Маршал Ней - Эрик Перрен

Ней встрепенулся, когда Наполеон приказал ему послать свой авангард вдогонку отступающей армии Барклая-де-Толли, но, увы, неприятель, отказавшись от сражения, растворился в ночи. Русские отступают, Великая армия теряет силы. Император нервничает, он бесцельно ходит взад и вперёд, с озабоченным видом что-то бормочет себе под нос, задаёт вопросы, не слушая ответа. Будем ли мы продвигаться дальше? Это вынужденное ожидание приводит Нея в отчаяние и пробуждает мелочную обидчивость. «Должен заметить, — пишет он Бертье 9 августа, — что король Неаполитанский, не предупредив меня, покинул свое расположение и отправился в Витебск к Императору. После отъезда Его Величества моя пехота и моя лёгкая кавалерия остались под командованием генерала Монбрена, и он ими распоряжался так, как если бы я сам был у него в подчинении». Нея упрекают в том, что он привлёк бригаду Мурье, которой было поручено поддерживать правый фланг Монбрена, к ненужному смотру, и это всего лишь за несколько часов до неожиданной атаки Платова, который около Иньково[75] напал на кавалерию Себастиани. Ней высокомерно отвечает, что без 14-й бригады, которой он приказал прикрыть Себастиани, урон, нанесённый последнему казаками и башкирами, был бы гораздо ощутимее.{272}

Не нашедший одобрения Бертье, Дюрока, Дарю[76] и Коленкура марш на Смоленск, несмотря на отсутствие определённой цели, был искренне поддержан бесстрашными Мюратом и Неем. Последний приходит в ужас от одной мысли, что ему придётся пережить в России то, что произошло в Испании, а именно: войну на истощение. Но с Наполеоном, который всегда надеялся на смелость, Ней увидел на своем пути зубчатые стены Смоленска.

Утром 14 августа бесформенная и нервная масса по наведённым мостам перешла древнюю границу Востока — Днепр. В грязной форме, почерневшие, исхудавшие, — сказались серьёзные лишения слишком длительного перехода от Немана до Борисфена — шли солдаты Наполеона. Своим порядком и организованностью выделялся лишь корпус Даву. Послышались артиллерийские залпы. Наконец-то сражение! Все спешат на левый берег, топча богатые поля пшеницы. Мюрат с саблей в руке заставляет отступить отряды казаков. Ней выбивает Неверовского и его храбрую 27-ю дивизию из села Красного. Но неприятные сюрпризы ещё впереди.

Берёзы, высаженные вдоль дороги на Смоленск Потёмкиным, министром Екатерины Великой, 30 лет назад, не стали похоронным кортежем Неверовского, это скорее его почётный караул. Этот упорный русский хоть и отходит перед Неем и Мюратом, но ведёт себя как лев. Ему удаётся успеть на помощь Смоленску и «захлопнуть» ворота перед Великой армией. Нею отвешена звонкая пощёчина, он вполне обоснованно объясняет неудачу беспорядочными атаками кавалерии Мюрата. Король Неаполитанский решил атаковать Неверовского, не ожидая, пока обстрел нарушит строй русских. Ней призывал его к разумному решению, к принятию соответствующих тактических мер. Напрасно! На этот раз он проглатывает обиду и ничего не говорит Императору, видимо, учитывая, что и его собственные последние военные достижения довольно скромны. Тем не менее Ней не оставляет события без последствий. На другой же день он представляет Бертье новое предложение относительно состава авангарда. «Большое количество кавалеристов, — пишет маршал, — представляется мне не очень подходящим для авангарда, потому что кавалерия не может выбить противника с занимаемой позиции, не может задержать его до подхода основных сил. <…> Мне кажется, что смесь различных родов войск предоставляла бы более широкие возможности».{273} Хотелось бы почаще встречать его столь разумные и конструктивные замечания.

Вечером 14 числа Ней, Мюрат, Даву и принц Евгений верхом отправляются к Наполеону, чтобы поздравить его с сорок третьим днём рождения. На фоне полковой музыки звучат сто залпов артиллерийского салюта. Императору это не нравится: не лучше ли сэкономить порох? Ней успокаивает его и даже заставляет улыбнуться, поясняя, что порох русский, захваченный у неприятеля. «Дело идёт к сражению, — предсказывает Наполеон, — я выиграю его, и мы увидим Москву».

16 августа 1812 года. С рассветом открывается Святой Смоленск, ключ и ворота России. Десять… Двадцать… Тридцать… Маршал Ней не может сосчитать зелёные и золотые купола церквей, сгрудившиеся за каменной городской стеной, возведённой ещё Борисом Годуновым.

Вековые пророчества гласят, что в тот день, когда враг захватит Смоленск, Россия перестанет существовать. Ни один выстрел не нарушал тяжело нависшую тишину. За почерневшими от времени стенами засели немногочисленные защитники. Ней настолько уверен в их малочисленности, что без всяких предосторожностей подходит ближе. Остатки сил Неверовского, запершиеся в городе, не могут заставить его отступить. Когда Ней увидел, как его стрелки вынуждают передовые русские отряды отходить, он преисполнился энтузиазма: «Один батальон атакует целую крепость. С тех пор, как я воюю, никогда не видел такого блестящего военного действия!» Неожиданно грянуло «ура», маршал поворачивает голову и видит отряд, численностью от семи до восьми тысяч казаков, несущийся из зарослей. Западня! Ней окружен. Пуля, выпущенная почти в упор, попадает в шею. Жёсткий воротник маршальского мундира, в котором застряла пуля, спасает жизнь. Бригада Домманже выручает его и продолжает преследование казаков до простреливаемых орудиями подступов к Смоленску. Но сколько их? Нужно было получить такое весомое предупреждение, чтобы заставить маршала задуматься.

Вместе с Наполеоном они поднимаются на высоту, откуда видят отблески штыков в туче пыли, две длинные соединяющиеся колонны. Это войска Барклая и Багратиона, значит, перед французами вся русская армия. Теперь, в свой черёд, так же преждевременно, как Ней незадолго до этого, воспламеняется Наполеон. Он возбуждённо хлопает в ладоши и обращается к Нею: «Наконец они у меня в руках!»

17 числа Великая армия рассредотачивается, образуя пчелиный рой, в котором Смоленск занимает положение матки. Дивизии Нея, Даву и Понятовского концентрируются у городских ворот. Стоит нестерпимый зной. Император напрасно тратит всё утро, ожидая выхода русских, чтобы тут же навязать им классическое сражение, но он вынужден признать, что враг не собирается «упасть в его объятия». Потеряв терпение, в 2 часа пополудни он приказывает начать общий штурм. Теперь никто не сможет сказать, что Орёл провалил свой главный маневр, так и не попытавшись решить исход дела в прямом сражении. Стрелки Нея ринулись на лачуги и сады красненского предместья. 3-й корпус должен овладеть западной частью города. Густой дым артиллерийской стрельбы укрывает солдат, полчища нападающих обрушиваются на стены Смоленска. Многие русские позиции уже захвачены, тем не менее городские укрепления, которые упрямый Даву называл не иначе, как «рубашка города», задерживают продвижение французов. Усталый и измождённый маршал Ней, не обращая внимания на разрывающиеся поблизости снаряды, на неистовые крики пьяных казаков, безмятежно засыпает возле батареи. Генерал фон Шелер вынужден изменить приказ Нея, который выделил всего одну бригаду для атаки, а в реальности для успеха потребовались гораздо более значительные силы. Как пишет Сегюр, к атаке Нея, единственной «призванной решить дело», отнеслись без должного внимания.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});