Танго под палящим солнцем. Ее звали Лиза (сборник) - Елена Арсеньева

— Кто?!

— Ну тот, кто звонил. Я ж говорю: он приходил в прошлый раз.

— Так вы его знаете, что ли?!

— А тогда с какой печки я упала, что так запросто номер ему показала? Конечно, знаю.

— Погодите… — спохватилась Алёна. — Вы говорили, этот мужчина пришел и Танютку спросил. Он что, ее знакомый?

— Дак он же ж ее мужа, Борика, двоюродный брат! — пояснила Оксана. — Нодя его зовут, Нодик. А то с откуда ж я его знаю?!

«Хорошо, что я сижу», — второй раз подумала Алёна.

А впрочем, не так уж она была и удивлена, если вспомнить, что говорил о своем враге Жора.

* * *

В это самое время Ромка катал на своем аквабайке очередных девиц. Обе девицы сидели сзади, не осмелившись управлять байком сами. Одна держалась за Ромку, вторая за подругу. Он вдоволь помотал их по волнам, наслушался их криков.

— Вы обещали яхту поближе показать! — прокричала одна в самое ухо.

— Конечно!

Ромка повернул к яхте.

На борту стояли двое мужчин. Ромка немного огорчился. Он с гораздо большим удовольствием посмотрел бы на красивую блондинку с потрясающими титьками.

Ромка заглушил мотор.

— Что, новых русалок привез? — крикнули с борта. — Да какие красотульки! Сетку спускать?

Девчонки воодушевились. Теперь, когда байк не бросало так, страх прошел, да еще и комплименты подогрели…

— А можно я сама попробую сесть за руль? — осмелилась одна.

— Ты что, с ума сошла, мы ж потонем! — завопила другая, ужасно злясь, что эта мысль не пришла в голову ей.

— Не потонем, я сяду сзади и буду контролировать управление, — сказал Ромка и соскользнул в воду. — Давайте, перебирайтесь на мое место.

— Не, ну ты только глянь! — удивлялся один из мужчин. — Опять тот же спектакль разыгрывают! Сейчас она свалится!

Но девушка не свалилась, а ловко перебралась на сиденье водителя.

— Погодите! — приказал Ромка, который в это время бултыхался около яхты, придерживаясь за якорную цепь. — Пока я не сяду, управления не касайтесь, договорились?

Девушка, уже напуганная собственной смелостью, молча кивнула.

Ромка оттолкнулся от цепи, ловко влез на байк и сел между девчонками.

— Покедова! — махнул он рукой мужчинам, стоявшим на борту яхты.

— Да пошел ты! — сказал один.

Второй только усмехнулся и промолчал.

* * *

— Вы спрашивали, какие фильмы Веры Васильевны мне больше всего нравятся? — сказал Гришин-Алмазов, возвращаясь в номер.

Лицо его было совершенно невозмутимо, и никто не мог бы догадаться, что только что произошло. Только Шульгин, который очень хорошо знал губернатора, понял, что он разгневан. Но точно так же хорошо он понимал, что ни о чем узнавать не стоит.

Мигом поняла это и Вера. Она очень странно чувствовала себя… Казалось, с той минуты, как Гришин-Алмазов надел ей на палец этот несуразный, но такой очаровательный перстень, между ней и одесским диктатором возникла странная связь. И дело было не в обычной признательности за оригинальный и, конечно, очень дорогой подарок. Возможно, она что-то преувеличивала со свойственной женщинам вообще, а ей — в особенности мнительностью, возможно, она сыграла слишком много романтических ролей, возможно, она была просто взволнована… однако сейчас ей казалось невозможным назвать этого человека «господин Гришин-Алмазов» или «господин губернатор». Очень хотелось обратиться к нему по имени-отчеству, Алексей Николаевич, а лучше — назвать просто Алексеем…

Нет, это невозможно, ненужно, это неприлично, в конце концов!

Да что с ней такое?!

Она крутила перстень на пальце, делая вид, что полностью поглощена новой игрушкой, а сама с особым вниманием слушала, что говорит Але… Гришин-Алмазов. Какой фильм ему по душе?

— В общем-то, я все видел, — сказал он в это время. — Некоторые даже по нескольку раз.

Чардынин покровительственно кивнул, сразу представив себе диктатора в зале роскошного синематографа, где его признают завсегдатаем и дают билеты на лучшие места.

Шульгин, который был посвящен в некоторые личные тайны диктатора, в том числе — о некоей комнате, превращенной в домашний синематограф, где помещались два-три зрителя, лукаво прижмурился.

Вера не поднимала глаз от перстня, но почему-то Гришин-Алмазов чувствовал себя так, словно она с него глаз не сводит. Вульгарная сцена в вестибюле «Бристоля» уже не тревожила его, он чувствовал себя совершенно счастливым. Если это поможет ему избавиться от Лидии, которая стала чрезмерно навязчивой в последнее время, — что же, прекрасно! И очень вовремя, потому что он не помнил, когда желал чего-то так страстно, как желал эту женщину с не то серыми, не то черными глазами, женщину, которой тайно поклонялся уже много лет — и вот надел ей на палец кольцо…

В этом было нечто столь же значимое, как в венчании, и хоть Гришин-Алмазов был человеком женатым, обвенчанным, сейчас это для него не имело значения.

Более опытный и более хладнокровный Шульгин смотрел на него и понимал, что в этом опьянении влюбленностью в живую Веру Холодную нет никакого отличия от влюбленности в ее экранный образ. Но, разумеется, эти мысли он оставил при себе, потому что, во-первых, не хотел — и опасался, чего греха таить! — обидеть друга, а во-вторых, он видел, как засияла Вера.

«Они необычайно подходят друг другу, эти двое, — вдруг обнаружил Шульгин. — Между ними может случиться многое… если они оба дадут себе волю. Или не случится ничего, и они оба будут жалеть об этом всю жизнь!»

И тут же, со свойственной ему насмешливой философичностью, он подумал, что жалеть, может быть, придется не столь уж долго, ибо в это безумное время жизнь каждого может оборваться в самый неожиданный момент.

А Вера между тем ждала, какой фильм назовет Гришин-Алмазов. Она была не глупее Шульгина… В кого из многочисленных красавиц, образ которых она принимала, влюбился одесский губернатор?

Может быть, в Марианну из картины «Миражи»? Может быть, в Нату Хромову из фильмы «Жизнь за жизнь»? Или Гришина-Алмазова пленила Аня Поспелова из кинокартины «Лунная красавица» с ее роковой страстью к автогонкам? Или актриса-колдунья Лия Ванда, героиня фильмы «В мире должна царить красота»? Или светская красавица Галина из «Огненного дьявола»?

— Это… «У камина», — наконец сказал Гришин-Алмазов. — Ну и «Позабудь про камин», конечно.

Чардынин довольно улыбнулся:

— Я очень рад, что вы назвали эти две фильмы! Ведь именно после «У камина» Вера Васильевна превратилась в истинного кумира публики и стала с полным правом именоваться королевой экрана!

Вдруг Вера безотчетным движением поднесла перстень к губам.

Гришин-Алмазов издал вздох, похожий на негромкий нетерпеливый стон.

«Определенно пора уходить, — нахмурился Шульгин. — Вопрос только в том, должен ли я уйти один или все же увести с собой этого потерявшего голову человека?»

Чардынин думал о том же: не пора ли ему под благовидным предлогом удалиться и увести с собой Шульгина? Наверное, губернатор будет ему весьма благодарен… но как бы не разгневалась Вера! Она по-прежнему блюдет свою репутацию безупречной супруги. И если сейчас кажется, что она готова наконец расстаться с этой репутацией, как с заношенным платьем, то, может быть, это только кажется? А что надо делать, когда кажется? Вот именно!

Да… совершенно неизвестно, чем бы это кончилось, если бы вдруг в дверь не постучали. Оказывается, в гостиницу телефонировали из штаба французского командования с просьбой от генерала Д’Ансельма: тот просил господина губернатора немедленно прибыть к нему.

Гришин-Алмазов вскинул брови. Шульгин тоже. Обоим этот внезапный вызов показался странным.

— Послушайте, капитан, — сказал Гришин-Алмазов адъютанту, — перезвоните к Д’Ансельму и спросите, что за срочность. Ночь на дворе.

— Мне это тоже показалось странным, — ответил адъютант. — Я уже пытался телефонировать им ответно. Но барышня на коммутаторе не может соединить.

— Провокация, — сказал Шульгин. — Предлагаю ни в какой штаб не ехать.

— А если не провокация? — остро глянул на него Гришин-Алмазов. — Неужели вы думаете, что я позволю Д’Ансельму хотя бы просто предположить, что я испугался? Да и даже если так? Если провокация? Я не поеду, и тот, кто это затеял, подумает, что меня можно запугать? Я должен быть ко всему готов, но — еду немедленно! Вы можете остаться, господин Шульгин. Я сообщу оттуда, как дела.

И он большими шагами направился к двери. Шульгин, пожав плечами и поцеловав Вере Васильевне руку, направился за ним.

Вера смотрела Гришину-Алмазову вслед, слегка приоткрыв рот от изумления.

На ее глазах один человек — пылкий, хотя и застенчивый поклонник, — вдруг превратился в совершенно другого: в служаку до мозга костей, настолько преданного своему делу, что все другое для него мгновенно перестало существовать при первом сигнале от этого дела. У него была одна возлюбленная — его служба.