткины спятили. Но дома меня ждал Серебряков с похожей заморочкой. Он, представь себе, тоже копает! Им с госпожой Эленой иначе не спастись от мафии! Ну не бред ли? Но и это еще не все! Только что он сообщил мне, что сегодня утром открылся Давиду и при этом выяснилось новое любопытное обстоятельство: Хены давно уже роют свой туннель! К морю! Стосковались по Гоа!.. С ума сойти можно! Такое впечатление, что в этом сумасшедшем поселке копают все. Кроме нескольких нормальных людей, но эти нормальные в явном меньшинстве. Бред какой-то…

Эстер села рядом с Ами на кровать и взяла его за руку. Вид у нее был виноватый.

— Ами, милый…

— Что?.. — Ами Бергер смотрел на нее, не веря своим глазам. — Что?! Ты хочешь сказать, что и ты тоже?! Эстер!

Она торопливо кивнула и погладила его по плечу.

— Ты только не обижайся. Это не моя тайна, вот я тебе и не рассказывала. Но теперь, наверное, уже можно. Понимаешь, Галит Маарави… она ужасно несчастная… у нее Упыр зачет принимал и вообще… В общем, ей нужно помогать, а иначе она с катушек слетит, понимаешь? Ну вот. А у нее бзик такой: фильм про Полосу, что-то там про насилие и насильников. Вбила себе в голову, что обязана туда попасть и заснять. А как туда попасть? — Только туннелем.

— В самом деле… — горько усмехнулся Ами. — Только туннелем… А обычные пути ей в голову не приходили? Типа официальной просьбы, через блокпост, с журналистским удостоверением… или как это регулярно делают другие, нормальные люди?

— Но она-то ненормальная, Ами, как ты не понимаешь? Ей не Полоса нужна вовсе. Ей нужно время, чтобы прийти в себя. Чтобы выжить. Ей очень, очень плохо. А туннель дело долгое. На это и расчет. Год покопает, другой, а там и выздоровеет.

— Ну, а ты тут при чем?

— А мы с Шош так, на подхвате. Помогаем. Они там всей семьей копают, но у них ведь еще и пекарня… Шош говорит, что если мы сюда приехали помогать людям, то и должны помогать, а не морщить нос. Она говорит, что мы должны смотреть на этот туннель, как на психотерапию для Галит. Очень просто.

— Куда уж проще… Погоди, это что же получается? Что действительно копают все? Кроме… меня, анархистов и… и Меира-во-всем-мире?

Эстер покачала головой.

— Насчет Меира я не уверена. Он ведь уже несколько дней как переселился к Хилику Кофману. А если Хилик копает, то, значит…

— …значит, остаются одни анархисты, — заключил Ами. — Потому что я ведь тоже согласился помогать Сироткину… выходит, что и я… Бред! Сумасшедший дом! Все, кроме анархистов…

Эстер погладила его по руке.

— Да не расстраивайся ты так, милый. Ничего страшного не произошло. Наоборот, теперь мы все вместе. Меньше опасности несчастного случая или что кто-то донесет. Нужно просто организоваться. Хочешь, я поговорю с Шош? Она всех соберет… сядем, обсудим… ну?

— Кроме анархистов… — растерянно повторил он.

— Разумеется, — Эстер чмокнула его в щеку, словно ставя печать на подписанном соглашении. — Вот и хорошо. Я побежала, да? И попробуй только не скучать!

Простучали ее быстрые шаги на лестнице, вздохнула входная дверь, скрипнула калитка. Ами поднялся, уже привычно удивляясь покорной послушности ног, подошел к окну. Напротив мерцали редкие огоньки Хнун Батума, чуть светился дальний морской горизонт, где-то севернее выла сирена. Там, снаружи, все оставалось таким же, как прежде, как два дня назад, когда он стоял перед тем же окном, точнее, не стоял, а висел, тяжело опираясь на костыли — человек-черепаха, безногий инвалид, тихий, одинокий, никого не трогающий, никому не нужный, пестующий втихомолку свои небольшие, безнадежно неисполнимые мечты.

И вот… Он закрыл глаза, и на темном экране век бессвязными кинокадрами поплыли сменяющие друг друга картинки: полураскрытые, приближающиеся губы Эстер, несчастные лица Сироткиных, опрокинутая коляска, его собственные ноги, самостоятельно переступающие по грунтовке, заискивающий Серебряков, песок в шевелюре Давида, армейский джип и профиль живого Нево Шора, и снова Эстер, и ее задыхающийся шепот, и дальний собачий лай, и сирена, и взрыв, и ложь — невольная, но труднопоправимая, и пунктир тусклых лампочек, уходящих вглубь бесконечного туннеля, в смертельно опасную неизвестность, в сумасшедшие фантазии одержимых матаротских копателей.

В этом фильме все было ненормальным — все, от начала до конца, включая и само участие Ами Бергера. Разве он просился туда? Проходил кастинг? Покупал билет в кинозал? Нет. Он всего лишь случайно проезжал мимо в своей инвалидной коляске…

Ами вздохнул и открыл глаза. Чего уж теперь-то… Полистай-ка лучше, отставной сержант Бергер, свою старую записную книжку. Наверняка ведь кто-то из кровных братишек твоего бывшего саперного батальона еще тянет сверхсрочную лямку где-нибудь поблизости. Неужели не одолжит без лишних вопросов навигационный приборчик и еще кой-какого оборудования с армейского склада? Одолжит, куда он денется…

РАЗВИЛКА 10

На собрание в бар “Как в Гоа” пришло почти все население Матарота. Отсутствовали лишь анархисты, еще с утра уехавшие на антивоенную акцию. Обычно они возвращались с подобных мероприятий только под вечер, если, конечно, не происходило чего-нибудь из ряда вон выходящего, типа ранения полицейского и последующего разгона демонстрантов. Впрочем, подобное антидемократическое развитие событий непременно попадало в срочные выпуски новостей. А посему бдительная Шош, дабы исключить неприятные неожиданности, велела Давиду держать телевизор включенным.

Все остальные явились вовремя, что само по себе свидетельствовало о чрезвычайной важности предмета обсуждения. Семья пекаря Маарави присутствовала в полном составе, включая старого Моше, его жену Лею и дочь Галит с непременной видеокамерой. Профессор Серебряков надел строгий костюм-тройку, а Леночка так и вовсе вырядилась в вечернее платье до пят, с блестками и глубоким декольте. На ее точеной шее, впитавшей в себя не одно ведро наивысших косметических достижений человечества, сияло предположительно бриллиантовое колье.

Рядом, одинаковым жестом сцепив на коленях непривычные к праздности руки, неподвижно сидели Сироткины — Далия и Боаз. Соседний столик занимали Меир-во-всем-мире Горовиц и Хилик Кофман со своими таиландцами Чуком и Геком. Последние двое мало понимали, о чем идет речь и от нечего делать прислушивались, тщетно надеясь уловить осторожную крысиную побежку под дощатым полом веранды, шорох змеи в кустах или писк летучей мыши на чердаке. Заядлые охотники, они давно уже переловили и съели всю живность в радиусе нескольких километров и теперь скучали.

Ближе к стойке расположились Эстер и Ами в своем инвалидном кресле. К ним, раздав гостям напитки, присоединились Мали и Давид Хен. Шош, как инициатор и председатель собрания, восседала отдельно на высоком барном табурете. Хеновы четырехлетние близнецы Став и Авив, самозабвенно меняясь именами, бегали между столиками.

Даже “усамы”, казалось, прониклись серьезностью момента и на время исключили Матарот из своего веселого списка: предупредительные сирены доносились большей частью из города N., почти не тревожа высокое собрание матаротских землекопов.

Шош открыла обсуждение со свойственной ей прямотой.