Сказки о сотворении мира - Ирина Ванка

— Это еще почему?

— Ты ведь женщина. К женщинам отношение особенное.

— Интересно, какое?

— Иногда их насилуют, — ответил рыцарь и продолжил путь.

Графиня осмыслила информацию и не поняла ничего. Ситуация озадачила ее больше, чем реакция московских издателей на творчество господина Бессонова. Ситуация почти привела графиню в тупик. Она готовилась воевать, но рыцарство не представляло угрозы. Оно занималось хозяйственными работами и сильно потело в своих нарядах.

— Что здесь будет, когда соберутся все? — спросила графиня.

— Мало ли… — сказал рыцарь. — Я не оракул, чтобы гадать! Но дверь по ночам лучше запирать на засов. Если сломают — палка лежит под кроватью. Если сломают палку, можно в морду плеснуть из ночного горшка. Здесь не церемонятся.

— Спасибо, у меня крепкая палка.

Гостиничный номер был похож на тюремный подвал с узким окошком, из которого не было видно ни Солнца, ни вражеских кораблей. Графиня не увидела «Гибралтара». Туман накатился на пристань, съел лодку и почти добрался до ржавого вертолета. Мира почувствовала себя в окружении неприятельских войск и пожалела, что до сих пор на нее никто не напал, даже не попытался насиловать. Она слишком настроилась воевать, но в форте ей угрожал лишь собственный страх, рожденный непониманием и дурными предчувствиями.

Рыцарь вышел на галерею, и графиня вышла за ним, потому что не хотела оставаться в номере наедине с ночным горшком и палкой. Внизу продолжалась возня. Сцену уже накрыли сукном и возводили тумбу поверх драпировки. В зрительный зал тащили кресла, похожие на королевские троны. Рыцари мучались, но не снимали доспехов, словно проклятые. На каменный пол стелили ковры. Двое плечистых молодцов, отложив копья, катили колоду, а третий нес за ними массивный топор, обернутый в черный бархат.

— Что здесь будет происходить? — испугалась графиня. — Кому-то отрубят голову?

— Кому-то отрубят, — согласился рыцарь. — А как же? Иначе никто не заплатит. Надо, чтоб крови было много. С висельника какая кровь? За что же платить? Отрубят чью-то голову — это факт.

— За что?

— Всегда есть, за что отрубить человеку голову. Мало ли на свете приговоренных. Им все одно пропадать, а здесь казнят честь по чести: последнее желание исполняют, последнее слово дают говорить, последним ужином кормят. Здесь хорошая кухня.

— И суд будет?

— Конечно же будет! И смертный приговор зачитают, как положено.

— Здесь гостиница или театр? — не поняла графиня.

— Очень дорогая гостиница, — напомнил рыцарь. — И гости здесь — приличные люди, только нравы у них скотские, но мы не должны роптать. Мы все благодарим Господа, за то, что здесь оказались.

— За что? Ты считаешь, что это лучшая работа, которую мог выбрать для тебя Господь?

— Смеешься надо мною, женщина?

— Чего ж тут смешного? Не исключено, что моя голова сегодня ляжет на плаху, и я не смогу тебе помочь устроиться в отель поприличнее. Я сразу улечу в рай, а тебе, родной, гореть в адском пламени за то, что содействовал убиению души невинной.

Рыцарь удивился словам графини. Мире показалось, что железный громила впервые задумался о душе и уж точно не собирался в ад.

— Открой ворота, — попросила графиня. — Мы с Сарой уйдем, а ты поблагодаришь хозяев за приглашение и извинишься, что не дождались.

Забрало рыцаря само приподнялось от удивления.

— Как так, уйдем? — не понял он.

— Уйдем в туман, и никто не заметит. Открой ворота, иначе мы с Сарой сломаем их, и тебя отругают.

— Отсюда дороги нет, — сказал рыцарь. — Здесь закончился мир.

— С чего ты взял?

— Здесь закончился мир, — повторил рыцарь с грустью и верой. — Форт Дольменов — последний оплот уцелевших после конца света. Мы все благодарны ему за приют. И ты…

— …Мне не нужен приют! Мне бы только отсрочить казнь лет на сто.

— Отсрочить можно, если заплатить палачу золотом.

— А если без золота?

— Если пытать начнут — можно отсрочить. На час, не больше. Только в пыточной камере места мало и воздух тухлый, — объяснил служитель гостиницы. — Туда встанет человек десять и все. Наши гости долго стоять не любят. В пыточной камере ихние супруги в обморок падают. Можно договориться без золота. Конечно, можно: если закажут пытки — будут сперва пытать.

— Вот и договорились, — графиня пошла в номер за клеткой. — Спасибо за гостеприимство, отель ужасно мил, но, к сожалению, я сегодня не настроилась веселиться на дыбе. Придется вернуться за кошельком. Когда свидимся — не знаю. Не буду зря обещать…

— Нельзя, — рыцарь загородил ей проход. — Как же так? Ты не можешь уйти.

— Могу или нет — я буду решать сама.

— Ты доплывешь до края морей и сорвешься вниз, в пасть чудовища. Господь подарил нам жизнь для того, чтобы служить ему верой и честью, а не для того, чтобы губить себя ни за что.

— Ты дурак! И жизнь у тебя дурацкая, и работа такая же!

— Я не дурак! Я дал обет и должен развлекать гостей до приезда хозяев. Разве я плохо тебя развлекал?

— Кто здесь хозяин?

Рыцарь, облаченный в латы, примолк, но не отступил, только растерялся больше прежнего. Рыцаря, похожего на елочную игрушку, гламурную и хрупкую, можно было раскатать в блин и свернуть кульком. Можно было растолочь на блестки, можно было выпихнуть по пояс в окно, в котором он непременно застрянет и без паяльника не освободится. У графини разбегались глаза от возможностей, но рыцарь по-прежнему не представлял угрозы, потому что Миру сказочные персонажи не пугали даже в беспомощном возрасте, они вызывали лишь жалость с недоумением. Она еще раз обернулась к окну. Туман отступил, но «Гибралтара» уже не было видно.

Доспехи лязгнули, ботинки звонко стукнулись о пол, железная рука потянулась к ней, но плазменный шар просвистел мимо рыцарского забрала, стукнулся в стену, как теннисный мяч, и оставил дырку на гобелене. Неповоротливая фигура застыла с вытянутой рукой.

— Еще раз распустишь щупальца, — предупредила она, — отсеку по локоть! Уразумел?

— Ведьма… — прошептал рыцарь. — Ты ведьма!

— Быстро отвечай, что здесь происходит? Кто и для чего меня пригласил?

— Побойся Бога, женщина! — рыцарь обрушился на пол и ткнулся черепом в пол. — Меня бросят с башни, когда начнется прилив! Я несчастный пленник, лишенный рода и имени! Меня заковали в латы до конца моих скорбных дней. Много лет я сплю стоя. Много лет мое тело покрыто язвами, душа истерзана, а глаза не могут без боли смотреть на свет, потому что свет померк, когда небо затмили полчища саранчи, а из пучины морской восстало чудовище, пожирающее плоть человеческую…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});