Шестое чувство - Сергей Михайлов

-- Большое спасибо, тетя Клава, -- искренне поблагодарил я ее, бережно принимая журнал из ее рук.

-- Так, -- произнес наконец Евграф Юрьевич, заканчивая возню у стола, -- все готово, Николай Николаевич. Сейчас мы подключим к вашей голове сеть электродов, вы уснете, а когда проснетесь, все, касающееся вашего посещения Большого Колеса, эксперимента и всевозможных контактов с нами, включая и сегодняшний разговор, исчезнет из вашей памяти навсегда. Попутно мы лишим вас шестого чувства -- телепатии. Это совсем не больно. Вам когда-нибудь делали энцефалограмму? Ну так вот это почти то же самое. Готовы?

Вопрос был адресован Мокроносову. Тот в последний раз чем-то щелкнул в приборе, смахнул рукавом пыль с блестящей верхней панели и поднял на шефа глаза.

-- Готов.

-- Вы, Николай Николаевич?

Я кивнул.

-- Тогда прошу к столу.

Сержант Стоеросов предупредительно пододвинул к столу мое кресло, меня бережно усадили в него, Евграф Юрьевич одарил меня столь редкой на его устах улыбкой, желая, видимо, подбодрить и успокоить, потом холодные металлические электроды облепили мою голову, провода обвили ее электрической паутиной, что-то зажужжало, загудело, замигало... Почти тотчас же я стал проваливаться в небытие, теряя чувство реальности, освобождаясь от телесных оков, уносясь в бесконечность... Но прежде чем забыться, я услышал голоса -- раздраженный Евграфа Юрьевича и испуганно-виноватый Мокроносова.

-- Где восьмой электрод?

-- Клянусь, был здесь!

-- Вы что, не видите, что его здесь нет?

-- Ума не приложу, куда он мог задеваться...

-- Вы за это ответите... Растяпа! Кто отвечает за комплектность прибора?

-- Я...

-- Вам известна схема? На какую функцию головного мозга направлено действие восьмого электрода?

Ответ Мокроносова я уже не слышал...

Глава последняя

Очнулся я от вспышки. В глаза брызнул яркий свет и стал жечь их сквозь смеженные веки. Электрод... кажется, восьмой. Да-да, что-то в этом роде... Нет, не помню. Что они там со мной делают? Что-то с памятью... Я открыл глаза и тут же снова зажмурил их.

Утреннее солнце, только что выглянувшее из-за тучи, настойчиво било в лицо. Я окончательно проснулся и сел.

Было семь часов. Небо пылало сквозь незашторенное окно и слепило меня своей чистотой, безоблачностью (последняя туча стремительно растворилась) и бездонной голубизной. Комната была пуста -- ни ночных посетителей, ни инопланетного прибора на столе. Я сидел в кресле, лицом к окну: похоже, что я провел ночь в таком положении. Ныла спина, затекли ноги, но голова была ясная, на душе чувствовалась легкость, желание вскочить и тут же приняться за работу -- все равно, какую.

Я встал и прошелся по комнате. Воскресенье. Жена у сестры, Васька у друга, гуляет на проводах (хоть позвонил бы!) -- к вечеру вряд ли объявится.

Под ногой что-то звякнуло и покатилось по полу. Я нагнулся и поднял небольшой металлический цилиндр ярко-желтого цвета и почти невесомый. Сначала его вид вызвал во мне лишь недоумение и немой вопрос, но потом до меня дошло: вот он -- пропавший электрод! Я сунул его в карман, отправился на кухню, сварил кофе, выпил его, позвонил жене в Коровино-Ховрино (или Химки-Фуниково?), успокоился при звуке ее голоса, потом включил приемник -- и только тогда словно пелена прорвалась в моем сознании.

Память! Что с моей памятью? Мне было обещано, что по окончании эксперимента моя память полностью очистится от информации, так или иначе связанной с моим полетом на Большое Колесо и контактом с далекими его обитателями. Но я ничего не забыл! Я все помнил, также отчетливо и ясно, как вчера, позавчера, неделю назад, и никакого перехода в свое новое состояние я не ощущал. Может, вчерашний визит эмиссаров таинственного Центра был всего лишь сном? Да нет, это не сон -- в кармане явственно прощупывался восьмой электрод. Так в чем же дело? В памяти вдруг всплыла последняя фраза моего инопланетного шефа: "На какую функцию головного мозга направлено действие восьмого электрода?" Да на память, черт возьми, на память же! Не знаю, поняли ли это вчерашние визитеры -- а у меня были все основания полагать, что не поняли, -- но я это понял вдруг со всей отчетливостью. Эксперимент окончен -- но память о нем осталась со мной.

Мне стало душно. Я настежь открыл окно, и в комнату тотчас ворвался шум начинающегося дня -- дня прекрасного, солнечного, ясного, теплого. Вчерашний дождь умыл его, снял слой пыли с листьев и травы, зажег желтые огоньки сотен и сотен одуванчиков на строго очерченных парапетами газонах, наполнил мир сочными красками, усилив контрасты, смыв бледность, серость и скуку. Воздух стал прозрачным, легким и звонким от веселого щебета жизнерадостных пичуг. Жизнь прекрасна! -слышалось мне отовсюду. Да, конечно, но... -- в общем-то соглашался я, тут же вспомнив вчерашний инцидент в темном переулке. Взглянув в зеркало, я первым делом увидел лиловый лоснящийся фингал под правым глазом -- и тут же заныло левое плечо, да заскрипели, застонали старые, намятые сапожищами Дэна, ребра. Может быть она и прекрасна, -- подвел я черту, -- но не всегда. Бывают, надо сказать, моменты... Но сейчас, спору нет, она поистине прекрасна. Кстати, как мне теперь вести себя с Евграфом Юрьевичем? С тетей Клавой? Должно ли что-то меняться в наших отношениях? Или делать вид, что я действительно все забыл? Да нет, они живо прочтут мои мысли и выявят мою игру. Ладно, завтра видно будет, а пока...

Маша приехала только к вечеру -- уставшая, довольная и с двумя сумками покупок. А Васька-стервец в этот день так и не объявился.

В понедельник на работу я опоздал, так как все утро замазывал синяк под глазом жениной крем-пудрой, но синяк -- на то он и зовется "фонарем" -- светил также ярко сквозь трехмиллиметровый слой косметики, как и без оной. Плюнув с досады, я стер пудру с лица носовым платком и помчался на работу.

Неожиданности начались с самого порога нашей лаборатории. В дальнем правом углу, где обычно сидел Евграф Юрьевич, меня встретил колючий, начальственно-недовольный взгляд карьериста Балбесова. У меня похолодело на душе.

-- Изволите опаздывать, Николай Николаевич. Нехорошо-с. Хотелось бы знать причину, -- подчеркнуто вежливо, но с явной ехиднцей и издевкой проблеял карьерист.

-- А тебе-то что за дело? -- огрызнулся я и сел на свое место. Петя-Петушок уважительно, со знанием дела, оценивал мой синяк. -- Где шеф-то?

Вопрос был обращен в пустоту -- и та тут же отозвалась страстным, взволнованным шепотом Тамары Андреевны.

-- Тут такое, такое случилось! -- верещала она, захлебываясь в собственных словах. -- Евграфа Юрьевича вызвали в Америку, он, оказывается, звезду открыл, или какую-то там планету, у него дома подпольная обсерватория обнаружилась, за ним сам президент какой-то там ассоциации из самих Штатов прилетал, все хвалил, хлопал по плечу и сулил эти, как их, -- доллары! -- говорит, миллиарда полтора, больше пока не можем, а вот месяца эдак через три еще столько же подкинем. Я уже и нашатырь нюхала, да все никак не приду в себя. Ой, что же теперь будет!..

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});