Белорусский набат - Александр Афанасьев

Таким образом, только языковой закон, именуемый также «законом Фарион», создавал для вечно безработной Западной Украины пару сотен тысяч рабочих мест – чистеньких, офисных: тут тебе не на стройке надрываться или на русских северах мерзнуть – сиди себе и толмачь. Это лучше, чем впахивать…

А как воевать против нынешней власти, когда она официально отдала на разграбление целые регионы? Когда был принят «закон о бесхозном имуществе», вызвавший протесты даже в Европе: согласно этому закону, если украинец заходил в какой-то брошенный дом и в течение года там не появлялся хозяин, то и дом, и все, что в нем находится, и земля к этому дому принадлежали этому украинцу. Как воевать, когда официально приняты законы об ограничениях для лиц, подозреваемых в участии в боевых действиях на стороне сепаратистов или просто в нелояльности Украине, – и, в числе прочего, там запрет заниматься бизнесом. Этим же законом некоторые сферы бизнеса полностью отданы украинцам, никому, кроме украинцев, ими заниматься нельзя, главная отрасль – это торговля. И вот украинцы начинают зарабатывать уже тем, что выступают подставными лицами, этакими зиц-председателями многочисленных юридических лиц, и брать деньги за это представительство. А как расценивать закон о пропорциональном представительстве? Согласно ему в каждом регионе считались квоты на «реестровые должности» – причем квоты эти касались не только оплачиваемого государством труда, такого как труд полицейского, прокурора или судьи, но и такие хлебные должности, как должность адвоката, нотариуса, депутата. Хитрость этого закона была в том, что в каждом регионе национальный состав лиц, занимающих эти должности, должен был соответствовать национальному составу Украины в целом. Не конкретного региона, где составляется реестр, а страны в целом. То есть теоретически русские могли попасть на эти должности во Львове согласно их доле в реестре, как на Донбассе, – на реестровых должностях должно было быть соответствующее количество украинцев. Только вот почему-то русские во Львов не стремились и на реестровые места не претендовали.

Интересно, с чего это, а?

А как воевать против власти, которая после военной победы над Донбассом в рамках разрекламированного «закона о примирении» объявила амнистию, но не сразу, а лишь четыре месяца спустя, чтобы за это время все, кто хотел, мог расправиться с побежденными, а потом попасть под амнистию. Как майданить против власти, которая закрыла глаза на многочисленные грабежи в зоне АТО, на посылки, которые бойцы добровольческих батальонов посылали «до дому»…

Своя власть была. Близкая. Родная. Понятная. С галичанским говорком, немного небритая, способная двинуть в морду. Но голос крови есть голос крови. И потому вяло майданили, сами не понимая, что к чему, ждали указаний от старших и харчувались харчами, принесенными теми из киян, которые за любой движняк, кроме голодовки. А таких всегда и везде хватает…

Движуха началась под вечер первого, в День знаний.

На трибуну вылез депутат Рады Соколюк. Был он сотником Евромайдана, одним из тех, кого вознесла революция, цинично названная «революцией гiдности». Участвовал и в АТО, правда, отличиться ничем не успел – попал в плен под Иловайском, оказался в Донецке, потом его выпустили. Выпущенных предупреждали, что в следующий раз расстреляют. Больше Соколюк рисковать не захотел, ушел в политику, избрался в Раду от президентского блока. В Раде запомнился в основном драками и вворачиваемым то тут, то там «Мы с Майдана!». Закабанел, приобрел квартиру в Киеве и автомобиль «Киа» – большой внедорожник, ума не покупать «Лексус», ставший уже символом украинской коррупции, хватило. Говорить он тоже не особо умел, но людей заводил.

Перед выступлением депутат-радник Соколюк прошелся, получил свою порцию народной любви, обнялся с теми, кого помнил со времен Евромайдана и кто еще был жив. Кто-то то ли из однополчан, то ли из односельчан тайком сунул в руку небольшой пластиковый пакетик с таблетками. Их Соколюк помнил еще со времен Евромайдана – ими закидывались, когда надо было отстоять холодную ночь на баррикадах, или перед атакой «Беркута». Зайдя за сцену, чтобы готовиться к выступлению, он привычно кинул в рот таблетку, потом добавил еще одну. Торкнуло почти сразу… прояснились мысли, и появилось то особое состояние внутреннего спокойствия, за которое все так и любили эти колеса. Когда надо было идти на ментовский строй, на ощетинившуюся щитами черепаху… мало кто выдерживал внутреннее напряжение… в конце концов, костяк Майдана составляли обычные люди… студенты, приезжие, бомжи. А с одной этой таблетки… ты просто переставал думать и бояться, и чувствовать себя так, как будто прыгнешь – и вот оно, небо, под рукой…

Объявили его, и он появился на сцене, накинув на плечи ставшую ему маленькой старую бундесовскую куртку.

– Громадяне! – привычно заорал он (став депутатом, он начинал свои выступления именно с этого слова, до этого было «шановни побратимы»). – Тильки шо по всем каналам показали, як наши братья белорусы выступили против кровавой диктатуры Батька и были замордованы! А наша влада подписывает договоры и сдает краиньску землю тирану, ганьба!

– Ганьба! – заорала почуявшая кровь толпа.

Как раз в этот момент на экран дали репортаж.

– Дывитеся! – заорал он. – Дывитеся, что роблять с вильными людьми! Це же самое ждало и нас, не восстань мы против преступной влады и москальского диктата! Памятуйте одного из первых хлопцев, кто був вбит на Майдане, його звали…

Тут принявшего разом две таблетки депутата немного переклинило, и он не смог вспомнить фамилию. Как же его…

– Жизневский… – драматическим шепотом прошипел кто-то рядом.

– Жизневский! – заорал радник еще громче. – Он пришел пидтримать нас в нашей боротьбе и стал героем Небесной сотни, сложил свое життя за вильну Краину! Чи можемо мы забути его и его народ!? Никогда!

– Никогда!!!

– Громадяне! Съогодня мы живем вильными людьми, и мы повинны надать белорусам такую же допомогу, якую они надали нам в дни Евромайдана! И потому мы говорим сейчас: Батька винен пойти геть!

– Геть!

– Белорусская влада будет знищена, белорусский народ повинен бути вильным! Живе Беларусь! Слава!

На «Живе Беларусь!» требовалось отвечать «Живе вечно», но это знали только фанаты, которые пробивали выезды и знали, что кричат фанаты белорусских клубов. Но Майдан этого не знал и закричал «Слава!».

Кроме того, непонятно было, как сборище людей в одной стране может угрожать власти в другой. Но в постсоветском бедламе бывало и не такое…

– Слава!!!

– Я закликаю украинску владу немедленно розорвати дипломатические отношения с диктаторской Беларусью и розорвать законы, по которым святая земля Краины может потрапити в руки диктатора…

Радник остановился, хватая ртом воздух, но под гул толпы, созерцающей «кровавую расправу» со студентами на экране продолжил:

– Я закликаю усих, в ком еще есть дух Майдана, дух непокоры, записываться в ряды ополчения и бути готовым выдвинуться в Минск на пидтримку белорусам! Слава Украине!

– Героям слава!

– Слава нации!

– Смерть ворогам!

– Украина!

– Понад усе!!!

– Коммуняку!

– На гиляку… – бесновалась толпа.

В это время перед Дiдом проходили в очередь люди, все с выправкой и с опытом. Дiд лично раздавал заранее подготовленные пакеты – белорусский паспорт или украинский с отметкой, деньги, немного наличных и пара карточек, пара чистых мобильников, распечатанные из Интернета карты с указанием промежуточных точек маршрута, фотографии вокзалов, остановок транспорта, домов, где есть конспиративные хаты.

– Слава Украине!

– Героям слава!

Здесь эти слова произносили тихо, но серьезно.

Рядом еще в одну очередь то же самое раздавал еще один высокопоставленный деятель Провода.

Полковник Микаил закончил говорить по телефону, причем языка Дiд так и не понял, подошел к Дiду. Тот показал одному из боевиков Провода, чтобы встал на его место и продолжил раздачу, вместе они зашли в кабинет.

– Химия прибыла.

– Вся?

– Да, даже лишку.

– К нам?

– Нет, к американцам. Ночью надо будет перенести. Только тихо.

В Минске американское и украинское посольства располагались друг напротив друга, через перекресток.

– Зробымо.

– Тогда не прощаюсь.

– Я буду в Чернигове, если что.

– Добро.

Они обнялись – как двое мужиков, идущих, вероятно, на смерть.

– Мы повинны бути вильными. Вы – первыми. Остальные – за вами.

– Слава! – сказал Дiд. – Слава героям!

Это были слова, обращенные в память всех, кто погиб под многосотлетним игом Орды, и тем, кому погибнуть еще предстояло. А погибнуть предстояло многим – Дiд знал, что свободы не бывает без крови, и чем больше крови – тем более ценится свобода. Корейцы заплатили за свою свободу миллионами жизней, но остались свободными[30].