Нерушимый - Денис Ратманов

начавшего вставать шкета.

— Как ребро, сосед? — дружелюбно спросил я. — Если не доломал, могу повторить.

Сплюнув вязкую слюну с кровью, я пошел на них. Не знаю, как выглядело мое лицо в этот момент, но наверняка пугающе, потому что Артур начал отступать. Пушкин отбежал в сторону. Протрезвевший шкет поднял руку и засипел:

— Не надо… Не хотели… Звиняй…

— Звездец тебе, сука, — донеслось сбоку. Пушкин сидел на корточках, проверяя пульс у Шрека, лежащего мордой в снег; проверив, обратился к шкету: — Кирюха, давай, вызывай наших. Будем оформлять нападение на сотрудника.

Шрек пошевелился, промычал нечленораздельно.

— Что? — спросил Пушкин.

— Не надо никого вызывать, — сказал Шрек. — Все по чесноку.

Раздалась пронзительная трель милицейского свистка. Встрепенувшись, я обернулся и увидел шагающего к нам из-за угла Мищенко с двустволкой в руке. За ним бежала Настя в распахнутой куртке.

— Отставить безобразие! — заорал он. — Шо за беспредел?

Из-за поворота угла показалась еще и блондинка Наташа со своим ухажером. Черт, ну просил же не лезть.

— Шо с ним?! — спросил Мищенко, кивнув на Шрека.

Подковыляв к Коту, он поднял валяющуюся рядом кепку, хотел помочь здоровяку встать, но куда там — такую тушу поднять! Толстяк лишь сел, опершись спиной об стену.

— Поскользнулся, — ответил Шрек. — Скользко у нас тут, Ильич.

Поймав его взгляд, я кивнул. Понятно, что он сейчас себя больше прикрывает, чем меня, но все равно — при желании могли бы оформить как реальное нападение на сотрудника. Ну, или хотя бы попытаться, учитывая, что о моем подвиге и Джабаровой Кот, похоже, не в курсе.

— А то ж… — ухмыльнулся Мищенко. — Смотрю, все вы поскользнулись, а некоторые не по разу.

И вдруг я вспомнил о ёлочной игрушке в кармане — золотистой лисице с острым носом. Цела ли? Я захлопал по карманам, почему-то казалось, что если она разбилась, то… Фух, цела. Прямо чудо какое-то, что уцелела!

— Шо вы тут устроили? — Мищенко укоризненно покачал головой, проверив пульс у пострадавшего. — Комсомольцы, называется! Стыдно. И ладно бы босяки яки — милиционеры! Шо происходит? Я жду ответ.

Вперед выступил Артур, указал на меня трясущимся пальцем:

— Он у меня деньги украл!

Вот же скотина какая! Так и врезал бы ему… Хотя ладно, уже врезал. Достаточно.

Мищенко посмотрел на меня.

— Не брал я, — устало сказал я. — Сочиняет товарищ. Мы повздорили, и он решил от меня так избавиться.

— Сколько зныкло… пропало сколько? — спросил Мищенко, разглядывая носки своих ботинок и потирая усы.

Неуверенно поглядывая на меня, Артур выдал:

— Триста пятьдесят рублей. В ботинке лежали.

— Какой номинал купюр? — спросил я.

Артур вытаращился, распрямляясь, потом вспомнил, что я ему ребро сломал, закряхтел, согнулся. Еще и симулирует, вот же... не урод даже — уродец.

— Че? — спросил он.

— Купюры яки пропали? — перевел Мищенко с русского на простой, народный. — Сотки, пятидесятки?

— Три сотки и полтос, — без особой уверенности проговорил Артур. — Кажется.

— Экий ты, — подивился комендант. — В заначке каждая купюра тяжким трудом добыта, а ты «кажется».

Застонал Шрек, поднимаясь. Все посмотрели на него. Сел, ощупал голову. Мищенко швырнул ему кепку. Я подождал, когда здоровяк оклемается, встал между ним и комендантом. Рядом осторожно встали Артур, шкет и Пушкин. Настя осталась стоять в сторонке.

— Короче, мужики, — сказал я, сунув руку в карман с зарплатой и выгребая деньги. — Показываю. Вот, эту сотку я сегодня заработал. Купюры все мелкие. Помогал разгружать машину с елками. Товарищ комендант мою историю знает, а значит, знает, что у меня, когда я сюда приехал, с собой не было никаких денег. Тут, как мы видим — ни одной сотенной.

— Припрятал, — пожал плечами Артур. — Или пропил.

Я шагнул к нему, и он попятился.

— Я трезв, в отличие от вас. Идем в комнату. Давай, идем, проверим мои вещи. У меня их и нет почти, гол как сокол. Может, прямо сейчас меня обыскать хочешь? А хочешь, карманы выверну?

Я методично вывернул каждый карман, чтобы не оставалось вопросов. Снял и вытряхнул туфли. Потом растопырил руки, но никто обыскивать не стал.

— Доволен, Артурчик? Теперь — в комнату.

В моем голосе было столько уверенности, что приятели Артура стали коситься на него с подозрением, особенно — Шрек, который уронил лицо в прямом и переносном смысле. Еще бы, боец беспредельных боев, и так бездарно слился.

Настя собралась было идти за нами, но я посмотрел на нее и покачал головой. Она кивнула. Молодец, понятливая.

На входе я взял пакет с грязными кроссовками, ткнул его Артуру.

— Гляди, что купил на твои деньги. Нехило прибарахлился, да? И приятелям покажи.

Они по очереди заглянули в пакет, а я объяснил:

— Считай, с мусорки подобрал, чтобы было в чем работать. Было бы триста рублей — купил бы новые.

Все молчали.

Так, вшестером, мы молча начали подниматься по лестнице. И тут меня кольнуло дурное предчувствие: а что, если Артурка эти деньги мне подбросил? Холод прокатился по позвоночнику. Но ведь это проверить проще простого! Я сфокусировался на Артурке, идущем позади, и узнал, что больше всего на свете он хочет, чтобы у меня нашлись хоть какие-то деньги, и он смог оправдаться.

Фух, значит, не удосужился перестраховаться. А скорее всего, просто насвистел корешам, чтобы проучить меня.

Я отпер дверь. Вся толпа разулась, и тесная комната наполнилась не только источающими перегар телами, но и духом несвежих носков.

— Приступайте, — сказал я, уперев руки в бока, но никто не спешил заняться моими вещами. — Как вчетвером лежачего пинать, так смелые, как за базар ответить — хвосты поджали?

— Ладно, я это сделаю, — буркнул Шрек и со знанием дела начал прощупывать матрас и подушки, остальные стояли молча.

Мищенко вздыхал, Артур хотел под землю от стыда провалиться. шкет и Пушкин злились на него и на меня — по старой памяти. Самым нормальным из них оказался Кот-Шрек. Он почти поверил, что ошибся, и хотел докопаться до правды. Желательно такой, которая докажет, что друг не соврал, а дерзкий новичок виновен. Но будет другая — устроит и такая, а то задрала неопределенность.

Тем временем мое тело начало выходить из боевого режима, гормоны схлынули, и я ощутил, что ноет ушибленное