Стать Медузой (ЛП) - Хамм Эмма

Мальчик словно кивнул в ответ, а потом опустил ладошку на руку Алексиоса, лежащую у округлого животика ребенка. Они кормили его козьим молоком, и малыш хорошо его воспринимал. Смертный ребенок вряд ли выжил с таким. Но Хрисаор бывал на солнце пару часов каждый день и рос нормально.

Но быстро.

Хрисаору было всего две недели, но он уже был куда больше размером. Алексиос ощущал вес ребенка в боли в его плечах и руках. Они не знали, насколько большим он вырастет, но он боялся, что путешествие с малышом-богом будет сложнее, чем он представлял.

— Как думаешь, кроха? — спросил он. — Пора нам взять дела в свои руки?

Малыш ворковал в ответ.

— Видишь? — он посмотрел на Эвриалу и приподнял бровь. — Даже малыш-бог согласен со мной. Нам нужно делать что-то, а не сидеть и ждать помощи.

— Тогда что ты предлагаешь, кузнец? — она звала его так, когда злилась на него. Словно его профессия была чем-то постыдным.

Он не хотел стесняться того, что был смертным. И он не хотел впускать ее в свою голову, когда он знал путь так, словно кто-то выложил его брусчаткой.

— Я хочу поговорить с Афиной, — ответил он. — Лично. С ребенком.

Эвриала и Сфено смотрели на него, раскрыв рты.

Он ждал, пока они ответят, но они не могли выдавить ни слова в ответ на его план. Они глядели на него, будто он сошел с ума. Или стал кем-то другим для них.

— Дамы, — сказал он. — Я сделаю это, даже если вы не считаете это хорошей идеей. Но я решил, что вы знаете, как найти Афину.

Сфено издала сдавленный звук и ответила:

— Думаю, поговорить с Афиной можно, только забравшись на гору Олимп.

Это был не лучший план, но он считал это возможным. Он пересек моря на золотом корабле Афины. Он встретил Грай, Гесперид, видел самих богов. А потом забрался в логово Горгон и все еще был живым.

Забраться на гору Олимп будет не так и сложно.

Он посмотрел на Хрисаора, мог поклясться, что мальчик кивнул, словно он сам думал об этом плане. Этот ребенок был не просто младенцем. Его глаза многое видели, и если он был согласен с этим планом, то Алексиос считал этот план правильным для них обоих.

— Хорошо, — сказал он. — Так и поступим.

В этот раз сдавленный звук издала Эвриала, а потом рассмеялась.

— Что, прости? Это невозможно, и ты — не герой, Алексиос. Ты — кузнец.

— Порой герои появляются из неожиданных мест, — он кивнул им решительно и добавил. — И я не хочу быть героем. Я хочу отомстить за произошедшее с Медузой, и я хочу услышать от Афины, что о ее жрице позаботятся в загробной жизни. Ей нужно извиниться за то, что она сделала.

— Что Афина сделала? — воскликнула Эвриала. — Ты думаешь подняться на гору Олимп и отругать богиню войны?

Можно было и так это описать. Кто-то должен был сделать, потому что Афина играла и за героев, и за монстров. Она не могла сделать вид, что помогала одному, и помочь потом другому.

Персей мог пойти за любым монстром. Он мог сразиться с тысячью существ в этом мире. Афине нужно было только шепнуть на ухо Полидекту, что другие существа впечатляли сильнее Горгоны.

Медуза не должна была умирать, чтобы герой оставил свой след в мире. Это было лишь для развлечения богини, которая думала только о себе.

Он крепче сжал в руках Хрисаора, улыбнулся его пухлым щечкам.

— Думаю, я так и сделаю, да.

— Это глупая идея, — Сфено расправила плечи и скрестила руки на груди. — Афина сбросит тебя, если ты вообще доберешься до вершины Олимпа. То, что ты заботишься о ребенке, не делает тебя отцом для всех, Алексиос. Ты не можешь отругать богиню и ожидать, что она останется доброй.

— Думаю, я могу, — он подвинул ребенка на плечо и пошел к маленькой пещере, где он оставил свои жалкие запасы вещей. — Думаю, привлечь внимание Афины можно только странным образом. Она еще не сталкивалась с гневом смертного, это точно. Все ее боятся.

И не зря. Боги и богини были сильными, и Алексиос понимал, что это была опасная игра. Но у него были козыри в рукаве, особенно в облике мягкого малыша, который жевал его правое ухо.

Афина была бессердечной ведьмой, которая думала только о героях, прославляющих ее имя навеки, но она не могла избежать от судьбы, которую сплела. Алексиос встретится с ней. Он расскажет ей все, что случилось из-за решений. И даже если это оборвет его жизнь, он хотел знать, что она хоть немного устыдилась.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Этого он и хотел.

Он прошел в комнату, опустил Хрисаора на кровать из шкур в углу, где он спал каждую ночь. Горгоны хотели, чтобы ребенок был с ними, может, не просто так, но он не мог надолго оставить малыша.

Рядом с мальчиком ему было спокойнее. Хоть он все еще горевал, потеряв Медузу, он обнимал малыша, и ему было легче.

Хрисаор был не против, когда Алексиос будил его из-за этого. Казалось, он понимал необходимость Алексиоса касаться его, когда он думал о Медузе. Он не плакал, как дети, когда их рано будили. Хрисаор просто зевал и прислонялся ближе к шее Алексиоса.

Даже сейчас Алексиос склонился, чтобы вдохнуть сладкий запах малыша. Он не знал, что делать без Хрисаора.

Но он знал, что делать дальше.

Он мог выбрать оружие. Многие, кого Медуза превратила в камень, были вооружены до зубов, и их мечи впечатляли. Он мог выбирать из кучи оружия, и броня блестела на солнце, но он уже все осмотрел и знал, что с собой возьмет.

Алексиос собирался, когда Эвриала появилась у входа в пещеру.

— Ты не обязан это делать. Ты можешь остаться с нами и Хрисаором. Тебе нужно только сказать, и мы примем тебя. Тут безопасно, Алексиос. Безопаснее, чем в остальном мире.

— Безопасно? — он сунул щиток для руки в мешок слишком сильно. — Медуза не согласилась бы с тобой.

— Она была аномалией. Без нее мы с сестрой — просто монстры, о которых никто не заботится, — она подползла ближе, ее голос стал тихим, и он почти не слышал ее. — Ты мог бы остаться тут.

— Мог бы. Но это было бы неправильно, — он указал на Хрисаора. — Как для меня, так и для него.

— Для него? — Сфено появилась за сестрой. — Ты хочешь взять ребенка с собой? Нельзя так, Алексиос. Для него там будет в десять раз опаснее. Ты можешь выжить в мире смертных, если вернешься туда, но золотой ребенок сразу выдаст то, кто он.

Ему было плевать, что говорили Горгоны. Он закончил собираться, опустил мешок на шкуры и повернулся к ним.

— Вы хотите, чтобы он был хорошим богом? Тем, кто отрекается от богов, сидящих на ложных тронах на Олимпе?

Они обе молчали.

— А вы предпочли бы оставить его тут, под богами, которые не хотят, чтобы он вырос? — он покачал головой. — Нет. Он идет со мной, как хотела бы Медуза. Он будет жить в мире, где увидит смертных и научится ценить их.

Сестры не могли ответить. Они глядели на него, в глазах были все эмоции. Он склонился и коснулся пальцем щеки малыша.

Они не могли с ним спорить. И они не могли удержать ребенка сами. Все взрослые тут знали, что в пещере ему будет одиноко, без людей, и постоянно будет оставаться угроза, что кто-то захочет убить их или его.

Алексиос хотя бы мог дать ребенку шанс. Он мог показать ему мир смертными глазами, надеясь, что это убедит будущего бога, что смертные стоили его сострадания.

Сфено вздохнула и коснулась ладонью лба.

— Ты прав, Алексиос. Мы знаем это. Мы просто не думали, что так скоро будем прощаться.

Он мог дать им больше времени. Должен был.

Он кивнул.

— Тогда еще месяц. Посмотрим, как он растет, вместе, а потом я отыщу Афину.

— И мы убедимся, что ты готов, — пообещала Сфено. — Спасибо, что дал нам больше времени с нашим любимым племянником.

Он не думал, что месяца хватит. И какая-то сила давила на его плечи, просила его спешить.

Медуза еще нуждалась в нем. Он ощущал это.