Жемчуг проклятых - Маргарет Брентон

Милли не просто поднесла чашку к губам, но прикусила ее край, и Агнесс испугалась, что фарфор сейчас треснет. Она тоже отхлебнула чаю. После каждого глотка во рту оставался металлический привкус — наверное, разбавлен какой-то гадостью или подкрашен медянкой. О таком часто пишут в газетах.

— По-вашему, maman, семейная жизнь сводится к одному лишь достатку? — холодно спросила Милли.

— Нет, но это ее важный компонент. Берите пример с нашей леди Мелфорд, милочки. Вот кто выгодно обстряпал свой брак — из простолюдинок в знатные дамы.

Агнесс не сразу поверила услышанному. Лавиния — не леди по крови? Да она же воплощение аристократизма! Ее манеры исполнены достоинства, а вены на запястьях такие голубые, что в них может течь только благородная кровь (учитывая, что самой Агнесс приходилось подрисовывать вены синим карандашом, это обстоятельство вызывало у нее особый трепет).

— Разве она не родилась леди? — подала голос гостья. В основе ее мира только что расшатался кирпичик.

— Она-то? Как бы не так. Дочка управляющего усадьбы, а уж мнит о себе! Ну еще бы, с детства росла в Линден-эбби, с господскими детьми, покойный граф в ней души не чаял — нанимал ей учителей, подарками задаривал, даже лошадь купил. Ничего не скажешь, втерлась в доверие. Она еще пигалицей была, когда…

Повествование остановилось так резко, что едва не сбросило седока — то есть, саму миссис Билберри.

— …когда граф разочаровался в поведении одной своей дальней родственницы.

Агнесс поняла, кто стоит за эвфемизмом, но от любопытства забыла обидеться.

— Леди Мелфорд росла с моим дядей?

— И с его старшим братом Уильямом. Если бы у Милли были такие покровители, она уж верно знала бы свое место и взирала бы на них с почтением. А эта вертела обоими, как хотела. Даже охотилась с ними, как ровня. Они часто на охоту ездили и всегда втроем. Ходили слухи… но вам, мои милочки, рано еще о таком знать.

Миссис Билберри пригубила чай.

— Родители, конечно, радовались, что не нужно ни фартинга тратить на дочь. Они как раз деньги откладывали, чтобы купить сыну патент на офицерский чин. А Дик тот еще был ветрогон, все подучивал сестричку стрелять и скакать, да притом в мужском седле. Видите, мисс Тревельян, что там за семья?

— Они нам деньги одалживали, — напомнила Милли.

— А твой отец денно и нощно сидел у постели Дика, когда тот слег с оспой, — парировала маменька. — Представляете, заболел через два месяца после покупки патента! В казармах началась эпидемия. Ему бы в госпитале отлежаться, но мать так над ним тряслась, что увезла домой. На глазах родителей он и умер.

Миссис Билберри выдержала драматическую паузу.

— Господи, как же их жаль! — воскликнула Агнесс.

— Конечно, крушение всех надежд. А деньги за патент им, естественно, не вернули.

— Снова о деньгах, — простонала Милли.

— Вот у тех, кто не думает о деньгах, их никогда и не бывает, — попеняла ей миссис доктор. — Деньги любят, когда к ним с уважением. Взять, опять же, нашу мисс Лавинию. Они с матерью сразу призадумались, как бы окрутить господ из Линден-эбби. Ведь и старый граф на нее засматривался, и ваш дядя Уильям — его супруга родами скончалась, так мисс Лавиния все с его сынишкой возилась, мальчик за ней по пятам ходил.

— А мой дядя Джеймс?

— И он тоже.

Агнесс глотнула чаю, чтобы удержаться от дальнейших расспросов. Но этот образ уже не отпускал ее — мистер Линден и Лавиния идут рука об руку. Смеются. Наклоняются друг к другу. Она поправляет ему черные кудри. Его губы щекочут ей шею.

Чай стал таким горьким, что Агнесс едва не подавилась. Закашлялась, прикрывая рот. Как кстати! Сразу понятно, откуда взялись слезы. А не из-за… это же невозможно!

Она ревнует?

Но кого к кому?!

— Не переживайте, мисс Тревельян, — утешала миссис Билберри, энергично хлопая ее по спине. — Бог миловал вас от такого родства. Сначала Уильям Линден скончался от апоплексического удара, а ведь совсем молодой был, едва тридцать исполнилось! Твой отец, Милли, советовал ему не налегать на ростбиф и мадейру, но какое там — ел за пятерых. А когда с охоты привезли хладный труп, слег сам граф. Мистер Линден остался душеприказчиком отца и опекуном малютки Чарльза, одиннадцатого графа. Заодно и сан принял, чтобы имущество не разбазаривать — ведь хозяева Линден-эбби обладают правом назначать приходского священника. А тут и десятина, и церковные земли остаются в семье. А десятина в наших краях роскошная…

— Про десятину мне уже объяснили, — вставила Агнесс. — Подробно.

— А если бы Чарльза не стало — дети так часто мрут, я вот тоже двоих схоронила, — все состояние досталось бы мистеру Линдену. Вот это удача так удача! Я ведь забыла упомянуть, что младшего сына граф не жаловал — то ли из-за его учености, то ли еще по каким-то причинам, — вдова тонко улыбнулась. — А ему вдруг такая удача. Тут бы мисс Лавинии и выскочить за мистера Линдена замуж, но ей подвернулся улов покрупнее — барон Мелфорд, усадьба в Йоркшире и особняк в Белгравии, тридцать тысяч годового дохода! Говорят, старик увидел, как она скачет по полям, и влюбился до одури. Но я вам скажу, милочки, не зря она нарезала круги по его полю! — изрекла миссис Билберри тоном судьи, посылающего воровку на виселицу.

Скрипнул стул. Не говоря ни слова, Милли встала и вышла из столовой. Повисло неловкое молчание.

— Милли утомлена, — прокомментировала миссис Билберри. — Такие треволнения перед свадьбой.

— Да-да, — согласилась Агнесс. — Ой, а знаете что? Пойду-ка я посмотрю ее приданое.

Вдова опять оживилась. И когда десять минут спустя Агнесс все таки вырвалась из столовой, то успела узнать, сколько шиллингов и пенсов стоила каждая сорочка и шаль Милли.

7.

Спаленка находилась на втором этаже, куда вела узкая скрипучая лестница. Дверь отворилась, но не сразу — Милли приводила себя в порядок. К губам она прижимала скомканный платок, лицо блестело от слез и почему-то лоснилось от пота, хотя в комнатке было холодно, как в шахте. И так же темно. Не без удивления Агнесс отметила, что одно из двух окон заложено кирпичами и кое-как задрапировано занавеской.

Наверное, из-за этого тут такой неприятный запах. Какой-то кислый.

При свете сальной свечки, которую торопливо зажгла Милли, гостья разглядела скудную обстановку — узкая кровать без балдахина, ветхая мебель, на полу красно-зеленый кидминстерский коврик, истертый до дыр. Но все это было чистым, даже болезненно чистым — за такой чистотой чувствуется ломота в коленях и пальцы, покрасневшие от соды и ледяной воды. Лишь в одному углу лежала бесформенная груда, прикрытая лоскутным одеялом. Приданое.