Kozhevnikov_Buduschee_v_tebe_2._Kombrig - Олег Кожевников

 Сидоров попытался ещё что-то сказать, но я его прервал, заявив:

 - Всё, капитан, вопрос ясен, ты лучше, давай, соедини меня со штабом 10-й армии, а сам иди с лейтенантом, займись делом.

 Капитан вызвал штаб и передал трубку мне. Потом поднялся, подошёл к Симонову и о чем-то тихо стал с ним говорить. Но они никуда не вышли, а остались ожидать итогов моей беседы со штабом 10-й армии. Капитан явно перестраховывался и ожидал, что после телефонного разговора с армейским командованием, я отменю свои приказания. Но ждал он зря, я смог переговорить только с дежурным. Назвав кодовое слово, я выяснил, что по армии в 2:10 была объявлена боевая тревога, и штаб эвакуирован ещё до начала воздушных бомбардировок. Благодаря этому, несмотря на большие разрушения, жертв удалось избежать.

 Получив эту информацию, я ощутил огромное облегчение. Значит, мои усилия были не напрасны, не знаю кто, железнодорожники или лётчики, но они заранее довели до штаба сведения о начале вторжения немцев. Значит, управление войсками не будет потеряно, и 10-я армия ещё покажет, на что она способна. Дежурный доложил, что эвакуация осуществлялась по плану С, а я знал, что по этому плану штаб 10-й армии перебирается в полевой лагерь в лесу у Старосельцев. Одновременно с объявлением тревоги, рассылаются делегаты связи по всем боевым соединениям.

 После разговора с оставленным в Белостоке дежурным, я назвал телефонистке номер штаба 6-го Мехкорпуса, который хорошо запомнил. Но там никто не отвечал. Но это особенно меня не встревожило - если штаб 10-й армии эвакуировался, то и танкисты, наверняка, сейчас выполняют мероприятия по плану прикрытия госграницы.

 Настроение у меня, впервые за последние сутки, несколько поднялось. Наверно поэтому, я не сделал никакого внушения Сидорову за его промедление в исполнение моих распоряжений. Просто, опустив трубку, встал, повернулся к стоявшим командирам и не очень строгим голосом произнёс:

 - Ну что, капитан, ты ещё здесь? Думаешь, немцы будут ждать, пока ты перейдёшь на военные рельсы. Вон, даже такая махина, как штаб армии уже передислоцировалась, а ты всё ещё чешешь свою мирную задницу. Быстро, капитан, быстро - выполнять полученный приказ!

 Сказав это, я и сам стремительно направился к выходу из этой каменной ловушки. Сейчас я больше всего боялся оказаться блокированном в этом здании. В любую минуту немецкие самолёты могли появиться вновь над станцией. И теперь, после полученного щелчка, они вряд ли будут бомбардировать расчётливо и прицельно, тем более, под зенитным огнём. Сравняют тут всё с землёй, и всё. Нет, нужно было пользоваться тем, что со станцией у них получился облом. Эскадрильи, которая должна была разнести станцию, уже нет, и теперь только вопрос времени, когда они перенаправят другие самолёты на выполнение проваленной ранее задачи. Оставалось только надеяться, что самолётов у них не так уж и много, и все они закреплены за определёнными целями. А, чтобы перепланировать силы, им понадобится какое-то время.

 То, что появление второй волны бомбардировщиков задерживалось, вселяло в меня определённую надежду, что люфтваффе завязло в воздушных боях с истребителями 9-й авиадивизии. А это значит, что Черных поднял свои самолёты в воздух, и сейчас его "соколы", как могут, пытаются остановить стаи стервятников. Конечно, опыта у немецких лётчиков не занимать, что и показал увиденный мной воздушный бой, когда четвёрка мессершмиттов, правда, ценой повреждения трёх своих самолётов, сбила звено наших МиГов. Но у наших истребителей имеется зенитная поддержка, и это, может быть, хоть как-то уравновесит силы. В критической ситуации, как в этом бою, можно спрятаться и за огонь, ведущийся с земли. Всё это опыт, чёрт его возьми, и его придётся получать ценой крови своих братьев.

 По памяти, вынесённой из прошлой реальности, я знал, какой урон нанесла немецкая авиация. Люфтваффе была одной из основных составляющих, позволивших немцам завоевать СССР. Понимая это, я и старался, как мог, воздействовать на единственного командира воздушного соединения Красной Армии, который был мне доступен. Исподволь я внушал ему мысль, что аэродромы, на которых располагались фронтовые самолёты нужно разместить подальше от границы. Он, конечно, серьёзно воспринимал мои слова, но сделать особенно ничего не мог. Приходилось пользоваться старыми, построенными ещё поляками взлётными полосами. Местность, испещрённая многочисленными речушками, не позволяла строить новые аэродромы там, где это было выгодно для обороны. Но всё-таки, как я с облегчением узнал, два запасных полевых аэродрома было оборудовано. Правда, они могли действовать только в летнее время, и то, если оно будет сухим, а нынешнее лето как раз таким и было. И, наверное, где-то и под моим воздействием, ещё три недели назад генерал Черных распорядился завезти на эти аэродромы запасы горючего, запчастей и необходимые боеприпасы. Инфраструктура для принятия самолётов там уже имелась.

 Когда генерал Черных принял решение об объявлении боевой тревоги и поднятии в 3:30 всех истребителей в воздух, он мне сообщил, что самолёты после выполнения боевой задачи будут возвращаться на новые аэродромы. Конечно, ведь базовые располагались слишком близко к границе. Например, аэродром Турново, где базировалось более ста самолётов, в том числе 52 МиГ-3, находился всего в 12 километрах от границы. И до его взлётных полос немцы могли достать даже артиллерией. Два других, крупных, всепогодных аэродрома располагались так же недалеко от госграницы: Долубево с его 77 самолётами, в т.ч. 56 единиц МиГ-3 - в 22 километрах; Высокое-Мазовец, где базировалось 99 самолётов, в т.ч. 70 Миг-3 - в 39 километрах от изготовившихся к прыжку немцев.

 Мои размышления сразу прекратились, как только я вышел в основной зал вокзала. Прервал их Шерхан. Он, как только увидел меня, тут же прервал беседу с двумя женщинами, подбежал почти вплотную и быстро затараторил:

 - Товарищ комбриг, ребята с бронеавтомобиля живы и сейчас находятся на улице. А ещё, мне очень не нравится тот лысый тип. Какой-то он не натуральный. Как только подходит к группе отпускников, так тут же начинает визжать и биться в истерике. Вопит, что судьба гражданских никого не интересует, что нужно бежать из города. Что скоро придут немцы, и всех перевешают. Я за ним понаблюдал и заметил, что когда он один, то совершенно спокоен. К тому же, я видел, как он переглядывался ещё с одним человеком. А тот был одет в железнодорожную форму и никак не может быть знаком с этим лысым командировочным.

 - Да, Наиль, тебе бы на Лубянке работать! Молодец! Будет время, разберёмся с этим гражданином. Пошли быстрее на улицу. Придётся дальше тормошить это сонное царство.

 Выйдя на привокзальную площадь, мы опять были остановлены взволнованной толпой гражданских. И снова основным заводилой нервного поведения обеспокоенных женщин был лысый гражданин. Опять он пронзительно-визгливым голосом что-то выкрикивал. Теперь я был подготовлен словами Шерхана, поэтому решение принял молниеносно. Повернув голову к Наилю, командирским голосом приказал:

 - Старший сержант, расстрелять этого паникёра!

 Шерхан вытянулся, потом в три шага добрался до лысого и стволом автомата выпихал его из толпы ничего не понимающих женщин. Подогнав к стене вокзала ошарашенного и не верящего в такое развитие ситуации вражеского агента, отступил на несколько шагов и произвёл короткую очередь. Когда тело лысого упало, в толпе раздался общий вздох, потом наступило молчание. Затем, по одному, толпа быстро рассосалась, и некого стало убеждать прекратить панику. На площади остались только следующие за мной командиры и бойцы из экипажа сгоревшего бронеавтомобиля.

 Повернувшись к застывшему и побледневшему Сидорову, нервно косящемуся на труп только что расстрелянного паникёра, я, как ни в чём не бывало, спросил:

 - Капитан, ты долго будешь за мной ходить с выпученными глазами? Разве ещё не понял - началась война? Делать теперь всё нужно быстро и не рассуждать. Немедленно начинайте выполнять все мои приказания.

 Сидоров вздрогнул, приходя в себя, вытянулся, развернулся по- уставному и, сопровождаемый лейтенантом, скрылся в здании вокзала. А мы с Шерханом направились к ожидавшим нас бойцам.

 Подойдя к ребятам, я выслушал их рассказ о том, как они скрывались от авианалёта. В это время Наиль принёс мою фуражку, которая валялась в пыли, метрах в шестидесяти от нашей сгоревшей эмки. Он её успел отряхнуть и вручил мне практически чистой. Обретя этот уставной элемент формы, я почувствовал себя уверенней. По командирски оглядев бойцов из авиадивизии, произнёс:

 - Ладно, ребята, теперь, пока не вернётесь к себе в дивизию, вы - пехота. За оружие, которое осталось в броневике, не переживайте, на первый случай, возьмите мой ППШ.

 Я вручил свой автомат командиру бронеавтомобиля, после чего продолжил: