Меня создала Англия - Грэм Грин

– Свадебного подарка?

Холл положил на стол газету и запонки.

– Я не разрешал этого, – сказал Крог.

– Так, – выпрямился Холл, – тогда я знаю, кто это сделал. Недаром он приставал с разговорами к служащим.

– Фаррант?

– Зачем вы его взяли, мистер Крог? – спросил Холл. – Зачем?

– Мне был нужен телохранитель.

Собачья физиономия Холла передернулась:

– Для этого есть я. В Амстердам вы могли послать кого-нибудь другого. Этот парень меня сразу насторожил. Не знаешь, что у него на уме. Много он помог в ту ночь? – Холл поднял и снова опустил на стол кожаный футлярчик в пятнах крови. – Он безвредный малый, – грустно сказал Крог. – Он мне понравился. Придется отправить его домой.

– А мисс Фаррант знает о продаже «Баттерсону»?

– Ей можно доверять, Холл.

Но Холл никому не доверял. Он стоял у окна, отравляя комнату подозрениями, ревностью и преданным обожанием. Рядом с ним все обнаруживало свою истинную цену: заумный модерн, изысканно-уродливые формы – все теряло вид рядом с его честным коричневым костюмом из магазина готового платья. Он не боялся показаться вульгарным (пиджак в талию), сентиментальным (брелок на цепочке для часов), глупым (бумажный нос в Барселоне). Он не тянулся за модой, не стремился привить себе хороший вкус – он был самим собой. Холлом.

Устоять перед его преданностью было немыслимо. Крог поерзал, бросил взгляд на запонки и со вздохом повторил:

– Мы отправим его домой.

– Вы не знаете этих людей, мистер Крог, – сказал Холл. – Предоставьте его мне. Я все улажу.

– Дадим ему билет в руки – и дело с концом.

– Нет, – сказал Холл. – Ни в коем случае не делайте этого. Он здесь болтался повсюду, говорил с персоналом о краткосрочных займах. Откуда он знает о наших займах?

– От своей сестры, надо полагать, – сказал Крог. – Что, если он знает еще кое о чем? Он возвращается домой, не находит работы – и идет в «Баттерсон»! Мы должны задержать его здесь на неделю. – А здесь он связался с прессой.

– С прессой мы уладим.

– Хорошо, – неожиданно повеселев, согласился Крог. – Подождем неделю. Это легко сделать. Он не хочет уезжать. Пока ему платят, он будет вести себя тихо.

– Вам надо объяснить мисс Фаррант, что к чему. – Но при виде ее Холл отвернулся, он не мог примириться с мыслью, что ей доверяют: баба. Пусть Крог сам объясняется.

– Твой брат распустил язык с прессой.

– Быстро ты узнал.

– Это Холл.

– Ну, разумеется.

– Этому надо положить конец.

– Не волнуйся, – сказала Кейт. – Завтра он уезжает в Англию. Я дала ему деньги.

– В Англию? Почему в Англию? – Холл повернулся в их сторону. Он встревоженно потянул руки из карманов, но сдержал себя. – Не беспокойтесь, мистер Крог. – Он был похож на старую няню, у которой уже взрослый подопечный: ей хочется успокоить его, как раньше, – обнять, пригреть на груди, но тот давно вышел из этого возраста. – Нет оснований беспокоиться. Я все улажу.

– У него там девушка, – объяснила Кейт, слишком явно стараясь убедить их, что ничего особенного не происходит, что бояться ровным счетом нечего. – Он влюблен, – грустно добавила она. Ее объяснениям нужен был сочувствующий слушатель, они птицей бились в непроницаемое стекло, за которым укрылся Холл, срывались и падали. Его любовь к Крогу восхищала, трогала и пугала – он растворился в ней весь без остатка. Он был неотъемлемой частью «Крога», как пепельница с монограммой или ковер с инициалами («Мы его подсидим, как Андерссона», – пообещал он), и по этой же причине «Крог» был немыслим без Холла. «Крог» перенял его мелочность, перестраховочную осторожность, нерассуждающую жестокость, «Крог» слился с Холлом.

– Вы не сделаете этого, – сказала Кейт.

– Мы его подсидим, – повторил Холл.

– Тогда не вините меня, если он заговорит, – сказала Кейт. – Он не дурак.

– Иначе говоря, он знает о продаже «Баттерсону»? – спросил Холл. – Что, может быть, уже все знают об этом?

Он обдал ее неприязненным, испытующим взглядом, однако он слишком уважал ее, чтобы попусту терять время. Ведь они единомышленники, им обоим наплевать на Андерссона, только стараются они каждый ради своего человека – в этом вся разница. У Холла не было времени долго раздумывать, его мысли приняли определенное направление. – Он играет в покер? – спросил он. – Да, – ответила Кейт.

– И хорошо играет?

– Он ни во что не играет хорошо.

– Насколько я понимаю, – сказал Холл, – с карточным долгом человеку не до баб. Вам придется вечером сесть за карты, мистер Крог. Его нельзя отпускать в Англию.

– Вечером мы с Тони уходим, – сказала Кейт.

– Если не карты, то мы ему что-нибудь подстроим, – сказал Холл. – Ему нельзя уезжать из Стокгольма.

Он стоял застывшим столбиком бурого едкого дыма. Носки его замшевых туфель заострились, от злости набрякло пальто. – Я спокоен, – сказал он, – и я прослежу, чтобы мистер Крог тоже не беспокоился.

– Нужно ли это понимать так, что вы хотите составить нам компанию за ужином? – с вызовом спросила Кейт.

– Я приду, – заверил Холл. – Можете не сомневаться. Бурый столбик едкого дыма, туго перекрученный злостью, – он крепко стоял, этот добровольный цербер дворцов из стекла, заводов в Нючепинге, лесопилен на севере.

***

Холл поднялся и закрыл окна, двойными рамами прогнав вечернюю сырость.

Энтони поставил две кроны, Крог четыре.

– Я кладу карты, – сказала Кейт. – Мне сегодня что-то не везет. Холл вернулся к столу. На своем веку он переиграл столько партий, что уже не следил за выдержкой, и это не был блеф, он не играл комедию, а просто умел отключиться и думать о другом. Он стремительно надбавлял ставку и погружался в долгое недоверчивое молчание. – Удваиваю, – он в упор смотрел на Энтони, совершенно не интересуясь, что у того в руке. Его занимали совсем другие мысли, и, когда пришла его очередь, он не раздумывая сбросил подвернувшуюся карту (у него были две десятки пик, четверка и двойка бубен и трефовая шестерка). – Беру одну, – сказал он, сбрасывая шестерку. Он не учитывал возможности, как полагается игроку, играл наобум; он рассчитывал только на слабость противника, ни о чем не думал. Против сильного игрока он непременно проигрывал, зато среднего или слабого неизменно побеждал. Взятую карту он даже не удостоил взглядом (это была тройка червей).

– Беру три, – объявил Галли. – Карты привели его в радужное настроение, он был убежден, что разгадает любой блеф. – Военный атташе забывает об осторожности, – хохотнул он, обежав присутствующих светлым зайчиком монокля. – Военные хитрости, ха-ха! – но безучастность Холла заставила его прикусить язык.

– Удваиваю, – сказал Холл.

За спиною Энтони Кейт прошла к окну. В его невезучей сильной руке она увидела три девятки, валета, двойку. По собственному убеждению, он играл трезво, не блефовал по крупной, зато обязательно передерживал самую малость, и либо его просили открыть карту, либо он сам не выдерживал высоких ставок Холла и пасовал. Он только один раз выиграл. – Да-а, – напуская туману, протянул Галли, – тут надо подумать. – Еще удваиваю, – сказал Холл. Она взглянула в его сторону: одну руку он плашмя выложил на стол, другую держал на коленях, тесным веером зажав в ней карты; он не отрываясь смотрел на Крога. При каждой ставке Галли заглядывал в свои карты.

За окном прошел пароход, помаргивая огнями в низком сером тумане; он прошел под отражением игроков и за головою Холла канул в ночь. На том берегу просверленными дырками зияли освещенные окна рабочих квартир. – Посланник уехал в отпуск? – спросила Кейт. – Он всегда к первому числу ездит в Шотландию, – ответил Галли. – На это время я пускаюсь в кутеж. Вы охотитесь, Фаррант? – Да, – сказал Энтони, избегая смотреть в сторону Кейт, – я надеюсь застать несколько дней.

– Едете домой?

– Завтра.

– На море сейчас неспокойно, – сказал Галли. – Плаваете хорошо?

– Не очень.

– Не рискуешь – не добудешь, – посочувствовал Галли. – У меня к воде недоверие, ха-ха! Сыроежка Траверс на днях звал к себе. Он откупил участок для охоты.

– Еще удваиваю, – сказал Холл. Он пропускал мимо ушей разговоры и с тем же сосредоточенным видом, какой у него был в уборной на самолете, одну за другой курил сигареты, выпуская через нос бурый табачный дым. – Пасую.

– Я уравниваю, – сказал Крог. Холл бросил на стол карты – две десятки, остальное совсем мелочь.

– У меня две дамы, – показал Крог.

– Не жалеете вы своего преданного слугу, – вздохнул Энтони, передавая Крогу проигрыш. Он раскурил сигарету, светясь беспричинным счастьем и всему радуясь, – тонкой струйке дыма, картам, которые Холл собрал для новой сдачи.

Запомнить эту минуту, думала Кейт: Тони рядом, Тони счастлив, за окном проплывает лодка, за озером гаснут окна в рабочих квартирах. Ветер разворошил стелющийся туман, вспенил его над водой и в рост человека закутал ноги уличных фонарей; через двойные рамы окон проникают слабые звуки автомобильных сирен. Запомнить эту минуту. Спрятать поглубже. – Перекусите, пока не начали, – предложила Кейт. Она подкатила к ним столик с закусками, разлила по рюмкам шнапс. Мужчины разобрали бутерброды с ветчиной, колбасой, копченой лососиной. Холл ничего не взял, он раскурил новую сигарету и перетасовал карты. – Skal. – Skal. – Skal. – Запомнить эту минуту.