Святослав. Болгария - Валентин Гнатюк

И, на удивление всем, сбывались слова кудесника.

Збимир видел, как Могун молился на Требище и чаще всего приносил полевые жертвы богу Хорсу. Ваятель понял, что Хорс, когда едет на своём золотом возу с восхода на заход, всё кругом видит и Могуну рассказывает. Крепко задумался Збимир Чёрный: «Я – ваятель, сам тех богов делаю, а они мне ничего не рекут…»

Размышляя таким образом, Збимир подождал, когда уйдёт кудесник, потом взошёл на Требище, стал перед Хорсом и молвил с обидой:

– Я сотворил твой лик, отчего не открываешь мне тайное, как Могуну?

Хорс безмолвствовал.

Тогда Збимир взял палку и стукнул бога, говоря ему: «Реки!»

И в тот же миг почувствовал, что не может сдвинуться с места. Страх охватил ваятеля, и он хриплым голосом стал звать Могуна.

– Что кричишь? – спросил, подходя, кудесник.

– Помоги! Не могу сдвинуться с места! – растерянно, с мольбой в голосе, молвил ваятель.

– Ты обидел Бога и должен попросить у него прощения, – нахмурил брови кудесник. – А теперь говорю тебе: иди! – повелел Могун, коснувшись плеча ваятеля закруглённой рукоятью своего посоха.

Збимир почувствовал лёгкость в теле, оно вновь стало послушным, и он смог двигаться.

– Велика сила твоя, отче! – прошептал ваятель. И повинно склонил голову перед Хорсом, прося у него прощения.

В этот же день Могуна позвал Святослав. Они долго говорили, но о чём была та беседа, как и многие прочие, никто не ведал.

Войдя в гридницу, Святослав приветствовал дожидавшихся его византийцев. Все посланники были одеты весьма богато, в расшитые и украшенные драгоценными каменьями парчовые ризы. Особо блистал старший посол. Низко поклонившись князю, он молвил на довольно хорошем русском:

– Привет тебе, князь Киевский, от нашего великого и христолюбивого василевса Иоанна Цимисхеса! В знак почтения он прислал дары: всяческой ценной поклажи десять ящиков, двадцать тюков тончайшего шёлка, три воза оружия, а лично тебе, князь, – колхидское золочёное седло, тяжёлую кольчугу, булатный меч и десять бочек лучшего вина!

– Щедрые дары, – усмехнулся Святослав, – просто так не даются. Чего хочет василевс?

– Наш василевс благодарит тебя, князь, за укрощение строптивых мадьяр и помощь Болгарии и хочет заключить с тобой вечный мир и договор о любви и взаимопомощи в часы войны. И дабы никто не сомневался в том договоре, василевс Иоанн Цимисхес даёт тебе, князь, подписанную им грамоту на владение тобой всеми землями полуночными, на владение Волжской Булгарией, Тмутороканью, яссами и хазарами…

– Сию грамоту я у вашего василевса не просил, а взял всё указанное своим мечом и подписал русской кровью! – перебил Святослав.

Греки потупили очи на суровый тон князя.

– Реките прямо, чего хочет ваш царь?

– Великий император хочет, чтобы князь россов, исполнив воинский долг взаимопомощи и взяв награду, обещанную императором Никифором Фокой, вернулся домой в свои области и к Киммерийскому Боспору, покинув Мисию, земля которой издавна принадлежит ромеям и является частью Македонии… поскольку болгары – народ пришлый, – зачитал посол слова Цимисхеса. – Мы верим в то, что провидение управляет вселенной, и исповедуем все христианские законы, – продолжал посол, – поэтому мы считаем, что не должны сами разрушать доставшийся нам от отцов неоскверненным и, благодаря споспешествованию Бога, неколебимый мир. Вот почему мы настоятельно убеждаем и советуем вам, как друзьям, тотчас же, без промедления и отговорок, покинуть страну, которая вам отнюдь не принадлежит. Знайте, что если вы не последуете сему доброму совету, то не мы, а вы окажетесь нарушителями заключенного в давние времена мира. А посланному Никифором Фокой патрикию Калокиру император велит вернуться в Константинополь вместе с нашим посольством… – закончил переводить толмач.

Святослав качнул головой, усмехнулся недобро.

Послы и вовсе замерли, не решаясь пошевелиться. А вдруг за сии дерзкие слова катархонт россов велит отрубить им головы?

– Пресветлый князь могучей Руси, – вкрадчиво нарушил тяжкое молчание старший посол, – я давно на императорской службе и имел великую честь лицезреть твоего достойнейшего отца, князя Ингарда, когда прибыл вместе с посольством в Киефф от великих христолюбивых василевсов наших Романа, Константина и Стефана. Мы тогда доставили мирный договор, который уже был подписан нашими василевсами. Сей договор твой премудрый и богоравный отец, о могучий князь россов, подписал своей рукой в моём присутствии, и я благодарю Бога Всевышнего за то, что он удостоил меня такой чести. Хотя с тех пор прошло тридцать пять лет, я помню всё очень хорошо. Князь Ингор говорил о любви и мире между россами и греками, и, отпустив, щедро одарил нас, послов, мехами, рабами и воском. Теперь провидение дало мне возможность лицезреть и его достославного сына, отмеченного многими победами. Я счастлив и горд этим, о великий повелитель Севера…

Святослав, услышав сие, смягчился – послы, люди подневольные, не свои слова рекут, а за них головой своей рискуют.

– Нынче выслушал я вас, посланники Цимисхия. Ответ мой дам завтра, когда с темниками посоветуюсь и молитвы богам вознесу. К тому же завтра мы будем отмечать праздник Новолетья. Приглашаю вас принять в нём участие!

После приёма для послов была устроена трапеза.

Глава 3

Переяславское чудо

Разошлись небесные пологи, истончились туманы, и снова Хорс выехал в небо на огненной колеснице, с каждым днём поднимаясь всё выше над белыми облаками.

Пришло новое Лето, и Числобог начал изливать на землю-матушку отмеренную чашу времён. Полилась та синяя вода на поля огнищанские, и снега потемнели, начали таять, а Земля стала пробуждаться от сна зимнего – там, где протаяло, уже проклюнулась молодая зелёная травка. Потекли ручьи вешние, зажурчали реки полноводные.

Огнищанину Звениславу Лемешу всю ночь не спалось. Его хлеборобскую душу тревожил дух пробуждающейся земли, шум ручья в балке, порывы ночного Стрибога, а особенно протяжное курлыканье пролетавших где-то в вышине одна за другой журавлиных стай, которые возвращались из Ирия. Он слышал, что также не спали и тревожились кони, видно, Домовой шалил с ними, хотя Звенислав и оставил ему с вечера кружку молока.

Когда Звенислав поднялся, накинул кожух и, тяжко припадая на левую ногу, вышел во двор, Заря ещё только разгоралась. Вчерашний сугроб, который за день сильно опал и склонился макушкой к дому, подмёрз – по ночам ещё держался морозец. Остальной снег сошёл, дорожки подсохли.

Вдруг в предрассветной тишине поплыл медленный и тягучий звук била.

«Кудесники в Переяславце трезвонят – нынче ведь Велик-день!» – вспомнил Звенислав. Проковыляв к вербе, растущей в дальнем конце двора, он вытащил из-за пояса нож и нарезал пучок свежих лоз, покрытых белыми пушистыми комочками соцветий. Когда возвращался, увидел Живену, выходящую с подойником.

– С Великоднем! – приветствовал её Звенислав, протягивая вербовый букет.

– С Великоднем! – ответила жена.

И они начали хлопотать по хозяйству, чтобы успеть сходить на празднование на новое переяславское капище.

Над Переяславцем-Дунайским вставала Заря. И как всегда, в русском стане запели трубы, приветствуя вестницу дня и оглашая побудку полкам.

– Ишь, громогласные, не уймутся, поспать как следует не дадут. Что за варварский обычай с утра поднимать всех на ноги? – сонно проворчал один из греческих посланников, поворачиваясь на другой бок.

Но уснуть им больше не удалось. В передней послышался какой-то шум, затем громкий стук в дверь горницы, и на пороге, бесцеремонно оттеснив охранника, возник русский дружинник.

– Вставайте, гости честные! Негоже спать на Заре! Великий князь желает, чтобы вы сопровождали его на утреннее мольбище. Да не медлите, Заря ждать не будет, а князь осерчает, ежели не поспеем!

Недовольно ворча и наспех причёсывая золотыми гребнями всклокоченные волосы и бороды, путаясь в своих парчовых одеждах, византийские послы спешно стали собираться.

Когда вышли на широкий двор, Святослав уже ждал их в окружении свиты и весело махнул рукой:

– Здравы будьте, посланники! Нынче у нас великое свято – день Новолетья, разделите с нами радость прихода Весны, которую принесли птицы небесные на своих крыльях из Ирия!

И двинулся в направлении к Мольбищу.

Греки, семеня мелким шагом в своих женоподобных платьях, последовали вместе с потоком русов.

Дойдя до ворот Мольбища, они остановились и сместились в сторону, давая пройти остальным. Так, стоя в отдалении, они с любопытством, опаской, а то и тенью изумления смотрели на разворачивающееся перед ними действо.

Глядели, как люди, принесшие с собою клетки, выпускали из них на волю птиц. Как одаривали друг друга жаворонками, сделанными из теста, и ребятишки, насадив их на палки, бегали кругом, закликая весну. А потом все – и взрослые, и дети, и старики – хлестали друг дружку принесёнными вербовыми ветками, так что у иных даже слёзы выступали.