Время меча - Юрий Нестеренко

В рядах наступающих возникло замешательство и суета, но этот эффект был кратковременным. Осознав, что чекневцы владеют более дальнобойным метательным оружием, тарсунцы не обратились вспять, а продолжили идти вперед, теперь уже старательно прикрываясь щитами. Тем не менее, первые потери были ими понесены. Арбалетов, однако, было немного — всего шесть дюжин на весь город, и даже в руках более умелых стрелков они не смогли бы опрокинуть наступавшую армию. К тому же арбалеты, превосходя луки в эффективной дальности и меткости, проигрывали в скорострельности.

Наконец атакующие пересекли черту, за которой в дело вступили чекневские луки. Все новые тарсунцы тяжело валились в грязь, под ноги своим товарищам, или же сворачивали в сторону и брели назад, держась за раненое плечо или хромая. По оборонявшимся доселе не было выпущено ни одной стрелы

— ведь даже пользуясь луками того же класса, стоявшие на стене имели преимущество в дальности. Но еще несколько шагов — и тарсунские лучники стали занимать свои позиции, а пехотинцы устремились вперед бегом.

В отличие от своих чекневских оппонентов, которые могли разместиться на стене лишь в одну линию, тарсунские стрелки выстраивались в несколько рядов, что позволяло им обрушить на защитников стен куда более плотную стрельбу. Несмотря на щиты, не так уж мало из этих стрел нашло свою цель; особенно желанной мишенью для зорких тарсунских лучников были арбалетчики. Луситский воевода, впрочем, перед началом боя отдал остроумный приказ привязать каждый арбалет веревкой к вбитому в стену или стационарный щит гвоздю — дабы поверженный стрелок не ронял вниз дефицитное оружие. Идея срабатывала не всегда — не всякий падавший со стены выпускал оружие из рук, и оно просто ломалось — однако к тому времени, как штурмующие полезли вверх по приставленным лестницам, у некоторых арбалетов успел смениться уже второй хозяин.

Чекневские стрелки оставались на своих местах до последнего момента и продолжали бить по врагу, пока вышедшие из башен мечники бежали навстречу друг другу за их спинами; лишь когда шлемы первых штурмующих уже вот-вот должны были показаться над стеной, стрелки побежали к ближайшим башням, в то время как мечники делали шаг вперед, занимая освобождающиеся места. Стрельба со стороны нападавших тоже прекратилась — они боялись попасть по своим.

Но прежде, чем началась жестокая рубка на стенах, заскрипели вороты, наклоняя заранее приготовленные котлы, и из наклонных желобов хлынули на атакующих окутанные паром потоки кипятка. С дикими воплями обваренные люди валились с лестниц.

Однако тарсунские командиры учитывали такую возможность. Лестницы были длинными, тяжелыми и прочными, что позволяло прислонять их к стене с большим наклоном. Мало того, что такую лестницу фактически невозможно было оттолкнуть, так еще и кипяток — или, тем паче, смола — лились лишь на первого из штурмующих, до лезущих следом поток просто не доставал. Разумеется, подобную уловку не удалось бы применить при штурме, скажем, Роллендаля с его более высокими стенами.

Тем не менее, тем вторым на лестницах, которые теперь стали первыми, не хотелось разделить судьбу предшественников, попав под кипящие струи. Возникло некоторое замешательство. Нетерпеливые крики командиров снизу не производили должного впечатления, однако собственные товарищи напирали сзади, вынуждая продвигаться вперед. Вновь хлынул кипяток, однако это уже не было неожиданностью для штурмовавших, и горячие потоки разбивались о подставленные щиты. Брызги летели во все стороны, клубился пар, но большинство отделалось в худшем случае мелкими ожогами от разлетавшихся капель; однако были и те, кто по недостатку ловкости или везения получил сполна; они падали вниз или, что было хуже для нападавших, с воем шарахались назад, опрокидывая и сталкивая тех, кто лез вслед за ними. В этот момент над укреплениями западной стороны разнесся зычный голос какого-то кряжистого тарсунского богатыря, который, не церемонясь, спихнул с лестницы напиравшего на него в панике неудачника и, возвышаясь с воздетым мечом в облаках пара, возгласил во всю силу могучих легких:

— Кто там стушевался перед чекневскими собаками? Отплатим им за угощение! Тарсунь!

— Тарсууунь! — взревели на лестницах и внизу, и клич этот подхватили части, штурмовавшие стены с севера и с юга.

— Чекнев! — рявкнуло в ответ со стен.

С новой яростью нападавшие устремились вперед и прорвались на стены в нескольких местах. Закипела жестокая рубка.

Тем временем на востоке бойцы у катапульт изменили тактику — теперь они стремились поджечь не город за стеной, а саму стену. Меткость их оставляла желать лучшего; большинство снарядов по-прежнему перелетало через стену или падало на землю, не долетев. Но несколько горшков все же разбились о бревна стены; защитникам, однако, пока удавалось заливать огонь водой. Лучники, немногочисленные на восточной стене, ибо отсюда, с реки, штурма не предвиделось, с самого начала атаки пытались воздать тарсунцам их же монетой, пуская горящие стрелы в их ладьи; однако те стояли на якорях слишком далеко, и стрелы бессильно падали в воду. Затем, однако, чекневский воевода прислал на подмогу арбалетчиков, освободившихся после вынужденного отступления с других стен. Задача, впрочем, была непростой и для них; стрелы в большинстве своем по-прежнему не достигали цели, отнесенные ветром. Развернув свои суда перпендикулярно берегу, тарсунцы убили двух зайцев: во-первых, если бы катапульты были установлены поперек палубы, а не вдоль, то каждый выстрел раскачивал бы ладьи, а во-вторых, так стрелкам на стенах труднее было попасть. Тем не менее, некоторые стрелы втыкались в палубы или, что было более опасно, в борта; однако тарсунцы были начеку и затаптывали огонь или заливали водой из ведер.

Элине, однако, было не до наблюдений за событиями на реке: вместе с другими она дралась на северной стене. Ей приходилось нелегко: на стене было мало места для маневра, здесь нужен был иной стиль — стиль тяжеловооруженного воина, тупо обрушивающего могучие удары на каждый показавшийся над гребнем шишак шлема. Тем не менее, первого врага ей удалось сразить прямым ударом меча в незащищенное горло, а второго, уже почти забравшегося — оглушить ударом щита; третий влез-таки на стену и вынудил ее отступить вправо, но при этом повернулся к ней лицом, чем немедленно воспользовался дравшийся рядом Эйрих, нанесший ему удар в спину и успевший вновь развернуться к собственному противнику. Элина едва успела вернуться на свое место, чтобы с размаху скрестить мечи с четвертым тарсунцем; худшая сталь луситского клинка не выдержала столкновения с западным мечом и сломалась, но удар был так силен, что у Элины заныла кисть; боль отдалась даже в локте. Лусит, оставшись без оружия, прикрылся щитом и быстро нагнулся за валявшимся на стене мечом своего предшественника. И пожалуй что щит защитил бы его от ожидавшегося рубящего удара сверху, но Элина, чья рука еще не отошла, применила совсем не рыцарский прием, с силой пнув тарсунца сапогом под зад. Тот не удержал равновесия и свалился со стены внутрь крепости. Та же участь ждала и пятого тарсунца, когда Элина, поднырнув под его меч, рубанула его по ногам. Краем глаза она заметила, как Эйрих с натугой поднял облаченное в доспехи тело своего только что поверженного врага и кинул его со стены навстречу новым штурмующим; судя по донесшимся крикам, это сбросило с лестницы двоих.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});