Под знаком кометы - Юлия Викторовна Маркова

несмотря на некоторые допущенные вами просчеты, ваш ум ценится Нами чрезвычайно высоко, и Мы совершенно не прочь еще раз приобщиться к его мудрости.

– Дело в том, – сказал Одинцов, – что наблюдаемая в настоящий момент нами австро-венгерская картина очень напоминает мне распад Советского Союза, который я успел застать в молодости. Если из многонациональной сложносочиненной конструкции выдернуть руководящий и направляющий стержень и одновременно убрать сверхзадачу противостояния сильному внешнему врагу, то в государстве начинает сыпаться все и сразу. А зачем рвать жилы и подчиняться приказам из далекого и непонятного Центра, когда и без того теперь все будет хорошо? И в то же время кто-то совсем рядом, решая свои местные проблемы, развязывает внутренние войны между хорватами и венграми, грузинами и абхазами, армянами и азербайджанцами. И у того же Центра нет никакой возможности этому помешать, поскольку его главный источник ресурсов отказал ему в преданности. Разница между той и этой историями в том, что в Австро-Венгерской империи ресурсы собирались с миру по нитке, и мятежная Венгрия была одним из самых крупных источников, а в Советском Союзе тянуть можно было только с РСФСР, потому что все прочие «национальные» территории давно и прочно сидели на дотации.

– Так вы, Павел Павлович, считаете, что когда Франц Фердинанд объявлял о прекращении вражды с Российской империей, то он сам подписал смертный приговор государственному единству Двуединой монархии? – спросила Ольга. – У вас, насколько я помню, в отношении американцев на такую глупость сподобился месье Горбачев?

– Франц Фердинанд многократно умнее, честнее и совестливее, чем реинкарнация Иуды с пятном на темечке, – ответил тот. – Но все равно, как оказалось, законы исторического развития не делают исключения даже для умных и красивых. Вытащил из лучших побуждений из своего государства становой стержень, и даже два – так получай в ответ полную дезинтеграцию. Отныне каждый сам за себя.

– Постойте-постойте! – замахала руками Ольга. – В случае с вашим Советским Союзом разрушением второго станового стержня была отмена политической монополии – то есть руководящей роли сознанной господином Ульяновым коммунистической партии. Но в Австро-Венгерской политике партии играют настолько ничтожную роль, что их влиянием можно попросту пренебречь.

Канцлер Одинцов подумал и обстоятельно ответил:

– Коммунистическая партия Советского Союза, кандидатом в члены которой мне в свое время довелось состоять, не была политической партией в обычном смысле слова. Когда наш друг Ильич понял, что при помощи европейских методов невозможно управлять страной, где монархия вросла на уровне инстинкта, он перековал свой инструмент по захвату власти в этакого коллективного государя-императора – мудрого, прозорливого и строящего планы на века, а не так, как при демократиях, когда горизонт планирования ограничен электоральным циклом. Месье Горбачев так и не понял, что отмена руководящей и направляющей роли коммунистической партии означает отречение этого коллективного монарха, со всеми вытекающими последствиями: Смутой Временщиков и Гражданской войной. Наш друг Франц Фердинанд, конечно, непосредственным образом от престола не отрекался, но показал всем и каждому, что теперь он не австро-венгерский император, а отдельно император Австрийский, король Богемский, Хорватский и Венгерский. Там, где предыдущий хозяин Шёнбруннского дворца придерживался твердокаменного консерватизма, новый император разобрал старые скрепы и взял курс на перемены и последующий демонтаж сего несуразного строения. Вот оно и посыпалось все и сразу. И ведь до того, как по зданию побежала первая трещинка, никто и ничего не мог заподозрить – настолько хорошо старый мизерабль Франц-Иосиф заштукатурил и отлакировал свой заколдованный замок – так, что тот стал казаться несокрушимой твердыней. А вот поди ж ты: ковырнули штукатурку пальчиком – и из-под нее посыпался песок… И ведь никто не скажет через двадцать лет, что это была величайшая геополитическая катастрофа в истории. Умерла империя Габсбургов, и черт с ней, ибо в отдельных национальных квартирах бывшим жильцам коммуналки куда уютнее.

– Отрекаться от престола Мы не собираемся, и своим потомкам не посоветуем, – хмыкнула Ольга, – но важность образа врага для поддержания целостности государства Нас тревожит. Прежде нашими врагами на континенте были Османская империя, Австро-Венгрия, Германия и Великобритания. Турецкое государство уже исчезло, Австро-Венгрия на грани того же, а с Германией и Британией мы худо-бедно уже примирились, ибо нам не нужна война у наших границ. Кому нам теперь противостоять, ради чего рвать жилы, строить металлургические, химические и прочие заводы, шахты и рудники? Не лучше ли иметь побольше граммофонов и ситца на душу населения, масла вместо пушек, и чтобы балеринки императорских театров плясали по всей планете, радуя местных обывателей и занося в наше богоспасаемое Отечество разные неприличные болезни? Если нет врага, который собирается нас сожрать, нужна ли кому-нибудь тогда наша суровая простота? Не лучше ли тогда, истребив самую вопиющую нищету, жить богато и хлебосольно и, не считая денег, тыкать всем прочим в глаза нашим достатком, чтобы все завидовали? Олимпиаду в России было бы неплохо провести, чемпионат Европы по английскому футболу или еще какое-нибудь такое мероприятие, на которое был так горазд ваш господин Путин, когда хотел пустить пыль в глаза своим оппонентам…

– Рано нам еще пускать пыль в глаза, – угрюмо произнес канцлер. – Дружба с Германией и Британией может оказаться весьма скоропортящейся, а за двумя океанами нас еще ждет единственный настоящий враг, с которым Российской империи еще предстоит схлестнуться в схватке не на жизнь, а на смерть. Эти люди просто не умеют уживаться с теми, кто не похож на них внешностью и складом ума. Свою историю они начали с того, что уничтожили несчастных американских индейцев, а закончить собираются уничтожением все мира. И только Россия способна собрать вокруг себя антиамериканский альянс, способный дать отпор потомкам пиратов и обратит в ничто их притязания на мировое господство. И тут нам на руку играют как стремление кайзера Вильгельма отвоевать себе колонии в Южной Америке, так и тревога, которую стала испытывать Британия по поводу тех, кто собирается принять за ней наследство. Пора и нам начинать ориентировать народ по этому поводу самым правильным образом, чтобы никто не обольщался по поводу Заокеанщины. Истории про благородных и честных индейцев и коварных американских колонизаторов будут тут нам в помощь.

– Я вас поняла, Павел Павлович, – кивнула императрица, – и должна сказать, что ваш ответ меня вполне устроил. А значит, так мы и поступим, надо только приискать соответствующих литераторов, чтобы те ни в чем не уступали знаменитому Фенимору Куперу. Прежде чем послать против врага солдат, надо произвести соответствующую идеологическую обработку народных масс, чтобы война виделась справедливой