Меч Вещего Олега. Фехтовальщик из будущего - Валерий Большаков

– А мы как? – спросил Пончик. – Не по морю разве? Крут на корабле хотел…

– А когда прибудет корабль, идущий в Старигард, ты не узнавал?

– Г-где?

– В кассе морвокзала!

Шурка надулся.

– Извини, Понч, – сказал Олег после недолгого молчания.

Пончев махнул рукой:

– Поехали…

– Поехали!

Глава 25. Переветник

Гарды, Дрэллеборг

Эйрика Энундсона разбудили девичьи визги – ярлы в соседних палатах забавлялись с туземочками. Конунг потянулся, откинул жаркое одеяло, скроенное из шкурок горностая, и прошлепал к окну.

По двору крепости шатались викинги, кружа вокруг котлов, в которых булькала похлебка, отстаиваясь по углам, где самые азартные резались в кости, играя на свою долю в добыче. Гуннар Метатель Колец ходил скучный – продул все, что ему причиталось, еще и в долги залез, дурень…

Эйрик почесал живот, прислушался к стонам и крикам за стеной. Подумал, что давненько он не отведывал плотских утех, подтянул штаны и решительно двинулся к двери.

В коридоре поджидал Хранир Белый, норманн-великан, спокойный, как идол на кургане.

– Белый! – окликнул его конунг. – Приведи девку!

Великан кивнул понятливо и развернулся уходить.

– Покрасивше сыщи! – добавил Эйрик.

– Сыщу! – прогудел Хранир.

На миг стало темно – это Белый вписался в дверной проем, застя свет. Эйрик вернулся в покои, думая о приятном и отбрасывая назойливые мысли об опасностях.

В коридоре протопали шаги, дверь отворилась, и могучая длань Хранира впихнула в помещение статную девицу, высокую, голубоглазую, с пышной золотой косой. Рубаха ее была изодрана и перепачкана в саже, но груди так мощно распирали ткань, что глаз этих мелочей не замечал вовсе.

– Подойди! – властно сказал конунг на корявом русском.

Девица вздернула голову, ужалила взором голубых глаз, но не ослушалась, подошла.

– Раздевайся, ложись!

Ладожанка искривила презрительно губки и опять не стала перечить – молча стянула рубаху и улеглась. Ее тугое тело было безупречно, а гладкая, плотная кожа чуть ли не светилась матовым оттенком белизны. Эйрик глядел на девицу с вожделением и все ждал воздымания. Не дождался. Ничего не напрягалось в укромности и не заявляло о себе. Дрожащими руками конунг сорвал с себя штаны, но и это не помогло. Раньше-то, бывало, только подумаешь о такой вот девице, и все, гульфик трещит от плотского напряга, ткань не выдерживает! Неужто та ведьма лишила его мужской силы?! Невозможно!

Девица, лежавшая до этого безучастно, отвернув лицо к стене, повернулась и оглядела конунга. Заметив вялый член, обвисший тряпицей, она расхохоталась. Все смешалось в ее смехе: издевка, торжество побежденной, презрение к врагу, никчемному и потешному, и даже легкая брезгливость, какую здоровый человек испытывает к уродцам.

Жестокая ярость кровью ударила в лицо конунгу, воспламенила мозг. Эйрик выхватил меч и набросился на девицу, нанося удары вдоль и поперек, рассекая пышную грудь, перерубая стройную ногу, полосуя живот, не знавший бремени. Девушка умерла молча.

Эйрик отошел к стене, приткнулся к ней лбом. Гулкие толчки сердца ослабли, кровь отливала от лица.

Эйрик нагнулся за штанами, натянул их и прошел к двери:

– Хранир!

Норвежец возник на пороге.

– Убери ее!

Хранир перевел взгляд на кровать. Зрачки его не расширились. Неторопливо подойдя к месту преступления, Хранир замотал труп девушки в горностаевое одеяло и понес на вытянутых руках, осторожно, чтобы не испачкаться.

А Эйриком овладело смертельное равнодушие ко всему на свете. И война ему эта обрыдла, и мир, и власть, и богатство. Зачем они ему теперь?

Подойдя к окну, Эйрик выглянул во двор и крикнул:

– Вади ярла ко мне! Живо!

* * *

Вадим был очень недоволен Эйриком. Весь ход войны вызывал у него досаду и раздражение – все шло не так, как мечталось, как приходило ему на ум в сладких грезах. Эти гадские варяги… Они все перепортили! Взяли да и оставили Альдейгу! Предупредили их, что ли? А кто бы мог? Карелы? Да они бы просто не прорвались сквозь строй свейских драккаров! А потом все те драккары спалили, как ненужный хлам в ночь на Купалу… И теперь этот придурок, конунг свейский, бегает за ладожанами по лесам, в жмурки с ними играет, в догонялки, и не замечает будто, что не все викинги возвращаются из лесу. Весины, меряне, карелы, ижоры сходятся к пепелищам Альдейги и сжимают, стягивают незримое кольцо… А где дружина Хакона? Пусть уцелела лишь половина варягов, что с того? У гардского конунга было всего двести человек, когда он брал Париж. И взял ведь! Ограбил купцов франкских, обчистил монастыри и монетный двор на острове Ситэ… А Эйрик этого не понимает. И где они теперь, варяги эти?.. Что готовят?..

Вадим расхаживал по шатру, кружил вокруг опорного столба, руки за спину, и злился, злился, злился… На дурака Эйрика, на сволочь Хакона, на всех.

Внезапно полог шатра отпахнулся, и внутрь заглянул Хранир Белый.

– Эйрик зовет Вади ярла, – флегматично сообщил норманн и убрался.

«Эйрик зовет! – передразнил гиганта Вадим. – Тоже мне, собачку нашли… Служи, собачка! Дай лапу! Молодец! На тебе косточку со стола!»

Распаляясь от гнева, Вадим покинул шатер и прошествовал в крепость. Викинги не обращали на него внимания. Правильно, что они – собачек не видали?

Ярл поднялся на высокое крыльцо терема и прошел в верхние палаты. Хранир уже поджидал его и молча указал на Большой зал, где конунги гардские восседали на троне, принимали послов, судили да рядили с боярами и княжьем.

Вадим перешагнул знакомый порог и оказался в светлой, обширной комнате. В окна были вставлены рамы с круглыми стеклами, какие варят мастера в Дербенте, и это были единственные застекленные окна во всех Гардах. С балок потолка свисали два бронзовых колеса со множеством свечей, а в углах стояли враскорячку позолоченные треножники, поддерживающие светильни, заправленные маслом. Палату по всему периметру окаймляла лавка, застеленная кошмами в несколько слоев, а почти весь пол покрывал роскошный ковер персидской работы. В противоположной от входа стороне Большого зала стоял трон – большое удобное кресло, похищенное Бравлином конунгом где-то в Фессалониках. На стене за троном скрещивались копья и мечи прежних правителей Гардарики, а на потертом кожаном сиденье, набитом волосом, восседал Эйрик конунг. Упершись локтем о подлокотник, Энундсон подпер кулаком голову и думал. Судя по его лицу, думы были нерадужные.

– Явился? – проговорил Эйрик, по-прежнему глядя за мутные стеклышки окон. – Садись.

Вадим сел на лавку и вытянул ноги.

– Ты высказывал желание стать конунгом? – скучным голосом измолвил Эйрик.

– Да, – выдавил ярл.

– Твое желание исполнилось, – по-прежнему скучно сказал конунг. – На-ка вот, примерь!

Эйрик сунул руку за кресло и вытащил венец Хакона – золотой обруч с изумрудом.

– Это мне?! – пролепетал Вадим, мгновенно забыв, как только что его корчило от унижения.

– Кому ж еще? – пробурчал Эйрик. – Хватит мне за тебя трудиться, поработай и ты!

Вадим принял венец из рук Эйрика. Косточка собачке? Допустим, но ведь мозговая, и какое на ней мясо! Взяв обруч двумя руками, ярл скинул шапку и нацепил венец. Вот и вся коронация… Обруч жал, но это пустяки – распилим, разожмем, а то и вовсе новый закажем!

– Чего ты хочешь, Эйрик конунг? – спросил Вадим.

– Ишь ты его! – усмехнулся Эйрик. – Заговорил как… Прямо король! Ладно… Много у тебя людей?

– Двести. И три лодьи.

– Это хорошо… Это хорошо… Тогда берись за дело! Наводи порядок. Хватит народу твоему по лесам шляться, пусть возвращаются и строят новые дома. Только выкуп пускай заплатят… За себя, за детей, за скотину. И никто их тогда не тронет.

– Понятно, – кивнул «Вади конунг». – А с воинами как быть?

– А с воинов двойной выкуп требуй. И чтобы оружие сдали.

– Не сдадут, – покачал головой Вадим.

– Тогда истреби! Или к себе перемани, посули землю, золото, рабов… Действуй, конунг!

* * *

Вадим взялся за дело рьяно. Тем же днем построил своих гридней, оторвав их от дармовой выпивки, погрузил в лодьи и направился к Дрэллеборгу – крепости, что стояла пониже Гадара, столицы ярлства Ильменского. В Дрэллеборге сидел Актеву херсир. Свеи пытались было взять крепость приступом, но бросили это дело – много добра не соберешь, а бойцов положишь не одну сотню.

К вечеру гридь Вадимова высадилась на берег, а следом за ней и пять сотен хускарлов, выделенных Эйриком.

Дрэллеборг не открывался, как Альдейга, в сторону реки, его со всех сторон обносил крепкий частокол, сбитый из толстенных стволов – в обхват и больше. Поверху палисад накрывали заборола, сколоченные из лесин. Оттуда штурмующих можно было обстреливать, лупить по головам из бойниц, прорезанных в полу и в стенах. Крепость отходила недалеко от берега, почти примыкая к длинной пристани.