Последний экзамен - Александр Хакимов

У меня было впечатление, что матаджи Валлабха Чайтанья оставит тело вот-вот. Пошел к своему «джи-би-си», а он мне говорит: «С чего ты взял, что она сейчас умрет?» Я отвечаю: «Ну, она же с родственниками простилась». А он мне: «Ну, с тобой же она еще не простилась». Я тогда подумал, что столько усилий, обмана, а, может, все попусту.

Как только мы покинули Майапур, я сразу же заболел. У меня была страшная ангина. Я окунался в Ямуну и чувствовал себя здоровым, но, придя домой, снова падал. Температура страшная, рвало, боль такая. Наши матаджи приходили, делали мне имбирный чай, думали, что он мне поможет. Я подумал, что сам должен тут тело оставить. У меня уже бред какой-то начинался. Думал, все в порядке, очищаюсь, грехи уходят. Мне нужно было позаботиться о матаджи Валлабхе Чайтанье.

Однажды прибегают матаджи, которые с ней жили, сильно испуганные, и говорят, что, кажется, она умирает. Я помчался туда, не понимая, что я должен делать. Она лежала тихо и была абсолютно белого цвета. Я так удивился, как это человек может так выглядеть? Потом начала кататься по полу от боли, и все матаджи от страха разбежались. Искали врача для нее. Я подумал, что с ней нужно кого-то оставить. Потом схватился за голову: «Где же я денег возьму?» Мы там уже практически есть перестали, собрали все, что у нас оставалось, но, все равно, не хватало. Нужно было оставить 1000 рупий, для нас это были большие деньги. Неизвестно, сколько ей еще суждено прожить, и на кремацию тоже нужны будут деньги.

Пошел я тогда к «джи-би-си», все рассказал, и он спрашивает: «А деньги у тебя есть?» Я говорю: «Я потом вышлю, позже». Он не поверил, в те времена это было вообще не реально. Он мне посоветовал сходить к Гопалу Кришне Госвами.

Махарадж отдыхал, сидел в шезлонге, и я стал ждать. Атмосфера Вриндавана, Гопал Кришна Госвами рядом, и я немного пришел в себя от этих проблем. Вдруг Махарадж повернулся и, как будто не узнавая меня, спросил:

— Кто это? А, Чайтанья Чандра, как дела?

Я говорю:

— Плохо!

— Что такое?

— Валлабха Чайтанья умирает, а у меня нет денег.

— О кей, о кей, я помогу.

По его милости ей комнату выделили бесплатно, все как-то устроилось. И мы думали, что все в порядке, денег ей оставим, и она прекрасно оставит тело и без нас.

За день до отъезда она позвала меня. Я был фанатиком и стеснялся общаться с матаджи. А она очень сильно ценила меня и была очень привязана. Все же я пришел и увидел эту шокирующую реальность. Я стал понимать, что и сам тоже когда-то буду в таком же положении. Трудно понять, готов ты или нет. Она сказала: «Я боюсь, языка не знаю, что случится, даже позвать никого не смогу». Тогда я принял решение: оставить с ней одну старую преданную, сказав той матаджи, чтобы она отнеслась к этому как к служению. И мы уехали с более или менее спокойным сердцем. А ровно через сорок дней она оставила тело.

Боли у нее стали все сильнее и сильнее, она пошла к «джи-би-си» и спросила: «Могу ли я просить Кришну, чтобы Он ускорил мой уход?» Он ответил: «Не давите на Кришну, терпите». И она смиренно терпела. В момент оставления тела она звала Шрилу Прабхупаду (интересно: не духовного учителя, а Прабхупаду). У нее были сильные боли, а обезболивающие не кололи. Так или иначе, все это была воля Кришны.

Чайтанья Чандра Чаран дас

Это событие повлияло на всю мою жизнь. Я очень часто вспоминаю какие-то ситуации и разные моменты этого опыта. Когда читаешь Бхагавад-гиту, то каждый раз находишь в ней что-то новое, так и здесь — постоянно думаешь об этом, и приходит все более глубокое и новое понимание того, что произошло уже много лет назад.

Какая-то неиссякаемость есть в этом опыте. У меня такое чувство, будто матаджи Валлабха Чайтанья находится в моей жизни и по сей день, и я могу как-то по-другому общаться с ней, хотя она не такая, как была, а другая. Но это та же самая личность.

Она приехала оставлять тело во Вриндаване. Помню, что я к ней долго не приходила, потому что у меня всегда было много служения, бегала с одного места на другое. И между делом я кому-то говорила: «Вот... сходите к ней, навестите ее...»

У нее был рак в последней стадии и она испытывала сильные боли. Но никто даже и не думал об обезболивающих средствах, да еще наркотического содержания, ведь это было бы нарушением принципов! Шел 1991 год. Сознание преданных было еще очень фанатичным. И матаджи Валлабха Чайтанья все страшные боли вплоть до самого ухода перенесла без обезболивания. Врача у нее тоже не было, кроме аюрведического доктора, который практически не приходил к ней. Были, конечно, какие-то аюрведические лекарства, которые в ее ситуации были просто бесполезны.

Она лежала в Гест-хаусе, седьмой комнате, на первом этаже, и было очевидно, что она оставляет тело. Я тогда жила только второй год во Вриндаване, и когда приходила к ней, то не могла ей сказать: «Вот, Вы уйдете в духовный мир...» Я ей говорила: «Валлабха Чайтанья, Вы так любите служить преданным, поэтому, куда бы Вы ни пошли, это останется с Вами, это Ваша сущность, поэтому, Вам беспокоиться не о чем. Вы окажетесь там, где Вам будет предоставлена полная возможность служить преданным».

У нее не было такого большого желания уйти в духовный мир, к Господу, но у нее была такая поэтическая любовь к преданным, она даже писала о них стихи. Ей так хотелось всех удовлетворить! У нее не было какого-то особого служения, и нельзя сказать, что она внешне чем-то очень отличилась от других. Но меня привлекало в ней большое желание услужить преданным и удовлетворить их. Она это делала всерьез и очень искренне, не поверхностно, не сентиментально, а ей на самом деле этого хотелось. У нее было очень хорошее качество: она любила дарить подарки преданным. Она привезла с собой много пуховых платков и дарила их разным матаджи.

Шла весна 1991 года. Начался месяц Пурушоттам. В это время очень благоприятно совершать дандават-парикраму вокруг Вриндавана. В этот самый удачный и благоприятный месяц не принимаются никакие оскорбления. Это месяц Радха-Кришны вместе. В какой-то месяц мы получаем милость Кришны, в какой-то — Радхарани, но в этот месяц, мы получаем милость Их Светлостей вместе. И Они устроили ей самый благоприятный уход.

Я пошла на дандават-парикраму с первого же дня этого месяца. Тогда у меня было много служения: я стирала, гладила одежды Шрилы Прабхупады, убирала в пуджарской и была очень занята, а еще нужно было джапу успеть прочитать.

Итак, утром я совершала данват-парикраму, потом бежала на служение. Но однажды почувствовала какой-то толчок внутри себя, что я должна срочно идти к матаджи Валлабхе Чайтанье. Я пришла к ней, села рядом, открыла Бхагавад-гиту и вдруг сказала: «Ну, все, Валлабха Чайтанья! Детские игры закончились, теперь мы начинаем серьезно готовиться!» И начала читать ей вторую главу. Это было за две недели до ее ухода. Я читала ей все стихи о душе, комментарии Шрилы Прабхупады. И так каждое утро после дандават-парикрамы я приходила и читала ей. И так каждый день — утром дандават-парикрама, служение, потом шла к Валлабхе Чайтанье и читала ей, читала...

И в какой-то момент вдруг поняла, что это не я делала дандават-парикраму, так как у меня не было никакой усталости после этого, и как будто не я с ней говорила, а кто-то вдохновлял меня это делать, и поэтому приходила особая уверенность и сила. Как будто меня кто-то использует в этом процессе. И что я это делаю, как будто, для нее или за нее. У меня было глубокое убеждение, что это именно так. Хотя этого нельзя было никак доказать.

И вот однажды, когда я уже заканчивала совершать эту парикраму, на которую ушло 13 дней, и у меня осталось лишь метров 100 — 150 до храма, я почему-то оставила это на вечер, не понимая даже, почему, хотя могла бы без труда закончить. И так, не закончив парикраму, я отправилась на служение. В это время к нам пришел доктор, который лечил ее. Пришел к нам и сказал, что она оставит тело или в субботу, или во вторник. Так и случилось.

В воскресенье она уже начала тяжело дышать. А во вторник мы уже были готовы к тому, что она будет уходить. До этого последние пять дней она ничего не ела, пила какие-то соки, но из нее все вытекало, и нам приходилось постоянно менять простыни. Я удивлялась тому, что она не ела, а стул шел, я никак не могла этого понять. Тело, конечно, очень очистилось за эти пять дней, и, естественно, ум тоже. Мы поили ее водой Радха-кунды.

Последние три дня были очень важными для нее. До сих пор я чувствую какую-то неловкость, что смалодушничала, что ушла тогда. Но, может, так надо было... Я проводила с ней много времени. Но в ту ночь очень устала: «Говинда! Говинда!» И всю ночь, всю ночь! А мне как же? Это же целый день выполняешь служение, парикраму, а потом всю ночь с ней не спать. Матаджи Наротаки уже все... ушла на улицу, села на скамейку и сидит. Ей уже все — все равно! Хоть положите, хоть поставьте...