Завтра наступит вчера - Татьяна Лунина

Ольга. Батюшки! Она уже успела влюбиться по новой.

— Васька, ты не представляешь, какой мужик! Итальянец! Невысокий, правда, но сама знаешь: у кого рост маленький, тот в корень пошел!

— А как твой муж?

— Кто, Сашка? Без понятия!

— Ни разу больше не виделись?

— Ага.

— А где он живет, не знаешь?

— Васька, ты с ума сошла! Это что, моя проблема? Квартиру подарили мои родители, он к ней не имеет теперь никакого отношения.

— А подружка ваша не объявлялась? — поинтересовалась Васса, одной рукой придерживая у уха трубку, другой подсаливая бульон.

— Объявлялась, лахудра толстозадая! Плакалась, прощения просила. Гадина! Пошла она… Не хочу о ней говорить. Слушай, может, вы с Владом подтянетесь ко мне в субботу? Итальянца моего посмотрите, познакомитесь. — И хихикнула: — Может, родней станете в скором будущем.

— Не знаю, Оль, как получится. Если Влад будет свободен — придем.

Треп ни о чем продолжался еще с полчаса, у Вассы уже онемела рука, зато, не прерывая разговор, она умудрилась и картошку пожарить. Освободившись от восставшей из пепла Ольги, накрыла картошку крышкой, прикрутила кипевший бульон и вышла в комнату. От балконной двери подозрительно шмыгнул Бат. Так и есть! Хозяйка пошла за, тряпкой, ворча на щенка, безразличного к уюту и чистоте. Наконец включила телевизор и устроилась в кресле, расслабиться и отдохнуть. Наивная! Только присела — зазвонил телефон. О, ради этого стоило вскакивать! Безразличный голос сообщил телефонограмму: «Спасибо зпт что вы есть тчк Алексей». Вот уж не ожидала, что краснеющий старпом объяснится ей таким образом в любви. И телефон откуда-то узнал, надо же! Но приятно. Вроде и ни к чему, а душу греет. Что она, не женщина, в конце концов! Адресат посмотрел на свое отражение. Зеркало показало высокую шатенку. Прямой нос, большие серые глаза, ресницы видно, брови, на левой щеке родинка (Влад ее обожает), лоб средний, овал лица с натяжкой можно назвать нежным, губы… да, губы хороши, изогнуты вполне изящно, ну и шея, длинновата, конечно, но зато загорелая, кожа гладкая и чистая. «Раз влюбляются, значит, что-то есть», — решила беспристрастная оценщица и, устав себя разглядывать, отправилась на кухню, потыкать мясо вилкой — не готово ли. Сняв крышку, собралась вонзить зубцы в безвинную мякоть — о черт! Опять телефон.

— Алло!

— Але, Васечка, это я! Не ругайся, пожалуйста, прости меня, пожалуйста, не злись на меня, Христа ради! — зачастила трубка.

— Юлька, я убью тебя!

— Errare humanum est, Васечка. Человеку свойственно ошибаться, — кротко заметил абонент.

— Ну разве можно так надолго выпадать из жизни? Совесть у тебя есть, рыжая?

— Васечка, мы же договорились: повинную голову меч не сечет.

Василиса рассмеялась. Нет, ну совершенно невозможно злиться на эту бестию!

— Как отдохнула, Василек? Хорошо?

— Ох, Юль, не то слово — сказка! Я побывала в раю. Теперь знаю, как он выглядит, не заблужусь на том свете.

— А ты уверена, что тебе туда, Василек? — невинно поинтересовалась рыжая нахалка.

— Хамите, парниша?

— Неправда ваша, тетенька, девица я, — вздохнула трубка.

Васса улыбнулась. Нет, дом — это не адрес с пропиской. Дом — это люди, которые тебя любят и ждут там, куда возвращаешься. В Москве ее ждала Юлька. И вот теперь она окончательно почувствовала, что дома.

— Василек, а скажи, пожалуйста, мне, своей младшенькой подружке, почему о всех твоих новостях, выдающихся, заметь, я узнаю от чужих людей? Разве это хорошо? С каких это пор у нас друг от друга тайны? — Наступая, Батманова активно брала реванш.

— А не надо исчезать, младшенькая моя, — отразила ее атаку Василиса, — уходить в подполье не нужно. Ты ничего не знала, потому что некому было от меня узнать. Кому я могла сообщить обо всех моих новостях? Моей подруге Юле Батмановой? А где она? Ее же нет! Так что, Рыжик, как ни крути, а виновата ты сама, не надо было пропадать бесследно, — поставила последнюю точку старшенькая. — Ты послезавтра работаешь?

— Конечно. — Крыть Юлии было нечем, атака бесславно провалилась.

— У меня послезавтра первый рабочий день. Рыжик, я посмотрю, какая там обстановка, и постараюсь с тобой до сверки кофейку в баре попить. Я угощаю. Договорились?

— Договорились, Василек, буду ждать от тебя звонка.

— Ну мы еще завтра вечерком созвонимся.

— Нет, Васечка, — замялась трубка, — завтра вряд ли. Я, наверное, поздно домой вернусь.

— О Господи, — обрадовалась Васса, — никак услышал ты мои молитвы?

— Васька, это совсем не то, что ты думаешь.

— Я, Юль, ничего не думаю, потому что пока ничего не знаю. Я просто хочу, чтобы ты была счастливой.

В ухо стукнул звонкий чмок.

— До послезавтра, Василек!

Заправляя бульон, Васса не переставая думала о Юле. Что-то новое прозвучало в ее голосе, когда она сообщила, что будет дома поздно, какие-то незнакомые нотки. Неужели влюбилась? Дай-то Бог! Выключив наконец плиту, домовитая хозяйка вошла в комнату и увидела на журнальном столике белый листок. «Сделаю сейчас последний звонок, развалюсь в кресле и буду тупо пялиться в телевизор. Все! Никаких эмоций и никаких дел», — твердо решила она.

* * *

«Вот так всегда! Человек предполагает, а Бог располагает, — уныло размышляла неудачная прогнозистка, шагая по вечерней улице. — И дернул меня черт сорвать это объявление! Сегодня в автошколе последний день набора, следующий поток — через три месяца. Что же, ждать три месяца? А машина будет все это время ржаветь под окнами? Пока не утащат? А на фига тогда козе баян, если у нее нот нет?» Нет уж! Лучше она сегодняшний вечер отстрадает, а дело сделает — запишется. А потом выучится и будет рассекать в своем новеньком, цвета большевистской гвоздики авто.

Найти автошколу оказалось несложно. Девица по телефону довольно толково объяснила, как это сделать, и через пятнадцать минут Васса оказалась перед серым пятиэтажным зданием, на первом этаже которого разместились пункт приема стеклотары, автошкола и продуктовый магазин. Слегка озадачивала вывеска: крупными буквами «Автошкола», а под ней мелким шрифтом «Икар». «Юмористы, — хмыкнула пришедшая, — или невежды. Видно, в книжке, которую читали доморощенные адепты полетов, страницы были вырваны: начало прочли, а конец убежал. А может, юмор у них такой — черный называется. Дескать, катайся-наслаждайся, но помни обо мне. И подпись: Икар. Ха-ха! Очень смешно». Но выбора не было, не отправляться же за тридевять земель — и Васса, толкнув дверь, вошла. С твердым намерением прыгнуть выше себя, как и всяк сюда входящий, впрочем.

В небольшой комнате заливался соловьем Муслим Магомаев, радостно открывая банальную истину, что свадьба, оказывается, может петь и плясать. Вдоль стен стояли стулья. Правый угол занимала черная колченогая вешалка,