Царская экспертиза - Алексей Ракитин

Шумилов решил продолжить раскопки, расширяя яму вглубь и в стороны. Не пройдя и вершка вбок, Алексей почувствовал под лезвием лопаты новое препятствие. И, судя по звуку, это опять была кость. Что за напасть, так и будем по частям таскать на поверхность скелет коровы? Отвалив в сторону пласт грунта, Шумилов опустился на корточки перед новой находкой.

И отпрянул в инстинктивном, безрассудочном отвращении: вся кость кишела мелкими отвратительно — белыми, полупрозрачными мокрицами. Потревоженные светом и воздухом, они суетливо расползались во все стороны, влекомые обратно в толщу земли инстинктом самосохранения. «Тьфу ты, леший, какая пакость!» — в сердцах воскликнул Шумилов. Он быстро выпрыгнул из ямы и постучал ногами о землю, опасаясь, что некоторые из бесцветных созданий могли залезть ему в туфли.

Со всею возможной быстротой он засыпал яму и перешёл к другой. Теперь он примерно понимал, что именно искал Мартти Хёвинен, но версия требовала проверки. Несмотря на всё своё предубеждение, Шумилов опять взялся за лопату. В конце концов, эксгумация останков не такой уж и редкий следственный приём. Не прошло и десяти минут, как и во второй яме он отыскал крупные кости, по которым ползали мелкие бесцветные насекомые.

Сомнений быть не могло, этот холм действительно был могильником животных, причем не очень давний. Так вот что раскапывал здесь колдун! Стало быть, загадочному знахарю понадобились останки мёртвых животных. И совсем неважно, какие останки каких именно животных. В этой ситуации важно было совсем другое: действия Мартти Хёвинена противозаконны и, вероятнее всего, опасны. Повреждённый скотомогильник может грозить району тяжелейшей эпидемией скота. А останки плоти, сохранившиеся в захоронении, богаты трупным ядом, вызывающим тяжелейшие отравления. Противоядия ему нет!

Да, именно теперь всё вставало на свои места: Мартти Хёвинен и был тем самым Блокулой, которого Гунашиха рекомендовала Александре Егоровне. Не надо пользоваться мышьяком, обратись — ка к Блокуле, у него есть яд стократ скрытнее и сильнее. Да, примерно так Гунашиха и сказала будущей вдове… Взяла рублей пятьсот, если не больше и сняла с себя всю ответственность. Договаривайся, дескать, девонька. А потом ещё двести рублей срубила с Антонина Максименко. Заработала везде, где смогла.

Шумилов пока ещё не понимал, каким именно образом готовит свои смертоносные зелья колдун, но то, что его манипуляции каким — то образом связаны с извлечением из останков трупного яда, представлялось ему почти доказанным. Сделанное открытие Алексей считал чрезвычайно важным; теперь следовало подумать над тем, как лучше распорядиться собранными сведениями.

Он наскоро забросал яму землёй, внимательно осмотрел холм, убеждаясь в том, что ничего здесь не оставил, и вернулся к своему возку.

Алексей Иванович застал Антонина Максименко за физическими упражнениями. Антонин, по пояс голый, босой, стоял в своей небольшой комнатке и держал в вытянутых руках блестевшие, выкрашенные чёрной масляной краской полупудовые гантели. На шее учителя гимназии выступили бисеринки пота.

— А что ж это вы не на воздухе занимаетесь? Вышли бы во дворе…

— Там мне как — то не по себе, — как — то смущенно ответил Антонин. — Там все начнут глазеть. Уже пробовал. Кухарка просто подойдет, упрёт руки в боки и стоит, таращится.

Было в этой способности Антонина краснеть и смущаться что — то очень трогательное и по — человечески достойное. Другой бы на его месте непременно постарался бы всему двору продемонстрировать свои гимнастические снаряды, свой красивый мускулистый торс. Но такая показуха, видно, здорово претила нутру Антонина. И это очень импонировало Шумилову.

— А вы бы пару раз гантелю подле её ног уронили… а ещё лучше прямо на ногу… всё любопытство как рукой снимет, уверяю вас.

— Никогда не думал об этом, — признался Антонин. — Вы не станете возражать, если я закончу занятие?

— Нет, что вы, работайте, я покамест книжки ваши пересчитаю. — Шумилов присел к письменному столу и, заложив нога на ногу, приготовился ждать.

— А вы не боитесь, что я вам самому уроню гантелю на ногу? — полюбопытствовал Антонин.

— Нет, не боюсь. Я же не кухарка, я — гантелеустойчивый. Мне, кстати, на голову и табуретки роняли и как видите, ничего. Я и табуретоустойчивый тоже.

— Вы так шутите, что ли?

— Антонин, я никогда не шучу, у меня нет чувства юмора, понимаете? Непонятно почему, многие люди часто у меня уточняют, не пошутил ли я часом? Не смотрите на меня так; отсутствие юмора — явление совершенно неопасное и незаразное.

— Ну — ну, расскажите про табурет, — попросил Антонин, интенсивно размахивая руками и пыхтя как паровоз. — Кто вас так обидел?

— Один плохой человек. Он посчитал, что я представляю для него угрозу. По большому счёту, так оно и было, но главную угрозу представлял вовсе не я, а мой спутник, который в ту минуту с видом агнца притулился в уголке.

— В самом деле? А что за спутник?

— Агент Сыскной полиции Агафон Иванов. У него прозвище такое «Агафон — мозги вон!» В детстве он зело славно бился во Пскове на кулачках, говорят, лучший боец был на псковщине. Как только у них начинались пасхальные игрища, «Агафон — мозги вон!» выходил впереди своего квартала и клал одного за другим лучших бойцов противной стороны. С ним потом один на один уже и драться перестали: что толку, всё равно башку снесёт! Потом его угораздило попасть в Сыскную полицию. Там он оказался совершенно случайно: помог полицейскому задержать преступников на железной дороге. Шесть человек. Выкинул из поезда всех шестерых. Потом их подобрали на дорожном полотне со сломанными спинами и шеями.

— Вы шутите?! — Антонин даже прекратил свои упражения и внимательно поглядел в глаза Шумилову.

— Вы уже второй раз повторяете свой вопрос. Отвечаю, Антонин, читайте по губам: я не шучу, поскольку не имею чувства юмора. А что касается Агафона, то он держит на разведённых в стороны руках восемь пудов.

— Да вы издеваетесь надо мной, что ли? Сказки рассказываете? — Антонин с негодованием посмотрел на Шумилова. — Я тут с полупудом в руке пОтом обливаюсь.

— Ну, уж извините, не сделал я вам комплимента. — Алексей улыбнулся. — А что касается Агафона, то всё, что я говорю, — чистая правда. Это человек чистый как слеза, кристальный… У него есть золотое правило, я бы сказал, сермяжное…

— Да, какое же?

— Он увечит того, кто нападает с оружием. Увечит радикально — ломает все пальцы, ломает руки, чтобы уже никогда бандит не бросился на другого человека. Урок на всю оставшуюся жизнь преподносит. Тому, кто ударил меня табуретом по голове, он порвал сухожилия в плече: вывернул руку и дёрнул. Оставил навеки инвалидом, поскольку сухожилия не восстанавливаются. Наверное, это правильно. На всю оставшуюся жизнь этот бандит запомнит, что нельзя бить другого человека табуретом по голове.

— Вы, Алексей Иванович, какие — то дикие истории рассказываете, — пробормотал растерянно Антонин. — А как же христианское отношение к ближнему своему, как же понятие гуманизма, мы должны всё это отринуть? Получается, что в одном мы — гуманисты, в другом — звери какие — то?

— Вы знаете, Антонин, на Руси вплоть до Петра Первого практически не было рецидивной, то есть повторяющейся преступности. По очень простой причине. Наказания были членовредительскими: за бандитизм на первый раз пороли кнутом и клеймили, при повторной поимке — рубили левую ногу от лодыжки и правую руку от запястья. Понятно, что бандит без лодыжки и запястья уже не бандит. Ему останется только подаянием побираться, и то, если кто — то подаст такому калеке… Люди — то видят, какие увечья у человека, понимают, что перед ними бывший бандит, душегуб. Поэтому, бандиты на Руси, конечно, были, но… только до второй поимки. Мне кажется, в подобной правовой норме есть своя жизненная правда. И она нисколько не противоречит христианскому миропониманию.

— Ну, не знаю. — Антонин задумался. — Я не готов так сразу вам возразить. Но я подумаю.

— Подумайте обязательно. Что же касается той истории с табуретом, разбитым о мою голову, то я из неё сделал один важный вывод.

— Какой же?

— Нельзя ходить на задержания в одиночку…

— Понятно.

— Поэтому сейчас я пришёл к вам, — закончил свою мысль Шумилов. — Мне нужна ваша помощь в задержании.

Антонин на несколько секунд задумался над услышанным, затем, крайне озадаченный, поинтересовался:

— Снова шутка?

— У вас комната какая — то странная, не обращали внимание? Эхо перекатывается от стены к стене; один и тот же вопрос слышится по несколько раз. Я вам снова повторяю: Антонин, я вовсе не шучу, у меня вообще нет чувства юмора. Мне требуется ваша помощь в задержании человека, возможно, имеющего прикосновение к отравлению вашего брата.