Мировой кризис - Андрей Мартьянов

— Лучше расскажите в подробностях, что здесь происходило за последние дни, — предложил подполковник. — Скупые отчеты я получал, но предпочитаю услышать из первых уст — предполагаю, вы развлекались от души.

— К сожалению, эти развлечения едва не стоили жизни господину Реннеру, — ответил граф. — Впрочем, были и забавные эпизоды. Слушайте…

В Дофиновку приехали затемно. Самая обыкновенная новороссийская прибрежная деревенька, дома местных жителей отдельно, дачи одесситов — отдельно. Все центры культуры собраны на одной крошечной площади: рынок, церквушка, синагога и керосиновая лавка. На улицах не души, только собаки брешут, учуяв чужаков.

Дача-усадьба, снятая Беней Криком «на всякий случай» еще в прошлом году, находилась на отшибе, в окружении запущенного абрикосового сада и цветущих акаций. Домик старомодной постройки, с мезонином и двумя флигелями, ремонтировался не так давно, стены покрыты белой штукатуркой. Ворота усадьбы закрыты, но едва Студент коротко свистнул, ажурные металлические створки разошлись.

Король ожидал на крыльце дома — в белоснежном костюме и такой же шляпе, с атласной полосой по тулье. Папироса меж пальцев, в полутьме мерцает оранжевый огонек.

— Доброго вечера, мосье Вулси, мосье граф, Прохор Ильич… Кто с вами?

— Позволю отрекомендоваться, Бенцион Менделевич, — шагнул вперед жандарм. — Свечин, подполковник Петербургского управления. Следователь по особо важным делам. Это чтобы между нами не возникало двусмысленности.

— Какие двусмысленности, мосье Свечин? — вздернул бровь Беня. — Вы о чем? И я вас умоляю, называйте меня Королем, мы не в присутствии и не в больнице!

— Как угодно. Лорд Вулси и его сиятельство за меня поручились, всё останется в тайне. Слово офицера.

— Тогда идите за мной, господа.

Дом оставлял впечатление необжитого: пыльно, в комнатах горит всего по одной свечке, разве что в столовой закуски и три бутылки вина на столе. Беня Крик провел к неприметной обшарпанной двери, распахнул. Вниз уводила выложенная камнем лестница.

— А вы думали? — сказал Король. — Я не буду держать важную особу у всех на виду. В подвале сухо, железная решетка и даже ночной горшок, который приходится выносить Мотлу, но Мотлу всего тринаддать лет и он еще не успел отвыкнуть от этого предмета гигиены… Панове, не споткнитесь и не переломайте костей, это будет обидно! Студент! Керосиновые лампы!

— Одну минуточку, Король. Буквально минуточку…

Спустились. Подвал был разделен на три помещения: первое занимали бочки с вином, в следующем скучали здоровенный бандит с рожей законченного идиота из «масти» Бени Крика и вышепомянутый мальчишка Мотл, пронзительно-рыжий и тихий, будто мышка. Впереди дверь, забранная металлическими прутьями.

— Мы не варвары и не душегубы, — благодушно журчал Беня. — Господин получает горячую пищу трижды в день, вино, свежий хлеб и абрикосы. У него мягкая постель без клопов и два фонаря — а это уже роскошь. Если будет жаловаться, не слушайте, его никто и пальцем не тронул. Вы, мосье Свечин, должны понимать — условия куда лучше, чем в любом централе, я уж промолчу про каторжные тюрьмы!

— Непременно посоветую воспользоваться вашим опытом, Король, — съязвил в ответ подполковник. — Так предъявите же!

— О чем речь? Косолапый, отопри. Гигантский охранник прошествовал к решетке, снял замок, распахнул.

— Проходите, не стесняйтесь. Устроено удобно, для всех есть стулья, — сказал Беня. — Хотите, принесут массандру и закуски.

— Не помешает, — усмехнулся Свечин. — Разговор предстоит долгий. И вот еще что, Король… У вас есть человек, который умеет делать больно? Но без последствий для здоровья?

— В том смысле, в котором я вас понимаю, мосье?

— Именно.

— Косолапый, ты умеешь делать больно? Он умеет. В этом я вас уверяю. А такое будет нужно?

— Посмотрим. Крайние меры.

Это была большая комната, восемь на десять шагов. Кушетка, стол, даже шкафчик с книгами. Действительно, лишние стулья вдоль стены. «Безопасные» керосиновые фонари с зеркалами-отражателями — лампу можно уронить, разбить, но горючее не вытечет, фитиль погаснет и пожара не случится.

Свечин моментально подметил, что Король знал свое ремесло: стены голые, без крюков и зацепов. На кушетке только матрац, обшитый грубой парусиной, — не разорвешь и не сделаешь висельную веревку. Ни одного острого предмета. На заключенном только рубашка и брюки.

Неизвестный поднялся навстречу.

Высокий, очень величественный пожилой господин с седыми бакенбардами, благородными залысинами и яростным взглядом. Видно, что нынешнее положение для него оскорбительно и неприемлемо.

Подполковник жестом приказал остальным не двигаться, упер руки в бока, выдержал драматичную паузу и очень нехорошим, злым тоном сказал:

— Та-ак… Кого мы видим, хотелось бы осведомиться?! Не ожидал-с, честно признаюсь…

* * *

— …Не буду вас томить, господа, и раскрою тайну личности постояльца этого гостеприимного дома, — вдохновенно говорил Свечин, явно копируя манеру изложения знаменитых петербургских адвокатов. — Титулы самые высокие: некогда управляющий канцелярией, засим товарищ обер-прокурора Святейшего правительствующего Синода, ныне статс-секретарь, действительный тайный советник… Выборный член Государственного совета от Херсонской губернии, трудится по первому департаменту — юриспруденция и церковное право. Ордена святого Владимира и Анны, иностранные награды — командор ордена Короны Италии и баварский орден Гражданских заслуг, к примеру. Прошу любить и жаловать: барон Юлий Станиславович фон Гарденберг!

— Ого, — только и сказал Барков. — Наслышан. Это и впрямь серьезно.

— Вы, господа, присаживайтесь, — продолжил господин подполковник. — В ногах правды нет, а мы здесь останемся до рассвета, столько всего надо успеть… Юлий Станиславович, милейший, что же вы встали столбом?

— Кто вы такие? — чеканя каждое слово, вопросил седой барон. — И что означает этот отвратительный фарс? Наглое похищение? Вы хоть понимаете…

— Отлично понимаем-с, — перебил Свечин. Прикрикнул: — Успокойтесь и сядьте! Здесь вам не Синод, тем более что этот змеюшник именным повелением государя-императора Николая Николаевича с завтрашнего дня распускается и назначается Поместный собор, который изберет Патриарха! Прекрасная новость, не правда ли? Николай Николаевич, в отличие от предшественника, все-таки решился на этот шаг…

— Кто вы такие? — яростно повторил фон Гарденберг.

— Вас должна интересовать только моя персона. Все прочие — лишь свидетели. Могу сообщить, что я вас арестовываю по обвинению в государственной измене, заговоре, участии в незаконных обществах и враждебной Российской империи деятельности… Учтите, нынешний разговор неофициальный и у вас есть возможность покаяться. Ибо в казенном доме беседовать будут совсем иначе. Об этом деле государю докладывают трижды в день и его величество не склонен к милостям… Сядьте, я сказал!!

Подполковник представился по всей форме — сообщил из какого он ведомства и какими полномочиями обладает: оказалось, наиширочайшими, бумаги Свечина подписаны министрами внутренних дел и двора, в его распоряжение по необходимости поступают все гражданские, полицейские и военные чины губернии, обязанные исполнять приказы беспрекословно и не требуя подтверждений из столицы. Ослушание расценивается как измена.

Беня Крик едва слышно кашлянул.

— …Кстати, да, господин Король, — повернулся к Бене подполковник. — Спасибо, что напомнили. Вы ведь знакомя с народной мудростью — меньше знаешь, крепче спишь?

— Понял, — немедля отозвался Беня и шагнул к выходу. — Вы совершенно правы, ваше высокоблагородие. Если что понадобится, стукните кулаком в дверь, Косолапый рядом. Не беспокойтесь, подслушивать он не станет — и разумом скуден, и рожей не вышел. Я буду наверху.

— Очень сообразительный и деликатный молодой человек, — сказал подполковник, когда тяжелая дверь за мосье Криком затворилась. — Далеко пойдет. Но вернемся к нашим экзерцициям. Юлий Станиславович, вы меня слушаете? Прелестно… На данном этапе задавать вопросы не вижу смысла, лучше послушайте краткое обвинительное заключение, составленное мною на досуге. Особым талантом не обладаю, чай не Цицерон, но альтернативы никакой — придется терпеть мое косноязычие. Итак…

Слово «краткое» применительно к пламенной речи господина Свечина звучало насмешкой: говорил он два часа подряд без перерыва. Концессионеры слушали не отвлекаясь — для удобства Джералда подполковник выбрал французский, который понимали все присутствующие, включая обвиняемого. Барон фон Гарденберг высокомерно молчал, отвернувшись.

Начал Свечин издалека — с происхождения господина тайного советника и статс-секретаря. Обрусевший немец, внучатый племянник самого Карла Августа фон Гарденберга, канцлера королевства Пруссия во времена наполеоновских войн и участника знаменитого Венского конгресса, батюшка Юлия Станиславовича подвизался при австрийском дворе, позже переехал в Россию, где принял православие.