Страстный. Плохой. Опасный (СИ) - Тиган Линетт

Меня передергивает, когда мой собственный крик удовольствия разлетается по всему пространству кухни. Он трахнул меня на камеру своего телефона, а я ничего не помню, но, видимо, в тот момент я мало что понимала…

С выбранного ракурса меня отчетливо видно в приглушенном свете, который переливается на моей обнаженной груди, а тело Гордеева едва попадает в съемку, Максим прячет свое лицо и не намерен показывать его.

В один миг он тянется к телефону, берет его с прикроватной тумбы и наводит на меня сверху, на лицо, на грудь, на дрожащие от удовольствия тело.

— Кто ты? — спрашивает он, полоснув по моему слуху своим перевозбужденным хриплым голосом. — Скажи мне, кто ты? — настаивает Максим, положив свою руку мне на грудь, сжимая.

Именно сейчас, уже в настоящем времени, я будто ощутила, с какой силой он это делает… Больно.

Мерзко.

— Твоя… Я твоя грязная шлюшка, твоя… — задыхаясь, отвечает мой посаженый голос, который я не узнаю. Я будто пьяна, но отчетливо понимаю, перед кем раздвигаю ноги, и желаю этого.

Нет, я не желала. Он меня заставил испытать жажду, и отдаться, как в последний раз.

— Хочешь, чтобы я тебя трахнул, как шлюху? Скажи мне, — спрашивает он с напором, и где-то слышится хлесткий удар, скорее всего, по бедру — там больше всего синюшных следов от его пальцев.

Я вскрикиваю, выгибаюсь всем телом. Глаза лихорадочно блестят, видно, что мне тяжело дышать, и как я верно подхожу к грани запретного удовольствия от грязных игр.

— О да, да… Хочу! Пожалуйста… Трахни меня, как шлюху. Трахни… Трахни меня… — я не выдерживаю напряжения и опускаю руки на крышку ноутбука. Резко встаю со стула и отхожу к окну. По мне бегут леденящие мурашки, дыхание едва пробивается в раскаленные легкие, и у меня кружится голова.

Слезы бесконтрольно снова льются по щекам. Сложно понять, что я должна предпринять в подобном случае, когда едва удается устоять на ногах, хватаясь за подоконник побелевшими руками. Меня снова начинает тошнить, и на этот раз все содержимое полного желудка выплескивается в унитаз, но страх и паника верно остаются при мне.

Не владея собой, добираюсь до бортика ванны, сев на него, умываясь и ополаскивая рот с помощью душа. Умывальник находится на несколько шагов дальше, боюсь если пойду к нему, то не удержу себя на ногах, я их почти не чувствую. Голова начинает гудеть. Я перестаю испытывать абсолютно все, словно меня напичкали пластинкой успокоительного. Пробую прийти в себя, но все тщетно. Мысли начинают путаться, у меня бесконтрольная истерика со слезами, когда я больше не нахожу сил идти, осев на пол.

Как я могла такое сказать на камеру? Как я могла это все говорить этому мерзкому ублюдку, который насиловал меня против воли? Как я могла обзывать себя шлюхой, одновременно с таким наслаждением насаживаться на его член, когда я ненавижу его всем сердцем?

Как он посмел снять такое видео?

Я никогда не чувствовала такой горечи в своей груди. Меня будто переживали и выплюнули под ноги, потоптавшись грязными ботинками по моей гордости и пошли дальше, не оглядываясь на такую никчемную грязь.

Я никогда не испытывала такого липкого обречения, безвыходности, такой сокрушительной паники, и полного одиночества.

***

Прихожу в себя на полу ванной, слыша беспрерывный рингтон своего смартфона, разрывающегося на кухне. Морщусь от головной боли, и поднимаюсь с пола. Понимаю, что уснула на некоторое время по затекшим мышцам руки и бедра, которые теперь побаливают из-за твердой и неудобной поверхности пола.

Кое-как поднимаюсь и опираясь на стену иду на кухню, бросая взгляд на чертов ноутбук. Рядом с ним разрывается телефон. За окном раннее утро, и свежий воздух из открытого окна заставляет мгновенно усеивает морозные мурашками по моей коже.

Беру телефон, отвечая на незнакомый номер, но сердцем чувствуя, кто именно может мне звонить столь упрямо долго.

— Да, — мой голос охрипший, низкий. Такой, будто меня всю ночь пытали… Хотя, на самом деле так и есть, только пытали не физически, а морально. Уничтожали.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Не смей меня игнорировать! — он мгновенно срывается на повышенный тон, в котором ощущается ярость и открытая угроза.

— Оставь меня в покое, — я подхожу к окну, отвлекая себя тем, что закрываю окно и осматриваю двор. Понимаю, что если сосредоточусь на себе и своих эмоциях, которые берут надо мной власть, то просто не выдержу накала и буду рыдать навзрыд.

Я сейчас слабая, но он никогда от меня этого не услышит.

— Ты подумала над моим предложением? — Максим успокаивается, возвращая себе прежнюю уверенность и холод.

— Я не понимаю, о чем ты, — глаза цепляют черную машину недалеко от моего подъезда, и я разочарованно выдыхаю, отойдя от окна, притулившись к стене спиной.

— Тебя так впечатлило видео, что ты даже не читала мои сообщения? — насмехается он, пока я вынужденно слушаю его, скрипя зубами.

Как можно быть таким законченным выродком? Он ведь был совершенно не таким… Он казался отзывчивым, любезным, восхитительным мужчиной с доброй очаровательной улыбкой, к которому я почувствовала нежность и страсть. А сейчас я не понимаю, какое в нем сидит бесчувственное животное и зачем творит такие отвратительные вещи.

— Хорошо, слушай меня внимательно, малышка. Ты принесешь мне папку из полицейского отдела на мое имя. И ты отдаешь ее мне, сегодня же, — он говорит в приказном тоне, уверенный в том, что я подчинюсь.

— Или? — спрашиваю я, сев на стул.

— Или каждый захочет трахнуть такую горячую малышку, когда увидит, на что ты способна в порыве страсти. Как думаешь, что будет, если отослать на почту твоему боссу видео с подобным содержанием? — он потешается моим молчанием, и тем, как я в следующий миг нырнула с головой в такое безвыходное дерьмо.

Мои губы задрожали, но слез уже нет. Невозможно столько плакать, сколько я выплеснула слез за эту неделю.

— Я достану, что ты хочешь. Но ты… — он не дает договорить, отключается от звонка, услышав нужный ему ответ.

Что мне теперь делать?

Я же не могу отдать ему весь тщательно отобранный материал, который мог бы призвать Гордеева к уголовной ответственности? Или могу…

В этот сложный момент я думаю о своем брате. Что он может подумать обо мне, когда всплывет это видео, в котором… Господи, это все слишком нереально, чтобы быть реальной проблемой.

Я никогда не делала обнаженные фотографии для парней, отлично осознавая, что могут быть проблемы. Я никогда не обсуждала с ними больше в мессенджерах, чем планы на вечер и время встречи. Я никогда не рассказывала никому больше, чем мужчина должен знать обо мне, чтобы не иметь после разрыва проблем… Это все мои принципы, но они исчезли с появлением Максима.

У меня будто затуманился рассудок. Я позволила этому человеку овладеть моей жизнью…

Это я во всем виновата. Если бы я придерживалась своих принципов, никогда не позволила ему так издеваться надо мной. Если бы не была такой глупой, не стала дожидаться три массивные Буггати, не стала подниматься на восемнадцатый этаж гостиницы, и не разговаривала с ним на откровенные темы, не позволила ему так беспардонно трахнуть меня.

Виновата я одна, и мне нужно все исправить. Андрей не должен увидеть мой позор. Я не позволю.

Гордееву нужна та папка, в которой возбудить уголовное дело на его имя…

Будет ему эта папка и мы покончим со всем этим дерьмом. Сегодня же.

Часть 9.2

Не знаю, откуда во мне появилось столько сил и храбрости всего за несколько часов. Собралась и вышла из квартиры, не думая о том, насколько безрассудно я поступаю и как сильно это не понравится Андрею. А как только хоть на секундочку сомневаюсь, открываю мессенджер с мерзким видео, и сомнения вмиг исчезают.

Я не готова поставить свою карьеру под удар только потому, что мне хочется справедливости или брат желает отплатить за ущемленное достоинство… Я слишком многое вложила в свою работу и совсем не готова менять род деятельности, как и позволить такому материалу просочиться в сеть. Это понесет слишком большие потери в моей жизни, и не ясно, как можно подобное пережить.