Рейдер «Атлантис». Самый результативный корабль германского ВМФ. 1939-1941 - Бернгард Рогге

После этого мы вошли в зону обстрела и резко взяли право руля, чтобы привести все свои орудия к бою. Вторым залпом мы накрыли цель, и радиопередача с корабля прекратилась, но вместо того чтобы лечь в дрейф, «Мандасор» продолжал лавировать и со своей очевидностью намеревался избежать прямых попаданий наших снарядов, так что мы продолжали вести стрельбу до тех пор, пока в средней части судна не показался огонь и экипаж не начал спускать на воду шлюпки. Заметив, что корабль противника застопорил ход, хотя и не лег в дрейф, мы тотчас прекратили огонь.

Направляясь к горящему кораблю, наша поисковая команда подобрала из воды нескольких моряков из экипажа противника, включая шкипера, оказавшего сильное сопротивление, а также несколько цветных. Средняя часть судна противника была охвачена огнем, и поддерживать связь между носом и кормой можно было только при помощи лодок.

«Мандасор» представлял собой судно водоизмещением 5144 тонны и был собственностью компании «Броклбанк» из Ливерпуля. Корабль следовал из Калькутты в Англию через Дурбан. В очередной раз нам удалось захватить в качестве трофеев секретные документы, карты и судовые журналы. Мы также сняли с борта корабля немало ценностей, включая продукты и автоматы. Судно сильно пострадало в результате нашего обстрела. Оно получило два попадания в бак, фок-мачта сломалась пополам, два снаряда угодили в мостик, два в среднюю часть и один в корму. Кубрики экипажа были охвачены пламенем, которое быстро распространялось в сторону груза джута и четвертого трюма.

Шкипер заявил мне, что в Калькутте ему сообщили о том, что рейдер, захвативший «Автомедон», находился где-то поблизости, и это единственная причина, по которой он резко отвернул от нас на скорости 10 узлов, прежде чем вернуться на прежний курс. Когда я провожал его до двери моей каюты, он повернулся и извиняющимся тоном произнес:

– Капитан, насчет 650 километров от Коломбо.

Меня остановил вспомогательный крейсер «Рамчи».

– Я прочел ваш судовой журнал и полагаю, что этот «Рамчи» патрулирует морскую коммуникацию между Цейлоном и Суматрой. Так и записано в вашем судовом журнале.

– Благодарю вас, капитан.

Действительно, в его судовом журнале я прочел запись от 5 декабря: «...неизвестное судно, белый флаг с аббревиатурой PSQ».

В результате разговора с плененным шкипером я уяснил для себя очень человеческие недостатки в характере наших врагов. Я припомнил, как недавно допрашивал одного из них:

– Капитан, как вы докладываете по прибытии дежурному офицеру флота?

Он усмехнулся:

– Обычно я наведываюсь к нему, когда он спешит побеседовать с бутылочкой джина между 6 и 7 часами вечера. Торопясь в свой клуб, он раздраженно говорит: «Вы обязательно должны являться в это время? Ничего не заметили?» – а я всегда отвечаю: «Нет». И он счастлив, потому что в противном случае нам обоим пришлось бы заполнять бесконечные анкеты в четырнадцати экземплярах.

При этих словах я рассмеялся и сообщил ему, что примерно то же самое случалось и с нами.

В другой раз я поинтересовался у шкипера:

– А каково это – плыть в составе конвоя?

Мой пленник немного подумал и медленно ответил:

– Самое худшее – это когда судно, за которым следуешь ты или которое следует за тобой, получает прямое попадание, а ты не имеешь права останавливаться. С вашим опытом вы можете себе представить, каково очутиться в подобной ситуации.

Но пора вернуться к «Мандасору». Время поджимало, и я приказал ускорить перевоз грузов. В 19.30 уже должно было быть темно, а нам еще предстояло затопить «Мандасор» и заняться поисками самолета, который два часа как исчез из вида. Я вовсе не жаждал быть застигнутым темнотой, прежде чем самолет и катер очутятся в безопасности на борту.

Я даже не подозревал, что самолет испытывает серьезные трудности. Летчик был вынужден совершить посадку на брюхо, а затем рулить к катеру, у которого заглох двигатель. Поднялся ветер, волны залили левый поплавок, и гидросамолет перевернулся. Летчика подобрали, и он ожидал нашего появления, страдая от морской болезни в пляшущем на волнах катере.

В 16.20 мы взорвали заряды, и шесть минут спустя «Мандасор» ушел носом вниз под воду, и после него на морской поверхности остались плавать ящики с чаем из его груза. Едва судно затонуло, как мы поспешили на поиски самолета и катера; но, когда мы добрались до места, все, что смогли увидеть, – это катер с экипажем и летчиками, которые были рады вновь почувствовать под ногами твердую палубу. Гидросамолет был наполовину под водой, и я с тяжелым сердцем приказал затопить его при помощи орудийного огня. Потеря самолета тем более раздражала, что ее вполне можно было избежать, а при преобладающей погоде гидросамолет можно было использовать почти ежедневно. В мирное время к осени 1940 года его бы наверняка списали за непригодностью к полетам, так что это было почти чудом, что гидросамолет принял активное участие в захвате не менее трех судов – «Оле Якоба», «Бенарти» и «Мандасора».

Прошло четыре бесплодных дня, и 27 января впередсмотрящий заметил клубы дыма из трех труб. Я сделал поворот оверштаг и ушел прочь на скорости 15 узлов. Судя по форме труб и надстроек, судно, по всей вероятности, было «Куин Мэри». Мы не могли определить, следовал ли корабль в составе конвоя, но в любом случае о преследовании не могло быть и речи, поскольку он превосходил нас не только в скорости, но также, по всей видимости, и в вооружении. Я полностью осознавал, как разочарована была вся команда, когда я отдавал приказы квартирмейстеру и главному механику. Я пресек недовольство экипажа, заявив:

– Неужели кто-нибудь всерьез полагает, что англичане позволят такому ценному кораблю плыть без эскорта? За ним наверняка следует крейсер, которого мы не видим.

И действительно, один из английских шкиперов в тот вечер в случайном разговоре заметил, что в этих водах «Куин Мэри» на самом деле использовали в качестве транспорта, который всегда сопровождал легкий крейсер. (Впоследствии я узнал, что это был корабль не «Куин Мэри», а 22 281-тонный «Стратхейрд» с линии PSQ, и эта линия перевозила транспорты с войсками.)

Несколько раз меняя направление движения, к вечеру я вернулся на прежний курс. Я устремился к маршруту, по которому следовали танкеры, направлявшиеся в Персидский залив или выходившее из него, предполагая дрейфовать около того места, где, как утверждал Морской штаб, пересекались танкерные трассы. Вечером 31 января мы заметили верхушку мачты, но при этом никакого сопутствующего дыма. Точно в рассчитанное нами время на горизонте возник смутный силуэт. «Открыть борта!» Как часто я отдавал этот приказ, и все равно каждый раз моментально учащался пульс и пересыхало в горле.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});