Рыбкина на мою голову - Алекс Коваль

сказать, что я расстроилась. Тем более мы целый день только и делали, что ели, пили и смотрели мультики. Правда, я периодически отрубалась из-за слабости, которая все еще не ушла. Но немного свободы мне было нужно, хотя бы для того, чтобы позвонить Жоржу или Ксю, чтобы предупредить, что в ближайшие дни на лекции не приду. В универе все уже были предупреждены.

Но “свободу” мне дали только во вторник, когда Паша с самого утра написал сообщение, что приедет после обеда, и умчался на работу.

Сегодня я была все еще слаба, но мне уже было значительно лучше.

Смежную дверь, кстати, Жаров снова не закрыл, чему я была удивлена и несказанно рада, хотя бы потому, что у него есть офигенно крутой телик и вся готовая еда из моего холодильника перекочевала в его. Потому что все выходные мы кушали исключительно в Пашиной квартире.

Дверь оказалась открыта и в среду, и в четверг, и даже в пятницу, когда я благополучно выписалась с больничного, практически полностью выздоровев.

Даже в субботу и воскресенье, когда я думала, что уж точно бука Жаров запрется у себя с какой-нибудь своей Ариной или Мариной (что ужасно злило!), дверь была нараспашку. Правда, Паши не было дома практически до ночи, но когда он пришел в одиннадцать часов вечера, я с трудом подавила в себе желание отчитать его, как ревнивая жена, за то, что он бедную меня на весь день одну оставил дома.

Я в этот момент сидела, забравшись с ногами, на его диване, смотрела очередной мульт и ела манговое мороженое прямо ложкой из ведра. Уже открыла рот, чтобы возмутиться, да вовремя прикусила язык, сообразив, что нахожусь в заведомо проигрышном положении. Воззрилась на хозяина квартиры, когда она прошел в гостиную, ожидая что вот сейчас точно получу выговор в стиле:

– Рыбкина, ты знаешь, что такое личное пространство?

Или:

– Место, Рыбкина!

Но Жаров молча оценил обстановку и ушел в свою спальню. А вернулся уже с мокрыми после душа волосами, в домашних штанах и футболке. Взял ложку, уселся рядом и смело зачерпнул себе с горкой мороженого из моего (ну ладно, найденного в его холодильнике!) ведерка.

– Что показывают? – прозвучало безжизненно и устало.

– «Ледниковый период».

– Опять мультфильм? Рыбкина, ты когда-нибудь повзрослеешь? – бросил на меня взгляд из-под бровей мужчина.

Я молча проглотила выпад и уставилась в телевизор. Такое подавленное состояние Жарова, которое я наблюдаю уже второй день, мне не нравилось от слова совсем. Но и в душу лезть к нему толку нет. Все равно не пустит. Увы и ах. Он вообще, по-моему, ни в сердце, ни в душу, ни в голову – никуда и никого к себе не пускает.

Подумала об этом, и настроение почему-то тут же поехало вниз.

Паша

Ох, не знаю, что со мной творится и что во мне сломалось. Но после болезни Влады моя жизнь будто резко вильнула в какую-то другую, совершенно неизвестную мне сторону. Эта девчонка стала моей просто глобальной проблемой! Которую мозг жаждал выгнать, а я не мог.

Просто не мог и все тут.

Неделя ее больничного, когда я каждый день обещал себе, что это последний раз, когда я оставляю дверь между нашими квартирами открытой. Но каждый раз внутренне радовался, когда приходил и видел ее у меня на диване перед телевизором, беззаботно поедающую всякую сладкую гадость.

Еще неделя отрицания, когда я каждое утро перед уходом пытался подняться по лестнице и повернуть ключ в замочной скважине. Но в итоге уходил из-за метаний в изрядно потрепанных чувствах, почти регулярно опаздывая в офис. Уже даже секретарь начала на меня косо поглядывать.

А потом наступила неделя смирения. Когда я понял: без толку. Выедать себе мозг в час по чайной ложке за то, что дал девчонке полный доступ в свое жилье. Да и жизнь, по ходу. Толку-то? Только себе хуже делаю, потому что причин выгонять Рыбкину с моей жилплощади у меня попросту нет. Не осталось. Кася ее присмирела и больше не жрет мою мебель, а сама Влада стала прямо одуванчик рыжий. Вся такая милая и прекрасная, и даже ее неуклюжие порой выходки меня больше не бесили. Личная жизнь? Ни Арина, ни Марина частыми “гостями” у меня не были, и физическое присутствие Рыбкиной никак не мешало мне вести интимную жизнь, встречаясь с любовницами как и прежде, в отелях. Правда, теперь романтические вечера и длинные ночи сменил секс в обеденных перерывах и то от силы раз-два в неделю, потому что тут появлялась “проблема номер два”.

Заниматься сексом с одной и держать в уме другу – это совсем ненормально! Это, мать его, ужасно! Но я ничего не мог с собой поделать. И выкинуть из головы эту занозу Владиславу тоже не мог, как бы ни пытался. Понял, что даже если запру сейчас все двери на сотни замков, один фиг, от нее не избавлюсь. Как говорят, от себя не спрячешься. Эта непосредственная, несуразная, но до звезд сексуальная Рыбкина въелась в мой мозг. Залезла под кожу и пробралась туда, куда я никого предпочитаю не впускать. Слишком агрессивно отвоевала себе почетное место в моих ежечасных мыслях. Мало того, что я теперь не мог отрицать, что я хотел Рыбкину, так еще и, блин, я все меньше хотел кого-то другого, просто потому что было противно от самого себя. И медленно, но верно в обеих любовницах начало раздражать все. Даже Марина, с которой раньше “встречи” были просто фантастические, временами выводила из себя. Хотя в ней-то ничего не поменялось, это я… сломался.

Или это болезнь.

Рыбкина – чертова болезнь!

А я отбитый на голову мазохист. Потому что другой уже давно бы выставил ее с чемоданом за порог и забрал ключи. Извинился перед ее батей, сославшись на какую-нибудь ерунду, и забыл девчонку, как страшный сон. Я же…

В общем, чем дальше отматывал сентябрь свои дни, тем больше моя дурость прогрессировала. Такими темпами к концу осени я рискую вообще себя не узнать.

Глава 15. Гонки Рыбкиной не место!

Влада

Первый день октября выпал на пятницу и сразу на два события в моей жизни.

Первое: на пятничной лекции Жорж сообщил, что через пару недель состоится осенний столичный показ мод, в котором наша группа может поучаствовать в качестве фотографов. А самые удачные снимки попадут на страницы одного известного журнала. Это ли