Цветы на камнях - Сергей Байбара

— Черт!!! — Бека с ненавистью швырнул перо на стол, скомкал замаранный лист, испачкав пальцы. — Кто придумал это наказание!

Он быстро спустился вниз, и вдруг застыл на месте. Как громом пораженный.

На перилах лестницы штабного здания расположилась маленькая Кетино, дочка его заместителя по материальной части. Веселая девчушка в нарядном платье положила на перила настоящий альбом для раскрашивания и что-то старательно выводила на листе бумаги СИНИМ КАРАНДАШОМ! А перед ней лежала коробочка с цветными карандашами, — по нынешним временам роскошь.

Бека вспомнил, как в студенческой юности, перед самой войной преподаватель заставлял их подписывать схемы для лабораторных занятий черной гелевой ручкой. Только так и больше никак! Но, бывало, тонко заточенный простой карандаш вполне сходил за черные чернила.

Этого шанса Бека упустить не мог:

— Кети! Здравствуй, золотце! — подошел Бека к крошке, поднял ее на руки, поцеловал.

— Дядя Бека! Какой ты колючий!

— А что ты делаешь?!

— Я тучки рисую.

— Кети, милая моя! — Бека опустился перед девочкой на колено. — Выручи меня, пожалуйста. Мне очень нужна твоя помощь! От тебя зависит судьба армии!

— А что я могу сделать для армии?

— Мне очень нужен твой карандаш. Всего на час! Пожалуйста, Кети!

— Ну, ладно, — пожала плечиком девчушка. — А чем я буду тучки рисовать?

— А ты пока небо нарисуй! А я тебе много разноцветных бумажек принесу.

— Ну ладно!

Бека схватил синий карандаш, поцеловал девочку в макушку и вихрем понесся в свою берлогу, по пути чуть не сбив кого-то из техников.

Работа закипела споро. Однако, спустя десять минут дверь обиталища Беки скрипнула и на пороге появилась маленькая хозяйка карандаша.

— Дядя Бека, можно я с тобой посижу?!

— Да, заходи. Только пока не мешай.

— А что ты делаешь?

Бека объяснил, что он делает и зачем ему нужен синий карандаш. Объяснил, как составляются отчеты о расходовании топлива и зачем нужно писать новые заявления. Девочка слушала-слушала, но ничего не поняла. Он только подперла голову руками и вздохнула:

— Как у вас, взрослых, все сложно. Почему вы не можете просто попросить?! Ты ведь попросил у меня карандашик, я тебе сразу дала. А вот если бы ты на этот карандашик писал бумажки, а потом еще бумажки на те бумажки, а потом еще бумажки на те бумажки… В общем, времени порисовать бы у тебя не осталось.

«Устами младенца глаголит истина» — подумал Бека.

— Дядя Бека, а кто умнее, дети или взрослые? — опять спросила Кети.

— Не знаю… Теперь не знаю! — ответил Бека

— У нас, детей, игрушек мало, и мы всегда договариваемся о том, кто будет играть первый, кто второй, а кто вечером. А у вас, взрослых, много разных интересных штучек. Но вы не можете договориться, когда чья очередь. Нас учите делиться, а сами не умеете делиться друг с другом. Значит, кто умнее? — продолжала убивать Беку своей логикой умное дитя.

— Ты умнее, солнышко, — сказал Бека, стараясь не упустить ни строчки.

— Правильно, я умнее, — согласилась Кети. Она наконец-то замолчала, подошла к подоконнику, положила альбом, карандаши и принялась за дело.

Спустя пять минут в дверь постучали. Вошел посыльный:

— Господин майор, я по поводу патронов…

— Мы заняты! — категорично отрезала Кети, не дав Беке сказать ни слова. — Не мешайте нам!

— Подожди минут десять, — сказал командир. — Решим вопрос.

Посыльный удивленно поглядел на девочку с желтым карандашиком в руках, рисовавшую в альбоме, а потом глянул на Иоселиани, который таким же детским карандашиком, только синего цвета, тоже что-то вырисовывал. Дверь закрыл без лишних вопросов…

Девочка опять задала вопрос:

— Дядя Бека, а туман желтый бывает? Я туман рисую…

— Нет…

— А мой папа говорит, что бывает. Только он плохо пахнет.

Бека вспомнил взрывы химических снарядов в горных долинах. Вспомнил, что бывает и желтый, и зеленый, и коричневый «туман», и что после него остается…

— Не бывает желтого тумана… Не рисуй его…

Глава 14. Комплексы неполноценности

Две бронемашины «Кобра» неслись по разрушенной дороге на север, по направлению к Цихиджвари. В первой ехали офицеры связи, во второй — сам Бека. Позади них рассекала пыль и песок БРДМ-2 еще советского производства. Беке не хотелось снаряжать с собой эскорт, как падишаху, но таковы были требования безопасности. Даже в тылу на горных дорогах невозможно было застраховаться на сто процентов от нападения вражеских диверсантов, разбойников, бродяг и других обитателей опустевших земель.

Хоть и была вторая половина дня, у Беки слипались глаза. Он глотнул воды из фляги, сжал ладонями виски, попробовал растереть их. Всю ночь почти не спал. Нет, сегодня, когда закончатся переговоры, он попросит у Генерала какую-нибудь закрытую комнатенку в дальнем углу, хоть на чердаке, хоть в подвале, хоть на голых досках — и будет спать часов десять!

Иоселиани догадывался о теме предстоящих переговоров со звиадистами. Дней пять назад их патруль наткнулся на разведгруппу звиадистов, шлявшуюся у них по тылам. Группу нейтрализовали, одного бойца взяли в плен, потеряв одного своего. А когда пленного приволокли в штаб, выяснилось что это сынок одного из звиадистских начальников не самой последней масти. Молодец папаша, не прячет сыночка под теплым крылышком! Только Беке было наплевать, кто чей сын. Для него этот сопляк был всего лишь плененным врагом, из-за которого погиб один из его бойцов. Двое суток из пленного выбивали, выжигали и выдирали нужную информацию. И вот теперь такой оборот. Скорее всего, папаша предложит им молочные реки с кисельными берегами, чтобы вызволить своего сыночка. Ну, у Иоселиани на это, как и на многое другое, свое мнение, и он обязательно выскажет его Генералу. А тот пусть решает…

Но с другой стороны Бека мог понять своего врага. У него у самого четырнадцатилетний сын, Георгий, служил наравне со всеми в Бакуриани. Причем, сам Иоселиани тайно попросил местного командира, чтобы с парнем обращались построже. Если он сын Беки Иоселиани — с него и спрос больше. Бека, поморщившись, вспомнил, как к нему перед самым отъездом прибежала его жена, Темрико. Передала еду и буквально бросилась в ноги, умоляя похлопотать за сына, вытащить его из Бакуриани, где шли упорные бои. Черт возьми, может его вообще в женское платье одеть и женщиной определить?! Пусть Георгий растет настоящим воином, закаленным, сильным, яростным, а не бесполой размазней! Если ему и суждено погибнуть, (тут Бека перекрестился, поцеловал свой нательный крест), то пусть погибнет, как мужчина, как боец. Лучше мужчиной умереть, чем слизняком жить!

Бека помнил последнее предвоенное поколение, живущее в больших городах, молодых мужчин, юношей. Трусливые, тупые свиньи, жирные бараны, взращенные для бойни, кичащиеся своей непроходимой тупостью, отрекшиеся от заветов дедов и прадедов! Прячущиеся под юбками, под ширинками папаш и мамаш, носящих чуть ли не женскую одежду, кривляющиеся друг перед другом новыми дисками, крутыми машинами и дорогими мобильными телефонами! Не знающие цену куску хлеба, не знающие цену слова, дружбы. Высокомерная «золотая молодежь», травящая себя наркотиками, развращающая свои души, балуя в тепле и неге свои тела. Интересно, если бы они попали сейчас сюда, сколько бы они дней протянули бы здесь, в суровой пустыне, в непрекращающихся схватках с лютыми врагами, без опеки своих родителей?! И подыхали бы как черви, как свиньи, с воплями, с визгами, с просьбами о пощаде. Тупой, жалкий скот! Туда им и дорога!

Все-таки, как же хочется спать! Глаза Беки от жары и мягкой качки закрывались сами собой. Перед глазами поплыла пелена, и суровый командир погрузился в сладкую дремоту…

…С серого июльского неба шел страшный серый снег. Зеленые пышные кипарисы смотрелись трагикомично на фоне сереющего неба последних времен. Улицы бывшего курортного города Боржоми были забиты сигналящими машинами. Люди с узлами, с пакетами, с чемоданами, с рюкзаками бежали по направлению к вокзалу. В глазах был страх, животный ужас, слезы. Наступили сумерки, хотя было лишь два часа дня. Обычно яркий, расцвеченный огнями город погрузился в серую пелену. Темные громады гор срослись с серым, темнеющим небом, как стенка гроба срастается с крышкой с помощью гвоздей.

На перекрестках сталкивались машины. Люди по самым безобидным причинам вступали в драку, били. резали друг друга с невероятной жестокостью. На тротуарах уже валялись несколько трупов, горела разгромленная полицейская машина. Тело одного полицейского было брошено в канализационный люк, другого, еще живого толпа вешала на дереве. Слышалась стрельба, крики, грохот бьющихся витрин, детский плач…