Средневековый Понт - Сергей Павлович Карпов

и империей Великих Комнинов. Авторы приходят к заключению, что эти митрополиты направлялись на Русь Константинопольским патриархом и их посещение Русского государства стоит вне связи с политикой трапезундских императоров.

Таким образом, в специальной литературе рассматривались лишь отдельные эпизоды из истории трапезундско-русских отношении, притом в связи с разработкой особых тем. Не была учтена вся совокупность летописных свидетельств, а некоторые источники, как, например, цикл древнерусских повестей о Флорентийском соборе, «Послание новгородцам» московского митрополита Феодосия (1464), хроника Жана де Ваврина о торговле трапезундцев и другие, до сих пор не привлекались для исследования трапезундско-русских отношений. Я полагаю, что источниковедческая база темы сможет еще более расшириться: наличие таких возможностей показало уже упомянутое исследование Б.Л. Фонкича.

Связи Понта с русскими землями, существовавшие еще до образования Трапезундской империи[840] не прекратились и после 1204 г. Они должны были стать еще более интенсивными: ведь в состав государства Великих Комнинов входил и юго-западный берег Крыма, зависимость от Трапезунда признавали Херсон и Сурож, крупные торговые центры Северного Причерноморья[841]. Через Сурож в Трапезунд поступал русский хлеб, пушнина и другие товары[842]. «История сельджуков» Ибн ал-Биби дает основания говорить о тесных связях Сурожа с каким-то из русских князей: когда в 1222/3 г. сельджукский флот эмира Чобана выступил в поход против Сурожа, последний находился в союзе с русскими и кипчаками[843]. Отождествить русского князя не удается: Ибн Биби называет его просто «маликом руссов». Примечательно лишь, что он был союзником половцев, а после их поражения, стремясь сохранить свое присутствие в Крыму, согласился платить иконийскому султану дань льном, конями и пр.[844] Еще В.Г. Васильевский справедливо заметил, что поход сельджуков против Крыма был эпизодом «большой войны иконийского султана с царем трапезундским»[845], которая закончилась полным разгромом войск султана под Трапезундом императором Андроником I Гидом[846].

Поход татар на Крым в начале 1223 г., битва при Калке (1223) и затем татаро-монгольское нашествие на Русь прервали складывавшиеся связи, уничтожили на время старые, идущие через Крым торговые пути[847]. Лишь с подъемом Москвы происходит оживление политических, торговых и церковных связей Руси с Византией и Трапезундом. В ХIV–XV вв. несколько торговых путей связывали Русь с Причерноморьем: 1)путь до Днепру (основной для X–XI вв.) — теперь он имел меньшее значение и вследствие татарской угрозы, и потому, что днепровские пороги препятствовали перевозу значительных по объему грузов; 2) путь, описанный в «Хожении» митрополита Пимена, написанном Игнатием Смолнянином (конец XIV в.), — по Оке и Дону, через Тану (Азов) в Крым, затем на Синоп, Амастриду и в Константинополь; 3) путь через Смоленск и Слуцк по западным украинским землям — к Белгороду (Монкастро) и Константинополю. По этому пути шли как из Северо-Восточной Руси, так и из Новгорода (через Полоцк)[848]. Е.Ч. Скржинская указала на существование еще двух путей: 4) «по суху» до крымского берега (чаще к Каффе) и 5) по Волге до Сарая, затем либо до Тамани, либо — по Дону — до Таны[849]. Помимо этих путей существовал еще один — по Волге к Астрахани и через «черкаскую» и «грузинские земли»- до Трапезунда и Царьграда. Правда, упоминание о нем относится уже к 1565 г.[850] Эта магистраль была резервной и могла широко использоваться только после присоединения к России Казанского и Астраханского ханств. Но иногда по Волге и Каспию ходили и прежде; так, например, через Фассо, Шемаху, Дербент, Астрахань добирался из Персии на Русь в 1475–1476 г. венецианский посол Амброджо Конгарини[851].

Наибольшее значение, бесспорно, имели два направления. Первое — к Белгороду и Тане, а оттуда — к малоазийскому берегу. Анализ значительного числа дошедших до нас источников[852] показывает, что путь от Таны до Константинополя чаще всего лежал через Трапезунд, изредка, в основном в XV в., с заходом в Синоп, ибо в первой половине XIV в. он был настоящим пиратским гнездом.

Другой важнейший путь вел из Монкастро (Белгорода) к Константинополю, минуя Трапезунд. Но примечательно, что именно в Монкастро, где начинался черноморский путь из Руси, Польши и Литвы на юг, и прибывали в значительном числе сами трапезундские купцы, во всяком случае, в XV в.[853] О связях Трапезунда с кипчакской степью и другими северными странами (прежде всего, русскими княжествами) через Крым писал в XIV в. арабский географ ал-Умари, черпавший многие свои сведения из разговоров с генуэзцами и сочинений арабских писателей[854].

Данные о прямых политических и церковных связях Трапезунда и Руси немногочисленны. Все летописи, связанные с Москвой, и общерусские своды сообщили о приезде в Москву трапезундского митрополита Феогноста: «И на том же лете прииде некий гречин митрополит на Русь, именем Феогност тряпизоньский милостыня ради»[855]. Феогност пробыл на Руси более года и 20 мая 1389 г. присутствовал на погребении великого князя московского Дмитрия Ивановича Донского. Он назван в русских источниках первым среди всех епископов[856] — в соответствии с его местом в Notitiae episcopatuum[857].

Приезд Феогноста пришелся на тяжелое для Московской Руси время: всего 5–6 лет назад Москва была сожжена Тохтамышем. Борьба с татарами, приведшая к победе на поле Куликовом, требовала большого напряжения сил и стоила огромных жертв. Но именно эта победа еще выше подняла авторитет Москвы, ее роль в сплочении единого Русского государства. В этих условиях московские князья всячески поддерживали свой международный престиж, учитывая значение прямых связей с Византией и всем греческим миром для укрепления авторитета великого князя и московского митрополита. Л.В. Черепнин справедливо отметил, что поддержка православного населения Малой Азии, Средиземноморья, Палестины, Синая была политикой московских великих князей[858]. Поэтому визит иерея одной из самых почитаемых во вселенском патриархате митрополий и нашел отражение в московском летописании.

Другим трапезундским митрополитом, посетившим Русь, был Феодул. Новгородская Первая летопись отметила его приезд в Новгород «в лето 6915» (сентябрь 1406 ― август 1407 г.). Мотив поездки тот же: «милостыня ради»[859]. После богатого Новгорода, от которого было естественно ждать денежной помощи, в следующем году Феодул посетил Москву. Его пребывание здесь было достаточно продолжительным: тут им были написаны две рукописи. Одна (сборник типа «цветослова» — избранные службы из Октоиха, Триоди, Миней и т. д.) ― cod. Vatic. Gr. 779 ― содержит пометы переписчика, где он сообщил о себе, «смиренном и недостойном грешнике, а ныне епископе Феодуле, прежде (митрополите) Трапезундском». Из приписки ясны и обстоятельства, и время написания рукописи: она создана в Москве, во время болезни Феодула, видимо, вызванной тяжестью путешествия для уже немолодого человека.