Волк Севера (ЛП) - Гамильтон Дункан M.

По мере продвижения уклон становился все круче. Через несколько часов его бедра горели, а каждый шаг казался подъемом по лестнице. Он остановился, чтобы перевести дух, и огляделся. Он никого не видел и ничего не слышал, кроме своих быстрых, хриплых вдохов. Воздух казался более разреженным, как будто легкие не могли втянуть достаточно воздуха, чтобы удовлетворить его потребности. Казалось, что он работает гораздо интенсивнее, чем на самом деле. Линия деревьев, несомненно, была уже далеко. Дальше были только скалы, снег и лед, пока он не достигнет скалы Джорундира, если, конечно, доберется до нее.

Только теперь, когда лес поредел настолько, что можно было разглядеть хоть какое-то расстояние, перед ним открылась грандиозность того, что лежало перед ним. Он знал, что это долгий путь, трудное восхождение, но когда Высокие Земли оказались ближе, чем когда-либо, он был ошеломлен. Гора перед ним доминировала над небом. Ему пришлось смотреть почти прямо вверх, чтобы проследить за ней, хотя вершина была скрыта облаками. Он был благодарен, что скала Джорундира находилась в долине, а не на самой вершине.

К одинокому звуку его дыхания присоединился треск ветки позади него. Вулфрик повернулся и оглянулся. Он ничего не мог разглядеть и не был уверен, откуда доносится звук — с лесной опушки или с дерева. Птиц вроде бы не было, но и на земле не было никаких признаков движения. Он продолжал осматривать лес в том направлении, откуда пришел, но все было неподвижно. И снова он слышал только звук собственного дыхания. На снегу не было никаких следов, кроме отпечатков его ног. Он понял, что крепко сжимает рукоять меча, и ослабил хватку. Он должен был оставаться начеку, но паранойя только отвлекала его. Если он хотел выжить в том, что ему предстоит, ему нужно было сосредоточиться, а не прыгать на каждый неожиданный звук.

Он двинулся вперед. Как только он вырвался за линию деревьев, на него обрушился ледяной ветер, от которого его пробрал озноб. Это была первая веха на его пути, и добраться до нее без проблем было счастьем. На просторах снега и скал перед ним было мало ориентиров, и порой было трудно определить угол подъема, из-за чего Вулфрик спотыкался и падал в снег. С каждым разом это отнимало у него все больше сил.

После, казалось, нескольких часов, проведенных в снегу, он увидел вдали на горе черную фигуру. Сначала он принял ее за камень, но не сразу понял, что она не приближается, а значит, движется примерно с той же скоростью, что и Вулфрик. Он никак не мог определить, кто из других учеников это, но это означало, что один из них, по крайней мере, находится дальше в пути, чем Вулфрик.

Вулфрик на мгновение остановился и стал наблюдать за неумолимым продвижением фигуры. Если бы только его собственная решимость идти вперед была такой же сильной. За первое место не полагалось награды, но он знал, что каждый из них питает такое стремление. Ему было интересно, какой путь выбрал другой ученик, что позволило ему добиться такого преимущества.

Одна нога впереди другой, сказал он себе. Это было все, что требовалось. Единственным преимуществом такого холода было то, что его ноги не промокли от тающего снега. Когда он поднял ногу, снег посыпался с кожи брюк, как мелкий порошок. Толстая меховая подкладка согревала ноги и не причиняла боли, которую мог вызвать холод. Этельман рассказал им всем об опасностях, с которыми они могут столкнуться из-за холода, и о том, на что следует обратить внимание, чтобы заранее предупредить о проблеме. В горах погибали не только белеки.

По словам Этельмана, наибольшему риску подвергаются пальцы рук и ног, а также лицо, если его не прикрыть шарфом. Закутанный в толстые зимние меха, он больше походил на медведя, чем на человека. Он быстро проверил пальцы и ступни. Удовлетворенный тем, что ощущение тепла и комфорта не было мнимым, он снова двинулся вперед.

Дышать становилось все труднее. Как бы сильно он ни задыхался, он не мог удовлетворить свою потребность. Он оставлял клапан на шапке расстегнутым до тех пор, пока нос, щеки и подбородок не стали чесаться и болеть от холода. Только тогда он снова застегнул его.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Этельман говорил, что от того места, где кончаются деревья, до Скалы — один день пути при прочих равных условиях. Он достиг линии деревьев вскоре после рассвета; если повезет, он сможет добраться туда к рассвету следующего дня. Остановки больше не будет, пока он не вернется к деревьям.

26

Голова Вулфрика пульсировала при каждом движении. Головная боль началась в какой-то момент, усиливаясь до тех пор, пока он не начал думать о чем-то другом. Несмотря на замедление темпа, казалось, что он начал приближаться к человеку впереди него — очевидно, он тоже страдал. Он отдернул клапан от лица и попытался втянуть в легкие как можно больше воздуха. Сколько бы он ни дышал, ему не хватало воздуха. Его лицо было мокрым. Сначала он подумал, что это от холода, но когда он поднял руку, чтобы вернуть клапан на место, рукавица оказалась вся в крови.

Вульфрик стянул рукавицу и прикоснулся пальцами к носу: из него непрерывно текла кровь. Он шмыгнул, пытаясь остановить поток, но все, что он сделал, это наполнил горло и рот металлическим привкусом крови. Кровь продолжала капать, и Вулфрик почувствовал, как его охватывает паника. Неужели это начало того, о чем предупреждал Этельман? Смерть изнутри? Похоже, он ничего не мог с этим поделать, поэтому он вернул заслонку на место, натянул рукавицу и продолжил подниматься по склону горы. Если гора и собиралась убить его, то не раньше, чем он коснется Скалы.

Его голова раскалывалась, а лоскут прилип к лицу от засохшей крови, когда фигура впереди, все ближе и ближе, исчезла. Вулфрик почувствовал, как его и без того перегруженное сердце ускорилось. Что с ним случилось? Дно долины было покрыто льдом глубже, чем самое высокое дерево. В нем были трещины, расщелины, которые могли быть скрыты слоем снега. Любой человек или что-либо, упавшее в них, никогда не было бы замечено. Неужели он провалился?

Он шел дальше, и в конце концов наступила ночь, но она была ясной, и луна освещала снежный пейзаж призрачным бледным светом. Вульфрик пробирался сквозь сугробы снега, не зная, то ли разум его обманывает, то ли путь становится все менее крутым. После столь долгого пути в гору это казалось слишком большой надеждой. Потребовалось всего несколько шагов, чтобы подтвердить его подозрения. Когда его нога коснулась земли на том же уровне, что и предыдущая, он едва не рассмеялся вслух. Он достиг долины. Он заметил второго ученика далеко впереди, все еще не более чем темное пятно на ландшафте.

По обе стороны долины возвышались пики, похожие на огромные древние лезвия мечей, ржавчина на которых сменилась снегом и льдом. Равнинная местность облегчала путь, но снег становился все глубже, местами до пояса, и продираться сквозь него не было сил. Он слышал только хруст снега под сапогами и жуткий шум ветра, похожий на далекий крик. Он с трудом втягивал воздух. В долине нельзя было останавливаться на отдых; задерживаться там означало навлекать на себя смерть.

Тонкие облака кружились вокруг долины, словно фантомы, висящие в воздухе. Он почти поверил, что это души павших воинов, вышедшие посмотреть, как новое поколение их собратьев приближается к дому Джорундира. Он подумал, не наблюдает ли за ними его отец. В сумерках долина казалась какой-то потусторонней. Может быть, это действительно место, где обитают боги?

Вулфрик понял, что быстро догоняет стоящую перед ним фигуру. Приблизившись, он увидел, что это Хейн, опустившийся на колени. По какой-то причине Вулфрик решил, что это, скорее всего, Аншель, но Хейн был самым сильным и выносливым из них, так что было логично предположить, что он успел добраться до этого места быстрее всех. На его лице было напряженное, измученное выражение. Это был взгляд поражения. Его глаза встретились с глазами Вулфрика, но он ничего не сказал.

Вулфрику хотелось остановиться, но он знал, что ничего не может сделать. Ему и так было тяжело нести свой собственный груз. Если к нему прибавится еще и груз Хейна, они оба погибнут и будут навеки исключены из Зала Джорундира. Ни давать помощь, ни просить о ней. Это казалось жестоким правилом.