Желание верить (сборник) - Виталий Вавикин

Дом был низким, сплющенным, совсем не похожим на тот, который сохранился у Грэга в воспоминаниях.

– За ним никто не следит? – спросил Грэг. Фредерика пожала плечами.

– Проще новый построить, да и на их место никто не приехал, – на ее губах появилась игривая улыбка. – А вы с Анной здесь жили или же у вас было какое-нибудь тайное место?

– Я не помню.

– А ты попытайся, – Фредерика положила руки ему на грудь, запрокинула голову, вглядываясь в глаза.

– Что ты делаешь?

– Помогаю, – она расстегнула ему пуговицу на рубашке. – Ты ведь единственная знаменитость, которая была здесь за последние годы. Да еще местная знаменитость! – неожиданно Фредерика взяла его за руку, потянула в заросли. – Я помогу тебе вспомнить все! – пообещала она.

5

Старый дуб изогнулся. Толстая ветвь придавила железную крышу крошечного сарая. Грэг сорвал замок. Внутри была кровать, стол, стены обклеены постерами известных бейсболистов.

– Вы делали это здесь? Ты и Анна? – спросила Фредерика, садясь на кровать. – Жесткая.

Грэг оглядывался, не слышал ее слов. Воспоминания оживали, перешептывались. Далекие, теплые, нежные. Воспоминания, запахи, чувства…

Грэг даже не понял, как оказался с Фредерикой в кровати…

Она смотрела на него, прикрывая юную грудь краем старого одеяла, и щеки ее все еще заливал алый румянец, а где-то далеко звучал голос констебля.

Грэг вздрогнул, спешно поднялся на ноги, понял, что не одет, начал искать брюки. Открылась дверь. Проклятие застыло на губах отца Фредерики…

6

«Шестнадцать. Ей всего лишь шестнадцать», – думал Грэг, сидя в старой камере констебля – клетка за главным залом единственного магазина. Думал и не мог вспомнить совсем ничего. Фредерика улыбалась. Улыбалась, пока не вошел отец. Затем она плакала. Плакала, рассказывая такие вещи, которыми Грэг никогда не занимался даже с теми женщинами, которым платил за это деньги.

– А как же мы? – спрашивала его, словно издеваясь, Анна Холст, приходя из прошлого, долетая из прошлого, теплого, страстного.

– Тогда мы вместе этого хотели. Тогда молодость заставляла экспериментировать, – говорил ей Грэг, а констебль Хэнстридж сидел на стуле возле клетки и мерил лучшего питчера Нью-Йорка ненавидящим взглядом.

7

Отчет местного доктора Бентона был сдержан и каждый взгляд, который он бросал в сторону Грэга, словно говорил, что все это только для убитого горем отца девочки, на самом деле все намного хуже. Грэгу даже показалось, что сейчас, скорее всего, уже собирают катер, чтобы отправить Фредерику на материк в больницу, спасти ее, вернуть к жизни, но следом за доктором она пришла сама. Синяков на ней не было. На щеках румянец. Она ничего не говорила, лишь изредка улыбалась, словно попала на самое популярное телешоу. Несколько раз Грэг пытался заговорить с ней, но так и не решился. Затем пришел ее брат – Курт Хэнстридж, и Фредерика неожиданно закатила беззвучный скандал трагедии всей своей жизни. Курт вывел ее из магазина, вернулся. Он не хотел разговаривать, а Грэг был уверен, что нет смысла оправдываться. Он даже не мог обижаться на Фредерику, ведь когда-то сам готов был на все, лишь бы выбраться отсюда, лишь бы получить шанс.

8

От полученных ударов болела спина и, казалось, были выбиты два зуба.

– Мне нужно позвонить адвокату! – сказал констеблю Грэг, но тот притворился, что не слышит его.

Когда стемнело, на складе магазина снова появилась Фредерика.

– Это, правда, что когда тебе было шестнадцать, ты сбежал отсюда вплавь? – спросила она, разглядывая Грэга, словно он был диковинным экспонатом на успевшей надоесть всем выставки. Грэг кивнул. – Докажи, – Фредерика бросила ему в камеру ключи от замка. – Сделай это снова.

– Ты спятила?!

– Возможно, но в противном случае, отец и братья найдут тебя и устроят все так, словно это был несчастный случай. Я сама слышала, как доктор Бентон пообещал им, что с медицинским заключением проблем не будет.

– Может быть, лучше ты скажешь им, что ничего между нами не было?

– А ты думаешь, что не было? – Фредерика рассмеялась, и на мгновение ему показалось, что это смеется Анна Холст. Та самая Анна Холст, от которой он уже однажды сбежал. Сбежал после стольких клятв, стольких юношеских экспериментов и планов на будущее.

– Но ведь ее никто не держал здесь! – сказал себе Грэг. – Ни ее, ни родителей, ни кого…

9

Далекий берег казался недосягаемым, но Грэг верил, что сможет добраться до него. Однажды смог, значит, сможет и сейчас. Холодные воды подхватили его, подбросили вверх, скрыли с головой. «Ничего, дальше будет легче, – сказал себе Грэг. – Главное не оборачиваться. Не сомневаться. Главное отбросить страх и плыть вперед, плыть так долго, пока есть силы. И ни о чем другом не думать, кроме далекого берега. Ни о чем… Иначе конец.

История тридцать девятая (Маленькие перемены)

1

Ночь. Звездное небо. Теплые порывы ветра. Пшеничное поле колышется, словно море – накатываются одна за другой волны, облизывают берег. Старый дуб шелестит листвой. Пахнет свежестью, сексом. По небу катится крупная белая звезда.

– Ты видел? – оживляется Эмили, вскакивает на ноги, расправляя смятый сарафан и стряхивая остатки травы.

– Видел что? – спрашивает Ромео. Падает еще одна звезда. Кажется, что прямо в пучину безбрежного пшеничного моря. И волны, словно действительно не пшеница, а океанская беспокойная гладь.

– Пойдем, посмотрим? – предлагает Эмили. Ромео качает головой.

– Все равно ничего не найдем.

– А если? – она расстегивает сарафан на груди. Юное кокетство.

– Давай, лучше поговорим.

– Давай, после, – Эмили неуклюже высвобождает левую грудь. Сосок маленький твердый. Поле пшеницы снова вздрагивает. Волна, как агония. Ветер не стихает, но пшеница замирает, не колышется. Лишь слышно, как шумит листва старого дуба. Эмили распахивает объятия, зовет к себе Ромео. – Или здесь. Прямо сейчас. Хочешь? Среди звезд и… – она медленно начинает падать назад, в пшеницу. Желтые стебли должны согнуться, смяться, смягчить падение. Но этого не происходит. Стебли пшеницы превратились в иглы. Они разрывают плоть, протыкают насквозь. Ромео не успевает даже понять, что происходит. Лишь перед глазами мелькает соломина проткнувшая женский сосок. И кровь. Тонкие струйки крови повсюду. И, наконец, крик. Крик Ромео.

2

Агента звали Йен Хармин. За его спиной спешно вырастали белые палатки, словно грибы после дождя. В палатках суетились ученые, изучали пшеницу, изучали погибшую девушку.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});