Черное колесо - Ханнес Бок

Я сказал:

– Мистер Чедвик объяснил, почему обрушилась дюна. Удары колокола – просто отражение звуков нашего колокола от дюны. А свист, несомненно, крик какой-то ночной птицы.

– Ага, – сказала она. Это могло означать всё, что угодно. Я удовлетворительно растолковал её сон и не дал ей времени задуматься

Но сам я, вспоминая его, задумывался.

14. РАССКАЗ РАФФЕРТИ

В тот же день ко мне пришёл Мактиг. Он выглядел утомлённым и похудевшим. Я спросил:

– Вы извинились перед леди Фитц?

Он выразил жестом недоумение:

– Вы решите, что я сошёл с ума. Может, я неверно понял старуху, и она в самом деле поверила в свою нелепую религию… А может, решила поддать жару моей клубничной голове. У нас теперь век чудес! Я недавно встретился с ней в коридоре, и она… извинилась передо мной!

Он мрачно добавил:

– Впрочем, если вы скажете, что я спятил, будете недалеки от истины.

– Что это значит, Майк?

– Это значит, – угрюмо ответил он, – что пока вы возитесь со своими бутылочками и срезами, кажетесь себе таким важным, я принёс вам новости. В вашей программе появился новый номер. Произошёл ещё один случай оживления старого капитана.

Он постучал себя по груди:

– Я!

Я рассмеялся. Он проворчал:

– Вы думаете, это смешно? Подождите, пока не услышите всех подробностей. Потом можете хохотать, пока не лопнете. И тогда у вас появится ещё более славная работёнка – штопать собственные бока. Без наркоза.

Я спросил:

– Что произошло? Ещё один дурной сон? – Я думал о леди Фитц, а не о его пьяной болтовне три дня назад.

– Дурной сон! Не нужно так говорить, док. – Он обиделся. – У меня они один за другим, целый парад. Неважно, сплю я или бодрствую – они приходят, как убийцы – посмотреть на место преступления. Каждый в отдельности не несёт особого смысла. Но если собрать их все… – он бессильно развёл руками. – Но не думайте, что я слабак. Я три дня и три ночи держал их при себе. Пора о них рассказать и решить, сны это, – закончил он, – или воспоминания?

Я сел:

– Начинайте.

– Если бы они так точно не продолжали друг друга, я назвал бы их снами. Но это – воспоминания. И в то же время – как я могу помнить то, чего со мной не случалось? Большого Джима я могу понять – он проделал большую работу, прежде чем стал старым капитаном. А я как будто обрёл вторую личность за одну ночь. Нет, – поправился он, – не за одну ночь, а за несколько дней. С тех пор, как услышал колокол и дудку. Может, даже немного раньше.

– Я не могу высказать своё мнение, не услышав подробностей, Майк.

– Подробности? Вы их получите.

Он достал кисет и трубку.

– У меня было предчувствие. Я понял, что с этим местом неладно, в тот день, когда мы услышали колокол и боцманский свисток. Увидев старый корабль и чёрное колесо, я тут же понял, что здесь найдётся и кое-что похуже. Руки на колесе напомнили мне узор чешуек на спине гадюки. Мне показалось, что колесо гораздо опаснее змеи. Положив руки на колесо, я вдруг увидел вместо Чеда кого-то другого. И этот другой причинил мне такое большое зло, что я ударил его.

Он набил трубку табаком.

– При виде шипов в дверях каюты у меня по спине поползли мурашки. Шипы походили на огамические руны – старинное кельтское письмо, и так и кричали об опасности. Не знаю почему, да и как я мог знать, если сам не принимал участия в этом убийстве? Ведь там была просто груда песка.

– В форме могилы, – вмешался я, – и тут всё дело в ассоциациях. Вы сказали, что в песке кости Слима Бэнга.

– Это сказал Бенсон, а не я. Я же сказал, что здесь просто кости. Поэтому я так и разволновался. Какое отношение имеет старый капитан к тому, что я якобы вспоминаю? Большой Джим был старым капитаном, когда сказал это, вы знаете. И он имел в виду не нынешнего Слима Бэнга, а того, кто служил на прежней «Сьюзан Энн».

Я вспомнил и удивился – скорее не словам Мактига, а тому, почему он так говорит. Он продолжал:

– Всё время, пока мы вскрывали эту заколоченную каюту, у меня возникали вспышки – предчувствие того, что нам предстояло увидеть. Но намёки – одно дело, а подробные воспоминания – совсем другое. Если только вы верите в переселение душ. Я не верю.

Он поднёс горящую спичку к трубке и затянулся.

– И с тех пор эти воспоминания всё время возвращаются. Они мне всю плешь проели. Бурная сцена между Большим Джимом и Смитсоном послужила рвотным пёрышком. Мне казалось, я свихнусь, если не выйду из этой ситуации. Поэтому я и напился.

И сразу отдельные фрагменты сложились в единое целое. Я больше не был Мактигом и не находился на борту «Сьюзан Энн». Я был Фелин-Оуэном Рафферти, нашим Рыжим, короче говоря. Что это вы подпрыгнули?

– Я подпрыгнул?

– Мне показалось, да.

– Майк, откуда вы выкопали это имя – Рафферти?

– Как это откуда? Оно пришло со всем остальным. А насчёт копания вы попали в точку! Потому что Рыжий Рафферти – это не кто иной, как наш рыжеволосый друг со старой развалины, тот самый, что погребён теперь в дюне с медальоном на груди. Знаете, что в этом медальоне? Портрет Бриджит.

Но не будем забегать вперёд. Мы, Мактиги, приехали в Америку из Западного Коннахта всего четыре поколения назад, и в этом случае теория капитана о наследственной памяти не срабатывает. Мне известно, что у Рафферти не было потомков, а если бы и были, то никто из них не мог быть свидетелем случившегося. Понимаете? Я никогда не был в Ирландии и, если не считать нескольких фильмов, понятия не имею, как она выглядит. Вернее, не имел, – поправился он. – Но после знакомства с Рыжим я очень хорошо знаю свою старую родину – такой, какой она была… примерно двести лет назад.

И воспоминания мои не очень приятны. Да, есть и неплохие. Например, когда я иду по грязной дороге, обняв Бриджит, а вокруг каменные старые стены и кусты фуксий. Я украдкой целую её, и ей это нравится. Я спятил, док, но я влюблён в девушку, уже два столетия как мёртвую!

И, ремонтируя её дом, док, я овладел новой профессией. Я могу починить, док, кровлю дома. Мне всегда казалось, что солому укладывают как множество снопов. Ничего подобного! Сначала кровлю покрывают глиной, а потом вдавливают солому в глину ивовыми прутьями, на манер ворот в крокете.

Но я отвлёкся. Всё началось, когда я вспомнил, как брат Бриджит, Натан, был убит в церкви во время мессы отрядом англичан. Англичане изгоняли нас из наших земель и охотились за нами. Мы с Бриджит ушли на корабле из Донегола в Нормандию. Я всё это помню, – сказал он, – но какое всё это имеет отношение к Майку Мактигу?

Он закрыл глаза, может, чтобы получше видеть то, что называл воспоминаниями.

– В те дни африканская торговля переживала бум. Одно плавание могло сделать человека богатым. Тирконнел О’Нил одолжил мне корабль. Через три рейса у меня уже было собственное судно, то самое, что сейчас под дюной. Его название было «Бриджит»…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});