Крутой мэн и железная леди - Елена Арсеньева

– А зачем? – наивно спросила Алёна. – Может, отдать ей кисточки, да пусть красится, пока не надоест.

– Видите ли, ее друг – студент-психолог. И он знает, что это за штука такая – психосоматика. – Он поглядел на Алёну, но увидел на ее лице только сущее непонимание. – Ну хорошо. Условно, очень условно говоря, психосоматика – это физическое проявление психического расстройства. Ну, например, человек нервничает – и его тело покрывается сыпью. Понятно? А теперь поглядите сюда… – И Юрий кивком указал на черно-лиловый живот барышни с прижатой к нему ладонью.

Алёна глянула – да так и ахнула, увидев, что между пальцами одна за другой струятся капли. Это была не краска, как ей показалось сначала! Это была кровь!

– Она ранена!

– Конечно, – кивнул Юрий.

– Что, кистью?.. Вот этой колонковой кисточкой?! – Алёну замутило.

– Да ну, что вы глупости говорите, – быстро, сердито и очень тихо произнес Юрий. – Какого черта, она что, филиппинский хилер? Натуральное проникающее ранение колющим или режущим предметом! И великая сила искусства тут совершенно ни при чем. Я пока еще толком не понял, сама она себя пырнула или ее парень, который тоже выглядит… нездоровым, мягко говоря, но на всякий случай отправил с ним Ваню на кухню. Якобы успокаивать.. Надеюсь, Ваня его зафиксирует, вы же видели его мускулатуру. А я неспособен работать, если знаю, что мне в любую минуту могут ножик под лопатку воткнуть. Не исключено, впрочем, что девушка сама себя порезала, но сейчас у нее, по крайней мере, нет оружия. Поэтому давайте поступим так. Я ей еще какое-то время зубы позаговариваю, а вы сейчас выйдете в прихожую и оттуда позвоните к нам на станцию, чтобы прислали бригаду поддержки. Только тихо, тихонечко, чтобы на кухне слышно не было. А то еще перевозбудится парень. Поняли? Идите, да побыстрее, неизвестно, сколько я смогу ее тут уговаривать, чтобы она эту рану держала.

Алёна тупо смотрела на него. Ей показалось, что она попала в какой-то сумасшедший сон, в сущий кошмар… в магическую, правда что, реальность! У нее в голове как-то странно шумело, случившееся чудилось абсолютно неправдоподобным. То, что говорил Юрий… то, что происходило… чушь какая-то! Сначала про одно, потом про другое. Психосоматика или проникающее ранение? Одно, конечно, не исключает другое, но…

– Идите же! – приказал Юрий раздраженно. И, подчинившись его властному голосу, Алёна открыла сумку, достала телефон и шагнула было за порог, но тут на пути ее возник какой-то человек.

Алёна отпрянула, задохнувшись: судя по фигуре, обнаженной по пояс, по стройным бедрам, обтянутым джинсами, он был молод, однако лицо… это была какая-то фиолетово-черная жуть с белыми разводами! Некоторым образом это напоминало раскраску раненой девушки, и Алёна вдруг задумалась, кто кого раскрашивал: больная своего друга или он ее? Во всяком случае не было сомнений, что перед ней стоял именно друг помешавшейся девушки, тот, кто вызвал «Скорую», очень может быть, сначала раскрасив пациентку и доведя ее до умопомешательства…

– Ну что, Инка? Все в порядке? – спросил парень, делая шаг в комнату и улыбаясь своей подружке, которая при виде его тихо ахнула и попятилась к стене.

«А где Ваня?» – хотела спросить Алёна, но не успела: Юрий повернулся к ней и крикнул:

– Беги!

Шанс у нее был, конечно, если бы раскрашенный не оказался так проворен. Она еще осознавала смысл этого крика, а парень в одно мгновение перехватил ее руку, крутанул так, что телефон запрыгал по полу, а сама Алёна просто-таки улетела к противоположной стенке. Ударилась так, что потемнело в глазах. Но и сквозь эту тьму, и сползая на пол, она видела, как парень прыгнул к Юрию. Несколько мгновений они пронзали друг друга бешеными взглядами, потом последовал обманный бросок парня – Юрий крутнулся, выбросив ногу, но был перехвачен, брошен на пол, парень оседлал его, одной рукой придавливая голову… потом кулак раскрашенного взлетел, опустился Юрию на затылок…

Алёна зажмурилась, подавляя приступ тошноты.

В ушах звенело. Она открыла глаза и увидела, как бледные на темном лице губы парня шевелятся: он что-то говорил, но Алёна не слышала ни слова. Видимо, говорил он что-то ужасное, потому что раскрашенная девушка вдруг забилась на полу, заметалась, попыталась скорчиться, заползти в угол, пачкая пол краской, алыми каплями, вытекавшими между ее пальцев… однако парень вытолкнул ее из спасительного угла, пнул, потом выдернул из джинсов ремень и захлестнул на ее горле.

Алёна видела, как та открывает рот – наверное, кричит, – но не слышала ни звука: в ушах уже не звенело, в них грохотала кровь.

В эту минуту парень бросил на нее взгляд исподлобья, и губы его расползлись в улыбке. Что-то сказал. Алёна затрясла головой, пытаясь пробиться к этим звукам, а он, наверное, понял ее жест как отказ, отрицание, потому что шагнул к ней так грозно, что она резко отпрянула, больно ударившись спиной о стену.

Видимо, от боли у нее наконец-то прорезался слух. То есть в ушах по-прежнему звенело, но теперь она хотя бы различала голос этого чудища в джинсах, с размалеванным лицом.

И все же потребовалось какое-то время, прежде чем Алёна смогла увязать раскаленные от злобы звуки его речи в слова, прежде чем слова сплелись в цепочки фраз, прежде чем эти фразы обрели смысл.

Да нет, никакого смысла не было в том, что он говорил!

Он орал, что санитар (это фельдшер Ваня, это он Ваню так назвал!) лежит на кухне и у него вскрыты вены. Сумасшедшая Инка тоже вот-вот истечет кровью, а может быть, он ее задушит ремнем. Если тварь – он так называл Алёну, он так и сказал ей: «Ты, тварь!» – хочет их спасти, она должна сейчас же, вот сию минуту, раздеться перед ним.

* * *

Из дневника приема.

Расшифровка магнитофонной записи

Пациент О.

– Убьете? Ее? Жуткие вещи вы говорите, я просто не могу поверить, что это такая клиническая картина…

– Не можете поверить? А вы поверьте! Я вот подумал: что, если мне ее подстеречь и подстрелить из-за угла – как вы думаете, вдруг станет легче? А? У меня и пистолет есть… боевой… случайно раздобыл… А? Как вы думаете?

– А вы хорошо стреляете?

– Ну… да. В тире попадал в мишень нормально.

– Когда-то и я стрелял изрядно. А вы, мой друг, попадете ли в карту на тридцати шагах? [13]

– Куда? В какую карту?

– Не обращайте внимания, это Пушкин. Александр Сергеевич.

– А, знаю. «Евгений Онегин». В школе проходили.

– Кстати, вам Пушкин нравится?

– Да ничего.

– А кто еще из классиков нравится?

– Ну… мне Акунин нравится.

– А он уже классик? Впрочем, вы, пожалуй, правы. Но я имел в виду школьных классиков. Вот к примеру: кто написал повесть «Тарас Бульба»?

– А ее что, в школе проходят?! Хотя да, помню… «Чем я тебя породил, тем и убью». Лермонтов, что ли? А, Гоголь! Или нет?

– Да-да, он самый. Но просто удивительно, сколь мало народу знает, кто написал эту несчастную повестушку. Кстати, в тех словах, которые вы процитировали, два слова лишних [14].

– Какие?

– Не скажу. Сами подумайте. Если хотите, это такой психологический тест. Ну, сообразили?

– Слова «я» и «тебя»? Просто так надо говорить: «Чем породил, тем и убью?» Вы смеетесь? Я ошибся? А в чем смысл теста?

– В том, что либидо у вас не настолько подавлено, как вы думаете. Это раз. А во-вторых, вы сами, неосознанно, не отдавая себе в этом отчета, назвали способ, к которому прежде всего склоняетесь для разрешения ваших отношений и для освобождения.

– В смысле?

– В смысле, ключевое слово теста – «чем». Понятно? «Чем я тебя породил…» Может быть, вам просто найти ее и переспать с ней? Как-то устроить это, ведь вы очень красивы, а она, судя по вашему рассказу, из тех дам, которые в определенные годы начинают испытывать неодолимую тягу к молодым парням.

– Я уже думал об этом. Но здесь полный дохляк. Нет, не в том смысле, что этого нельзя устроить. Можно, наверное… Только я ее убью, вы понимаете? Я не смогу удержаться. Задушу… так сказать, в порыве страсти.

– Да вряд ли. Я думаю, напряжение с вас спадет, все обойдется. Вы излечитесь, только и всего.

– Типа клин клином вышибай?

– Ну где-то как-то…

– Не знаю… сложно представить, что у меня все наладится после того, как я ее трахну. Понимаете, уже сколько – четыре года прошло? Она уже старая стала, наверное…

– Да, она стала старше на четыре года. Как и вы, между прочим. Вам теперь уже двадцать. Или вы по-прежнему воспринимаете себя шестнадцатилетним мальчиком?

– Да нет, вроде вырос маленько… Думаю, она меня и не узнала бы при встрече.

– А вы ее?

– Не уверен. Наверное… Говорю же, я как сейчас вижу ее лицо – то, каким оно тогда было.

– Ну, вряд ли оно так уж клинически изменилось – за четыре-то года! Впрочем, знаете что? Не принимайте мой совет слишком серьезно. Я сказал, а потом подумал: ну в самом деле, как это устроить? Не можете же вы просто так ей позвонить и назначить под каким-то предлогом встречу, верно? Или открытым текстом: так, мол, и так, хочу и прочее… Это нонсенс! Конечно, она может случайно оказаться в одном из ночных клубов, в которых вы работаете. И снять вас – на час или на ночь за деньги. Кстати, никогда видеть ее в клубах не приходилось?