Дочь кардинала - Филиппа Грегори

– Поэтому ты можешь довериться мне в том, что я смогу вернуть его тебе, – просто отвечает он. – Когда наши интересы совпадут, ты сможешь быть уверена в том, что я стану заботиться о тебе, как о себе самом. Ты станешь моей и узнаешь, что я о своих хорошо забочусь.

– Будешь ли ты мне верен?

– Верность – это мой девиз. Если я даю слово, то ты можешь быть уверена в том, что я его сдержу.

Я замолкаю лишь на короткое мгновение.

– О Ричард, с тех пор, как отец пошел против твоего брата, в моей жизни все обрушилось. А с самого часа его смерти для меня не было дня, который не приносил бы мне горя.

Он берет мои руки в свои и тепло их сжимает.

– Я знаю. Я не могу вернуть твоего отца к жизни, но я могу вернуть тебя к жизни в этом мире: вернуть ко двору, во дворцы, на твое место в линии наследия престола, где он хотел тебя видеть. Я могу вернуть тебе его земли, ты можешь стать хозяйкой над его лордами. Ты сможешь выполнить задуманное им.

Я качаю головой, улыбаясь сквозь выступившие слезы.

– Этого нам с тобой никогда не удастся. У него были слишком большие замыслы. Он обещал мне, что я стану королевой Англии.

– Кто знает, – говорит он. – Если, не дай бог, что-нибудь случится с Эдуардом, его сыном и Джорджем, то королем стану я.

– Это маловероятно, – отвечаю я, стараясь не обращать внимания на оживший в моей памяти голос отца.

– Да, – соглашается он. – Маловероятно. Но кому, как не нам с тобой, знать, что будущее невозможно предвидеть. Случиться может все, что угодно. Но подумай о том, что может произойти сейчас. Ты можешь сделать меня очень богатым человеком, я могу сделать тебя ровней твоей сестре и защитить тебя от ее мужа. Я стану тебе хорошим мужем. И я думаю, ты ведь и так уже знаешь, Анна? Я люблю тебя.

И я осознаю, что слишком долго жила в лишенном любви мире. Последний теплый взгляд, который запечатлелся в моей памяти, был взглядом моего отца, когда он отправлялся в плавание к берегам Англии.

– Правда? Любишь?

– Люблю. – Он встает на ноги и помогает мне подняться. Я достаю подбородком до его плеча. Мы оба изящно сложены, с длинными руками и ногами, еще совсем недавно мы были детьми. Мы идеально подходим друг другу. Я прячу лицо в его куртке.

– Ты выйдешь за меня? – шепчет он.

– Да, – отвечаю я.

Все мое имущество помещается в один узелок. Он приготовил для меня плащ кухонной прислуги с глубоким капюшоном, под которым я могу спрятать свое лицо.

Как только он накидывает его мне на голову, я начинаю протестовать:

– От него несет жиром!

– Тем лучше, – смеется он. – Мы выйдем отсюда как слуга и кухонная прислуга, и на нас просто никто не обратит внимания.

Ворота открыты, и люди толпами снуют через них, входя и уходя из двора. Мы беспрепятственно покидаем это место следом за молочницами, погоняющими перед собой своих коров. Никто не видел, как мы уходили, и никто не заметит моего исчезновения. Домашняя прислуга решит, что я уехала с сестрой и ее дамами во дворец, и только спустя несколько дней, когда они вернутся, станет ясно, что я бежала. Я громко смеюсь этой мысли, и Ричард, держащий мою руку, пока мы идем по оживленным улицам, поворачивается, улыбается, а потом тоже начинает смеяться, словно мы только что отправились в удивительное приключение, словно мы сбежавшие из-под надзора дети, радующиеся своей свободе.

Когда мы добираемся до места возле собора Святого Павла, на улице уже темнеет. Боковая дверь, ведущая к алтарной части собора, открыта, и множество людей входят в нее и выходят. Внутри располагается небольшой рынок, на котором люди продают всевозможные товары, а в укромных его уголках происходит обмен денег и разного рода сомнительные сделки. Для того чтобы защититься от холодного тумана, волнами накатывающего со стороны реки, люди ходят, глубоко надвинув капюшоны и запахнув накидки, чаще всего наклонив головы пониже и оглядываясь.

Меня охватывают сомнения: это место не кажется мне безопасным.

Ричард бросает на меня взгляд.

– Я приготовил для тебя комнату, ты не будешь жить вместе с простым людом, – ободряюще говорит он. – Здесь дают приют всевозможному люду: преступникам, фальшивомонетчикам, мошенникам и ворам. Но ты здесь будешь в безопасности. Здесь гордятся репутацией надежного укрытия и никогда не выдадут властям того, кто попросил убежища у церкви. Даже если тебя тут разыщет Джордж и потребует твоей выдачи, ему никто не позволит забрать тебя отсюда. У этого места прекрасная репутация и опыт сопротивления властям. – Он улыбается: – Они даже смогут отказать моему брату, королю, если до этого дойдет дело.

Он прячет мою холодную ладонь себе под руку и ведет меня через двери. Над нашими головами раздается звон вечернего колокола, и один из монахов, вышедших вперед, узнает Ричарда. Не произнеся ни слова, он ведет нас к гостевому дому аббатства.

Я крепче сцепляю пальцы вокруг руки Ричарда.

– Тебе здесь ничего не грозит, – повторяет он.

Монах подходит к двери и пропускает нас вперед, и Ричард ведет меня в маленькую комнату, похожую на келью. За этой комнатой есть еще одна, еще меньшего размера, похожая на альков, с узкой кроватью, над изголовьем которой висело распятье. Со стульчика возле камина навстречу мне поднимается девушка-служанка и отвешивает мне короткий поклон.

– Я Меган, – говорит она мне, и я почти не различаю ее слов из-за сильного северного акцента. – Милорд попросил меня позаботиться о том, чтобы вам здесь было удобно.

– Меган останется здесь с тобой и, случись что, немедленно пошлет за мной или придет ко мне сама, – говорит Ричард. Его руки уже развязывали тесемки плаща под моим подбородком. Снимая плащ, его пальцы с нежной лаской коснулись моей шеи. – Здесь ты будешь в безопасности, и я приду к тебе уже завтра.

– Когда все вернутся домой в Эрбер, мое отсутствие обнаружат, – предупреждаю я его.

Он улыбается с явным удовольствием.

– Да они там все с ума сойдут, – говорит он. – Но сделать уже ничего не смогут: птичка вылетела и теперь совьет себе новое гнездо.

Он наклоняется и нежно целует меня в губы. От одного этого прикосновения кружится моя голова, и мне хочется, чтобы он не останавливался и целовал меня так же, когда я подбежала к нему при встрече, когда он пришел ко мне под чужой личиной, как рыцарь к даме в заточении из старинных легенд. Осознав, что наконец получила свое долгожданное спасение, я сделала глубокий вдох и шагнула к нему еще ближе. Он обнимает меня и недолго держит в своих объятиях.

– Завтра я приду в середине дня, – говорит он и выходит из комнаты, оставляя меня наедине с первой ночью моей свободы. Я выглядываю из маленького сводчатого окошка на оживленную улицу, на которую падает тень от собора Святого Павла. Я свободна, но отделена от пространства церкви и по-прежнему не могу ни с кем говорить. Меган – моя служанка, но она здесь еще и для того, чтобы меня охранять. Я свободна, но заточена в святилище, как моя мать. Если Ричард завтра не придет, то я стану простой заключенной, равно как и моя мать в аббатстве Бьюлли и моя свекровь, королева Маргарита, в Тауэре.

Собор Святого Мартина, Лондон Февраль, 1472 год

Он приходит, как обещал, но его юное лицо сосредоточенно и хмуро. Он целует мне руки, но не заключает в объятия, хоть я и стою рядом с ним и отчаянно жду его прикосновения. Я ощущаю боль сродни голоду. Я не знала, что так просыпается желание.

– Что случилось? – Я слышу, как жалобно звучит мой голос.

Он быстро ободряюще улыбается мне и садится за столик возле окна, приглашая меня жестом занять стул напротив него.

– Неприятности, – коротко объявляет он. – Джордж обнаружил, что ты бежала, и уже успел поговорить о тебе с Эдуардом. Он требует твоего возвращения. В качестве уступки он обещает позволить мне на тебе жениться, но он не отдаст твою часть наследства.

Я не удерживаюсь от тихого вскрика.

– Он уже знает, что я бежала? А что говорит Изабелла? А как же король?

– Эдуард будет к нам справедлив. Но он должен сохранять дружеские отношения с Джорджем и держать его к себе поближе. Джордж собрал в своих руках слишком много власти и влияния, чтобы Эдуард мог позволить себе делать его врагом. Он становится все сильнее и сильнее. Может быть, он даже замышляет с твоими родными, Невиллами, еще раз попытаться захватить трон. Уж больно много друзей посещает его в Эрбере. Эдуард ему не доверяет, но вынужден осыпать его милостями, чтобы удержать его при дворе.

На короткое мгновение я пугаюсь мысли о том, что он решил от меня отказаться.

– Что же нам тогда делать? Что мы вообще можем сделать?

Он берет мою руку и целует ее.

– Ты останешься здесь, в безопасности, как и должно быть, и ни о чем не будешь беспокоиться. А я предложу Джорджу свой титул лорда-гофмейстера Англии.

– Лорда-гофмейстера?

Он морщится:

– Да, я знаю, цена высока. Я гордился этим титулом, это самый высокий пост в Англии и самый прибыльный, но кое-что мне еще дороже. – Он тут же поправляет себя: – Ты мне еще дороже. Для меня ты дороже всего на свете. И у нас есть еще одна причина для беспокойства: твоя мать пишет всем, кому может, о том, что она заключена под стражу без суда и следствия и что у нее отобрали ее владения без всяких на то причин. Она требует освобождения. Наши дела выглядят печально. Эдуард пообещал быть справедливым королем, ему нельзя представать перед народом правителем, который ограбил вдову, заперев ее в святилище.