(Брак)ованные (СИ) - Дайвер Энни

Слова звучат трогательно, хоть и были брошены резковато. И я сдаюсь. Поднимаюсь на носочки и целую Евсеева со всей пылкостью, на которую способна. Вторгаюсь языком в его рот, позволяя себе дерзость и пользуясь оторопью Мира. Почти висну на его шее и не сдерживаю стон, когда он прижимает меня к себе. Нам надо остановиться, пока все не зашло слишком далеко. У него через полчаса совещание, а у меня пара отчетов, обновление презентации и составление расписания.

— Давай все-таки вернемся к твоему графику, — улыбаюсь и отстраняюсь. Чувствую, как усиливается хватка его рук, а потом он неохотно меня отпускает.

— В обед ты от меня не сбежишь, так и знай.

— Это приглашение на свидание? — флиртую, поправляя блузку.

— Это приглашение на обед. В випе. Забронируй любой на свой вкус.

Глава 23. Мирослав

Каждый день становится только спокойнее. На работе все медленно устаканивается, семья наконец оживает с улучшением самочувствия нашего старейшины, жизнь становится заметно лучше, потому что рядом со мной лучшая женщина. Ксюша проникает во все сферы моей жизни. Точнее, она и раньше в них была — личный помощник порой знает начальство лучше него самого, — только теперь осваивается в новом статусе.

Проходит еще неделя, и все окончательно втягиваются в привычный ритм, на Ксеню больше не смотрят косо, потому что понимают, что никто ее обязанностей не уменьшил и в золотое кресло не посадил, дав командовать всеми остальными. Взаимодействуют с ней, конечно, осторожнее. Если раньше боялись простых доносов, то теперь страшатся впасть в немилость и вылететь по статье. Делать я ничего подобного не собираюсь, но раз им нравится так думать, образ разрушать не буду.

Проверяю календарь, который Ксюша скорректировала десять минут назад. Сегодня две встречи, а до них нужно успеть заехать в больницу. Яков Игнатьевич наконец соизволил поговорить наедине со своим старшим внуком и теперь ждет меня в условленный день, который выбрал сам, не дав мне поменять время. Из-за этого пришлось двигать все остальное и ставить на уши пол-офиса.

— Ксень, где документы по сделке, я же просил распечатать? — спрашиваю по селектору. — И еще мне нужен типовой договор и отчет по прибыли в диаграммах. В двух экземплярах.

— Все на твоем столе, — слышу улыбку в ее голосе. Наверняка еще закатывает глаза, потому что я опять вешаю кучу заданий, но на самом деле я без Савельевой как без рук, это с началом наших отношений осталось неизменным.

Осматриваю стол, тут только мои бланки и документы на подпись. Никаких новых бумаг. Ежедневник и остывший кофе, который Ксюша принесла полчаса назад. Тогда он мне был жизненно необходим, но пришло письмо, и пришлось сосредоточить внимание на нем. Кажется, кто-то из нас забыл, но я точно помню о своей просьбе, поэтому мягко произношу:

— Здесь ничего нет.

— Там две папки: темно-синяя для первой встречи, темно-бордовая для второй. Я оставляла справа на краю, — вздыхает тяжело, по голосу слышу, что заводится.

Еще раз проверяю от и до, но ожидаемо ничего не обнаруживаю. Зачем говорить, что все готово, если можно просто признаться, что забыла? Я ведь не съем ее, разве что легонько покусаю вечером, но не припомню, чтобы Савельевой это не понравилось хотя бы раз.

— Нет их, Ксюш, — вздыхаю. — Проверь у себя еще раз, я жду и надеюсь, что все будет на месте, — отключаюсь, оставляя возможность признать ошибку. Даже слова лишнего не скажу, если зайдет с теми самыми папками, про которые так уверенно говорила.

Но Ксеня ураганом врывается в кабинет с пустыми руками. Она смотрит на меня, хмуря брови, обводит взглядом стол. Дышит часто-часто, во глазах злость закипает. Она не двигается, только изучает все, что лежит на поверхности стола.

— Они здесь, — рычит, но при этом удивительно аккуратно размазывает меня своей отличной памятью по креслу. Она поднимает бумаги, которые я специально положил перед глазами, чтобы не забыть просмотреть до отъезда, и под ними обнаруживаются те самые две папки. Ксюша идет дальше: аккуратно кладет их на краю стола и отдельно на каждую прикрепляет стикеры, подписывая фамилии инвестора и потенциального клиента, чтобы я точно ничего не перепутал. — Еще что-нибудь, Мирослав Станиславович? — она выпрямляется и сцепляет пальцы в замок.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Да, нехорошо получилось. Совсем уж плохо, если честно.

— Ксюш, — вздыхаю и поднимаюсь. Знаю, что не прав: сам переложил и забыл, а она моментально нашла, потому что я даже не подумал, что из моей головы что-то может вылететь.

— Если это все, то я пойду. Мне еще отчет формировать, — она разворачивается резко и сбегает от меня, к моему удивлению плавно прикрывая дверь.

Обида ее неприятно жжет. А еще давит чувство вины. Сам ведь обидел. Подозрений навешал, поверил в то, что работу не выполнила, и почти убедил в этом Ксюшу. А она ведь действительно все сделала, еще и разделила, чтобы мне было удобнее. Поднимаюсь и иду следом. Телефон звонит, но я отключаюсь не глядя. Сначала надо поговорить с Савельевой.

— Ксень, постой, — обхватываю талию и не даю ей опуститься в кресло. Разворачиваю к себе лицом: — Прости меня. Был неправ, признаю.

— Сложно не признать было, — хмыкает моя обиженная и скрещивает руки на груди, ни капли не собираясь мне помогать мириться.

— Прости, — целую ее в губы, — перегнул, — улыбаюсь и глажу большим пальцем щеку. Ксюша вздыхает и прикрывает глаза.

— Ладно, — кивает, все же сдаваясь, — только отпусти, не хочу, чтобы было как в прошлый раз, — хохочет она, и мне приходится сделать так, как просит. Неделю назад, когда я снова не сдержал очередной эмоциональный порыв, к нам зашла бухгалтер. Ксеня краснела еще час после ее ухода и просила меня подобные шалости проворачивать за закрытыми дверями.

— Тогда вечером с меня ужин. Поедем куда-нибудь или закажем домой?

— Домой, — ожидаемо выбирает Ксюша, и я соглашаюсь.

***

Сумасшедший день становится еще более безумным. Встречи переносятся, так что торжественная встреча со стремительно идущим на поправку Яковом Игнатьевичем откладывается на вечер, когда я с трудом выбиваю себе пятнадцать минут вне часов приема, правда, для этого приходится подождать в коридоре, пока закончатся процедуры.

Меряю шагами расстояние от одной стены до другой, поглядывая на папку с документами, которые деду нужно подписать, и думаю, как бы повернулась жизнь, не окажись в ней нелепого условия. Без Ксюши уже не представляю своего быта. Хочу все время видеть ее рядом, целовать по утрам, не выпускать из постели и вместе ездить на отдых. Черт, я даже отдых начинаю любить, потому что там есть она и все время мира для нас двоих. Это помешательство неискореняемое, но я этому только рад.

— Мирослав Станиславович, можете зайти, — приглашает медсестра и улыбается приветливо.

В палате ярко горят лампы и пахнет спиртом. На тумбочке лежат «Поднятая целина» Шолохова и очки. Дед себе не изменяет, и от этого становится радостно. Значит, точно приходит в себя.

— Привет, — да, он, конечно, сдал сильно за эти недели, но сейчас хотя бы лицо становится румяным, а не зелено-серым, как было в первые дни. — Я с документами. Подпишешь?

— Подпишу, — улыбается широко. Нравится ему, что с его мнением до сих пор считаются. — Здравствуй, Мирослав.

— Ты как? — подхожу и жму руку, удивляясь крепости хватки. Спокойствие в душе разливается от того, что дед на тот свет еще не собирается.

— Пойдет, — отмахивается от вопросов о здоровье. Ба его замучила, наверное. Она переживает сильнее всех и часто нравоучает главу семейства, но делает это так осторожно, что он и сам не понимает, как добровольно принимает ее сторону. Усмехаюсь. Ксюша влияет на меня точно так же. — Но тебе, думаю, пора брать все в свои руки и не таскаться уже туда-сюда в поисках меня.

Он серьезен. Взгляд суровый. Ждет моего ответа, а я впервые не могу собраться с мыслями. Дед уже передал мне компанию, я даже выполнил идиотское условие женитьбы, и в итоге получил суд с родной сестрой. У него еще есть какие-то активы, о которых никто из нас никогда не знал?