Пасынок судьбы - Владислав Русанов

— Так кто покажет? Мне нужно видеть место, где он утащил Явдоху.

Годимир сурово оглядел кметей. Они отводили глаза. Боязно, однако. Солнце уже закатилось, а рыцарь не проверенный. Кто его знает — правда сумеет с чудищем-людоедом совладать или рисуется перед толпой? Вот так пропадешь ни за четверть скойца…

Вызвался идти высокий, плечистый мужик. Руки что лопаты, шея — хоть ярмо надевай. Он вооружился суковатой дубиной, которую нес, словно мальчишка удочку. Пожалуй, непоздоровится ни волколаку, ни дракону, если припечатает по лбу.

— Харлам я.

— Угу. Показывай, Харлам.

Они вышли из корчмы, и кметь уверенно повел Годимира в лес.

Под ногами чавкала раскисшая от дождя листва. Противно так чавкала. Словно выпущенные на свободу потроха.

Не успели околицу миновать, как нагнал их корчмарь. На кого только заведение бросил? Или разогнал всех мужиков? Годимир сперва удивился — с чего бы это человеку, привычному больше к мискам-сковородкам, в лес тащиться, где даже вооруженному бойцу и то рискованно прогуливаться. Но Харлам молчал, не возражал. Шевелил кустистыми бровями и зевал, словно невзначай прикрывая рот ладонью. А потому и рыцарь решил промолчать. Хочет? Пускай идет. Но, чур, потом не ныть — сам напросился.

Вдалеке кричал филин или, по-местному, пугач. Орал, воистину, истошно. Будто с жизнью прощался.

Шагали долго. Годимир успел озябнуть и пожалеть, что не дождался утра. В конце концов, волколака можно брать на лежке и днем. Все равно он старается без особой нужды на солнечный свет не показываться.

Корчмарь то и дело спотыкался. Пару раз умудрился упасть, промочив и штаны, и зипун. И вообще, показал себя крайне неприспособленным для ночной охоты на чудовище. Кряхтел, охал и отчаянно ругался вполголоса…

— Тута, — неожиданно буркнул Харлам, останавливаясь.

Ну, тута и тута.

Неширокая стежка, протоптанная бегающими из села в село танцорами. Справа — деревья и кусты. Слева — кусты и деревья. Темно, как у лешего в… Впрочем, не стоит к ночи про леших.

— Он, сказывают, оттудова выскочил, — затараторил корчмарь, тыча пальцем в кусты с левого боку. — А туда, стало быть, убег…

Очень полезное замечание. Будто бы не один хрен… Хотя, впрочем…

То проглядывавшая, то прячущаяся за грозовыми тучами луна давала мало света, но все же его хватало, чтобы различить сломанную ветку, вспаханную когтистой лапой листву… Надобно по следу идти. Глядишь, и удастся к логову волколака выбраться.

— Не боишься? — прямо спросил Годимир у кметя.

— Боюсь, — честно ответил Харлам, перекладывая дубину с одного плеча на другое.

— Можешь вернуться.

— Не-а, пан. Я — с тобой.

«Побольше бы таких кметей, — подумал тогда Годимир. — Кто тогда Хоробровское королевство одолеет?»

— А ты? — Рыцарь повернулся к корчмарю.

У того тряслись губы, взгляд стал совсем затравленным, но, тем не менее, он упрямо мотнул головой. Не уйду, мол.

— Ладно, куда вас девать? Пошли. — Рыцарь вытянул меч из ножен. Оплетенная кожаным ремешком рукоять льнула к ладони.

Они отправились по следам. С десяток саженей еще встречались отпечатки чоботов и опорок кметей, бегавших тремя днями ранее в поисках Явдохи. После пропали. Видно, побоялись селяне всерьез схватиться с людоедом, а может, просто со следа сбились.

Да нет. Со следа сбиться даже непривычный к лесу горожанин не смог бы. Нет-нет, да и попадаются сломанные побеги, борозды когтей на дерне, такие глубокие, что не смыты дождем, а то и клок темно-бурой шерсти, прилипший к грубой коре дуба.

Значит, испугались.

Но не все.

Кто-то все-таки прошел этим путем перед ними. Бесформенные отпечатки грубых кметских опорок шли по следу волколака с неотвратимостью прихода стужи в подзимнике.

— Маркел, — ни с того ни с сего проговорил Харлам.

Точно! Годимир укорил себя за недогадливость. Конечно же, это был бондарь, потерявший любимую дочку. Это он прошел перед ними. Он единственный, кто не побоялся забраться глубоко в чащу. И скорее всего, на верную гибель.

Задумавшись, рыцарь едва не налетел на кучу валежника — хворост, корявые сучья, комель молодого деревца с раскоряченными, словно пальцы утопленника, корнями. Он остановился, взмахнув руками, оглянулся сперва на Харлама, после на корчмаря, чьего имени так и не спросил, — не зацепил ли мечом ненароком? И лишь убедившись, что спутники целы, вернул взгляд к вороху хвороста и застыл, как обмерший с перепугу жук-рогач, увидев торчащий из беспорядочного переплетения веток грязный, потертый, с прилипшими к подошве ясеневыми листьями, опорок. Дальше виднелся край измаранной штанины.

Ну, вот и Маркел.

Значит, не отомстил. Напротив, сам стал добычей.

А волколак, выходит, запасливый. Не стал жрать, рискуя заработать заворот кишок. Забросал хворостом на черный день.

Ничего удивительного. Уж если медведи, звери обычные и простые, добычу прячут, то уж такому чудищу хитрому и изворотливому, как волколак-людоед, сам Господь велел… Тьфу ты, прости Господи, за упоминание нечестивое…

— Помоги, — Годимир поманил Харлама, намереваясь вытащить труп. Надо же осмотреть следы ранений, понять — чего ждать можно от твари…

Рыцаря спасла зацепившаяся за голенище сапога веточка. Он нагнулся, чтобы откинуть ее в сторону, и в этот миг мохнатая туша, обдавшая человека вонью и жаром, пронеслась над головой.

Волколак!

Чудище врезалось в грудь Харлама, и они покатились, сжимая друг дружку в объятиях. Ну просто не разлей вода.

Кметь заорал, захлебываясь, и Годимир догадался, что это кровь булькает в разорванном горле проводника. Меч все еще оттягивал правую руку.

Размах!

Перед глазами маячила сгорбленная спина — проплешины блестящей кожи чередовались с длинным космами, спутанными в колтуны; позвонки торчали петушиным гребнем.

Вот сейчас!

— НЕ НАДО!!!

Корчмарь ударил плечом Годимира в бок, обхватил, облапил на удивление крепкими ручищами.

— Ты что?!! — Рыцарь попытался отмахнуться, оттолкнуть нежданную помеху локтем, но мужик прицепился как репей к собачьему хвосту.

— Не надо, не надо… — частил он задыхаясь, умоляющим голосом.

Тем временем Харлам перестал сучить ногами. Дернулся в последний раз и затих. Сидящий у него на груди волколак повернулся вроде бы неспешно, но с пугающей грацией. Оскалил острые клыки…

Олешек не удержался, прочел по памяти отрывок из старинной песни, повествующей о рыцарских подвигах:

— Зубы оскалены словно мечи,Распялена смрадная пасть.Вцепится в горло — кричи, не кричи…Не дай же, Господь, пропасть!

— Похоже на то, — кивнул Годимир. — Смрада из пасти я, правда, не почуял — далековато, да и псиной так несло, что любую иную вонь перебьет. Зато другое увидел…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});