Месть без права на ошибку - Лариса Соболева

– Были еще женаты?

– Был. Первая жена умерла.

– Простите…

Странное дело, но Илья верил в то, что говорил: Любы нет, она исчезла навсегда, исчезла тихо, незаметно. Второй раз Илья желал Любе… Второй раз. А вчера вечером танцевали в ресторане, и вдруг Вера тихо предложила:

– Давай уедем, Илья?

Уедем! Хочет уехать с ним! Но…

– Это невозможно… – вздохнул он грустно, крепче прижимая ее, едва не добавив «любимая», непривычное слово, пока трудно его произносить.

– Почему? – отстранилась она.

Он изучал ее лоб, брови, глаза, губы. Дошел смысл выражения «чувственные губы» – значит, чувствуют малейшее касание, вздрагивают, манят. Такие у Веры. Он коснулся ее губ мизинцем и повторил:

– Невозможно.

Подъезжали. С утра он потащил ее в ювелирный магазин, где присмотрел колечко – тоненькое, с одним камешком всего в полтора карата. Страшно хотелось продемонстрировать щедрость, она должна знать, за любовь он платит значительно больше, чем за постель. Кольцо пришлось впору, Илья поцеловал окольцованный палец… и вспомнил Любашу, у которой в шкатулке из сандалового дерева лежало много дорогих побрякушек, выглядевших на жене дешевками. Вера стоит затрат. В отеле она сделала подарок, протянув на ладони коралловый крест:

– А это тебе от меня.

Мигом восстановив картину жуткого вечера, он спросил:

– Ты простила?

Не ответив, Вера подставила губы. Поцелуй… В чувственные губы…

Приехали. Илья подал ей руку при выходе из машины. Невзначай она споткнулась, он был вынужден подхватить ее.

– Люблю тебя, – обожгла шепотом.

Каково! Илья не смел смотреть ей вслед в присутствии личного водителя, но внутри ликовал. Можно сказать, от жизни он получил все… Не все. Впереди карьерное восхождение – тогда получит все.

Раньше на рынке Люба священнодействовала. Поход за едой был ритуалом, приносившим радость, к которому она подходила с неизменной ответственностью. Заранее писала список продуктов, покупала буквально по граммам, считая полезным приобрести на пару дней, а потом сбегать за «свеженьким». Теперь по-другому, мысли далеко.

Неуютно стало в доме, все валилось из рук. Причина в Илье, он очень изменился. Надо что-то делать, а что? Уговорить к врачу сходить? Не пойдет. Ненормальные уверены в своей нормальности. На курорт пусть съездит? Согласна, без нее. Отдохнет, побудет один, переосмыслит… Вернется, они спокойно обсудят дальнейшую жизнь. А жизнь преподносит сюрпризы, вчера закрытый гроб наводил ужас: был Тернов, и нет его.

На автопилоте Люба пришла домой пешком, не взяла такси, как обычно. Подбежал незнакомый мальчишка, сунул в руку конверт и убежал. Люба вертела конверт, не понимая, кому это. Оглянулась по сторонам, но мальчишки и след простыл. От кого конверт? Заклеен. Надписей нет. Дали ей, Любе…

Она присела на острый угол песочницы, не решаясь вскрыть, потому что душа вдруг забилась на ниточке, готовая оторваться. Белый конверт мелко дрожал. Не конверт дрожал, а ее руки. Люба аккуратно вскрыла, достала листок… Письмо. А что еще может лежать в конверте? Конечно, письмо.

«В понедельник вечером идите в отель «Старт». Зайдите минут двадцать восьмого. Измените внешность, насколько сможете. Если Вас кто-нибудь узнает, найдут предлог не пустить. Попросите отдельный номер на два часа, скажите, что к Вам должен подойти гость, назовите любую фамилию. Заплатите за два часа и проходите в номер. Без двадцати восемь проверьте, пустой ли коридор, и идите в № 23. Там Вы увидите кое-что интересное».

Люба сидела с письмом в руке, похожая на застывший комок несчастья. Ниточка оборвалась, испуганная душа опустилась вниз, покатилась к коленям и вылетела через ступни. Осталась Люба без души, терзаемой ревностью и страхами, любовью и обидами. Внутри осталось НИЧЕГО. Не пустота, в пустоте может поселиться эхо прошлого, а у Любы прошлое и настоящее разом пропало. Ничего давило на плечи, грудь, голову. Тяжесть или усталость? Показалось, что живет она на свете лет триста. Зачем так много и долго? Захотелось прилечь, заснуть и спать, пока не пройдет усталость.

Нехотя она встала, тяжело переступая, пошла домой. Открыл Илья. Люба прошла мимо него, не замечая. Вот кровать. Их кровать, удобная, большая, из настоящего дуба. Говорят, дуб полезен… Она легла, забыв снять туфли и демисезонное пальто.

– Ты откуда?

Илья? Люба ответила тихо, едва шевеля ртом:

– С рынка. Кажется, я забыла сумки где-то… Извини, я полежу.

– Тебе плохо?

– Мне хорошо, немного устала.

– Может, «скорую» вызвать?

– Нет, нет, иди… иди… пройдет…

Теперь можно заснуть и спать, спать…

В это воскресенье она не приготовила обеда и ужина. Илья хозяйничал самостоятельно, кое-как лепил бутерброды, кормил избалованных детей, не умея пользоваться посудомойкой, заставлял мыть посуду сыновей, негодуя на жену. Она специально развалилась кверху брюхом, доказывая незаменимость, дескать, Илья без нее обходиться не сможет. Так вот сможет. Да что она такое делает? Целыми днями дома, раскоровела до размеров бегемота, а детей воспитала… Есть по-человечески не приучила, ни черта делать не умеют, капризны, плаксивы, точь-в-точь в мать. Теперь Илья возьмется за воспитание, учредит спартанскую жизнь, по струнке все ходить будут.

Люба проснулась. Было темно. Она включила настольную лампу на тумбочке и поднесла руку протереть глаза… Листок. Смятый, зажатый в кулаке листок. Развернув, прочла: «В понедельник вечером…»

Ах, да! Завтра. Люба положила письмо в ящик тумбочки. От долгого, непривычного сна днем у нее болела голова. На кухне она выпила воды. В гостиной Илья скучал у телевизора, краем глаза покосился на жену и:

– Завтра отвезу тебя в поликлинику. Я звонил и предупредил, что на работе буду позже.

Когда он сказал? Завтра? Завтра вечером у Ильи разработка проекта по перепрофилированию таксопарка, он предупредил, чтобы Люба не ждала его. А у нее завтра в то же время «кое-что интересное». Она тупо смотрела на мужа, он так же тупо – в телевизор. Кругом сплошная тупость. Повернулся к ней – глаза жесткие, колючие, чужие.

– Ребят совсем распустила, стакан после себя помыть не умеют. Хватит нянчиться с ними, растим моральных уродов, – отчитал он жену.

Мальчишки в детской резвились, прыгали по кроватям, бросались подушками. Это их дети, ее дети. Славные, сообразительные и похожи на Илью. Им не стоило мешать, Люба осторожно прикрыла дверь.

Как сомнамбула, бродила она по комнатам, не сняв пальто и туфель. Здесь кабинет Ильи. Старинный письменный стол, мягкое кресло, книги в застекленных шкафах занимают полностью три стены. Люба собирала книги по своему вкусу: приключения и фантастика, романы о любви. Когда выдается свободная минутка, запоем читает занимательные истории. В этом нет ничего плохого… да и хорошего тоже. Это просто Ничего. А вот завтра…

В этой комнате останавливаются ее родители, здесь полно искусственных цветов необыкновенной красоты – очень практично, не требуют ухода, радуют глаз. У них большая квартира, в двух планах, с великолепной лестницей, просторными комнатами. А как трудно содержать в порядке такую квартиру. Они с Ильей потерялись в ней. Но завтра без двадцати восемь найдет…

На кухне Люба села на стул и всматривалась в свое отражение на поверхности никелированной кастрюли, сияющей чистотой. Кривое зеркало перекосило изображение, обезобразило расплывчатыми формами. Лицо напоминало шутовские гримасы, шептавшие уродливым ртом:

– Завтра без двадцати восемь… Завтра…

Бывает, привяжется строчка из песни или стихотворения и преследует с утра до ночи. Так у Бакшарова. Стоило ему подумать о Симиче, представить, что тот несет некий груз, вспоминались ехидные слова Маргариты: «Расчлененный труп в ящике». Бакшаров ловил себя на том, что распевает в уме идиотскую фразу, умудряясь подобрать к ней разные мотивы из известных ему песен. «Я шизую», – догадался он.

Сашка торчит в «Менаде». Узнав подробности о молодежном клубе, Слава лишился сна. «Менада» клуб кайфовый, гнездо наркоманов. Куда смотрят власти? К наркоте Слава относится определенно, потому и дал пистолет Сашке, разрешение у парня на ношение оружия есть, Слава позаботился. Подкрепил длинной инструкцией в придачу, а воспитательную речь закончил словами:

– Сам понимаешь, это не война, где ясно, куда и зачем стрелять.

– Слав, угомонись, я не ребенок. ТАМ, думаешь, всегда ясно было?

Сашка войну называл «ТАМ», говорить с ним о войне, знакомой Славе по чужим репортажам, неловко. А вообще Саня молоток, фотку Дурнева положил на стол через полсуток. Бакшаров ржал до колик: Орангутанг с тупым рылом по фамилии Дурнев, не смешно ли?

С Расинем дело обстояло иначе. «БМВ» на балансе предприятия, хозяин предприятия Расин, а предприятие – отель «Старт», где и клуб «Менада». Вроде его машина, вроде не его. Где живет? Нигде. Прописан в покосившейся избе у полоумной старухи, там не показывался. А Дурнев частый посетитель отеля и «Менады». Задача Сашки – завязаться с парнями и понаблюдать за Дурневым.