Безликий - Мирон Варламов

на себя в зеркало, замечали в знакомом отражении размытый и сочувствующий образ.

– А сейчас, по обычаю, слово предоставляется обвинителю, и прежде чем он начнет свою речь, хочу сказать, что в нашем процессе главное не победа, а достижение справедливости, поэтому пусть каждый спросит себя, верит ли он в виновность или невиновность обвиняемого, то есть божью тварь – комара. Ответив на этот вопрос, вы начнете с того, что достигнете справедливости в своей душе.

Обвинитель, отложив в сторону бумаги, которые он уже в течение пяти – семи минут с интересом разбирал, с трудом встал, застегнул на все пуговицы свой темно-зеленый пиджак, отдернул его одни резким движением, провел ладонью по густым усищам, которые гротескно выделялись на его и без того большом лице, вышел в центр своей ступени, встав боком к судье и боком к обвиняемому.

– Самое важное, что необходимо доказать в данном процессе – это элемент умысла. Мог ли комар, который по своей природе существо неразумное, то есть обделенное разумом, умышленно совершить нападение и убийство в отношении человека П.? В чем кроется мотив его действия? Где хранится та искорка, побудившая его совершать убийство? – Сказал обвинители и строго посмотрел на комара.

Комар был помещен в небольшую круглую банку, которую поставили на край высшей ступени, чтобы он мог наблюдать за всем ходом процесса, что было курьезно, ведь комар ничего не понимает о том, что происходит, но судья перед процессом настоял на этом решении, потому что в противном случае, его размышления на счет справедливости и на счет наличия божественного начала у всякого существа на земле, были бы поставлены под сомнения, и само решение о начале производства в отношении комара были бы ничем иным как фикцией и отрицанием самой справедливости. Комар до этого спокойно сидящий на дне банке, после слов обвинителя, взлетел и начал хаотично летать по ограниченному пространству, издавая ужасно пронзительный писк, похожий на неудачно взятую ноту на расстроенной скрипке.

– Я прошу комара успокоиться. – Мягко сказал судья и легким кивком позволил обвинителю продолжить свою речь.

– Для начала я повторю и воссоздам весь ход событий того дня, когда был убит П., чтобы у присутствующих сложилось одинаковое представление о преступлении. – Продолжил обвинитель.

Из мягких перин показалась голова защитника, который помахал рукой обвинителю в знак приветствия, одновременно вынимая изо рта сочный финик. После чего он пафосно заявил: «Данное утверждение о том, что комар совершил преступление еще не доказано, поэтому я считаю слова обвинителя безосновательными и построенными на поспешных выводах».

– Обвинитель, – мягко произнес судья, обращаясь к защитнику, – в последнем предложении сказал, что преступление совершено, а не кем именно оно совершенно, что является верным, потому что преступление de facto имело место быть, а совершил ли его комар, нам еще следует доказать либо опровергнуть его виновность.

Защитник безразлично дернул плечами, положил обратно в рот наполовину откусанный финик и скрылся в разноцветных, покрытых различными узорами подушках, беспорядочно лежавшие на перинах. Обвинитель недовольно посмотрел на то место, где недавно маячила маленькая, юркая голова с длинными прилизанными на левый бок волосами, на которой все части были гибки и подвижны, в особенности маленький рот, источавший порой сильнейшие речи в пользу невиновности своих обвиняемых. Обвинитель скуксился и пренебрежительно фыркнул. Всем было известно извечное противостояние защитника и обвинителя, тянувшееся долгие годы; прежде всего, это была борьба за справедливость, к которой каждый из сторон процесса подходили с особым вниманием и душевным трепетом, полагая, что справедливость выше их личных амбиций и профессиональных умений, поэтому борьба осуществлялась не для того, чтобы, например, защитнику всеми способами выиграть безнадежное дело или обвинителю доказать вину невиновного, а для осуществления высшей, истиной и единственной справедливости.

– Итак, – громко заявил обвинитель, – воссоздадим, наконец, картинку недавнего прошлого, в котором комар, предположительно убил человека П.. Преступление случилось около десяти часов назад. Человек П. находился у себя дома уставший после тяжелого, трудового дня.

– Возражаю. – Раздался тонкий голос защитника. – Не известно был ли день тяжелый и был ли П. уставшим. Обвинитель исходит из своих личных предположений.

Судья молчал. Он больше не слушал. Рукой он подпер свою длинноволосую голову и тихо спал. Судья безмолвствовал, к чему защитник и обвинитель привыкли и относились с пониманием, потому что представляли насколько у него трудная и изнурительная работа, поэтому по обыкновению продолжили процесс без его участия. Они знали, что судья уже вынес свой приговор и уже решил участь комара, что позволяло им не беспокоиться о его участии и продолжать свое увлекательное противоборство.

– По словам единственного свидетеля, жены покойного П., тот каждый день возвращался после работы очень уставшим. Я думаю, что данное утверждение не будет представлено под ваше сомнение, господин защитник?

– Конечно, будет. Я насквозь вижу вашу линию обвинения. Вы начнете с того, что П. в тот день был неимоверно уставший, и, как следствие, ему требовался отдых, а мой подзащитный, пренебрегший данным фактом, начал летать и жужжать, нарушая его права на покой. Жена П. не является беспристрастным лицом, и, мы не можем знать, говорит она правду или ложь, или полуправду или полуложь, к которым так любят прибегать свидетели, чтобы, с одной стороны, извлечь для себя максимальную выгоду, а с другой – оставить свою совесть неприкосновенной для нападок морали. Полуправда или полуложь – есть всегда ложь. Следовательно, считаю заявление, что П. был уставшим, во-первых, неважным, во-вторых, утверждением неточным, а если хотите – не конкретизирующим.

Свидетель со стороны обвинения, средних лет женщина, одетая в длинное черное платье, покрывшая голову черным платком, как подобает при смерти близких, утопала в мягкости кресла в центре средней ступени, от чего иногда невольно тихо постанывала и, как могло показаться, мурлыкала, ощущая удовольствие, которое было для нее чувством новым и настолько ее обуявшим, что она перестала следить за ходом процесса с того момента, когда ее скованное тело соприкоснулось с нежнейшей материей.

– Тогда, – сказал обвинитель, – я предоставляю право определить вам, дорогой защитник, был ли убитый в тот день уставшим, потому как считаю, что данный факт имеет важное значение для процесса. Если задача обвинения доказать вину – то есть обвиняемый не должен доказывать свою невинность – то в данном случае, защита должна установить наверняка был ли П. уставшим после работы по причине того, что обвинение располагает всеми данными подтверждающее этот факт, а бремя установление данного факта ложится на сторону защиты иначе, мы будем продолжать дело, отталкиваясь от того, что убитый был очень уставший.

– Очень умно. – Ехидно ответил