Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк - Чайковский Петр Ильич

Я уже пятый день в Гранкине. После шумной, прозаической деловой, неблагоуханной Каменки чрезвычайно приятно очутиться в-настоящей деревенской степной глуши, в прелестном, благоуханном оазисе, столь тихом и отдаленном, что мы только раз в неделю газеты и письма получаем. Мне очень здесь нравится, и я усердно гуляю, но и работаю не менее усердно. Кроме инструментовки сюиты, я принялся и за новое сочинение, а именно, за концерт для фортепиано. Здоровье мое теперь хорошо, но я всё еще не совсем вошел в свою обычную колею и жду, чтобы установилась совсем хорошая погода, дабы купаться и вообще набираться сил. Здесь идут нескончаемые дожди, а вчера была гроза, длившаяся ровно четыре часа, с таким небывалым ливнем, что сад был весь наводнен, и сильным потоком снесло огород и множество всякого рода насаждений. Думаю пробыть здесь еще с месяц.

Я очень понимаю, дорогая моя, как Вы теперь обременены всякого рода заботами и хлопотами, и прошу Вас убедительно не отвечать мне на письма, пока не наступит период успокоения от всех предстоящих Вам волнений.

Будьте здоровы, дорогая!

Ваш до гроба

П. Чайковский.

211. Чайковский - Мекк

Гранкино,

26 июня [1884 г.]

Милый, дорогой друг мой!

Кажется, я довольно давно уже не писал Вам. Жизнь здесь идет так однообразно, сегодня так похоже на завтра и на вчера, что теряешь способность измерять время днями и неделями. Даже праздничные дни в такой глуши, где даже церкви нет, нисколько не отличаются от будних дней. Я люблю такого рода жизнь, и ничто так благотворно не действует на меня, как пребывание в деревенской глуши. Природа здесь степная, и хотя лес есть главный источник наслаждений от природы, но от времени до времени и степь имеет своеобразную прелесть, особенно вечером. Между тем, работы мои значительно подвигаются, и я надеюсь, что еще до наступления августа сюита моя будет вполне кончена. Модест тоже все свои досуги от обязательных занятий с воспитанником посвящает авторской работе. Он задумал уже довольно давно драму, сюжет которой в подробностях сообщил актрисе Стрепетовой, и та пришла в такой восторг от плана пьесы и от предназначенной для нее роли, что уговорила Модеста приняться за работу и к началу сезона представить пьесу в дирекцию театров. Он читал мне уже вполне готовые первые два действия, и, если я не ошибаюсь, драма в самом деле будет замечательная.

Письмо это придет к тому времени, когда Вы будете озабочены родами Алекс[андры] Карл[овны] и свадьбой Софьи Карл[овны]. От всей души желаю, чтобы всё это совершилось вполне благополучно. Писем от Вас, дорогая, я теперь не буду ждать. Останусь здесь до второй половины будущего месяца.

Будьте здоровы, милый друг!

Ваш до гроба

П. Чайковский.

Всем Вашим шлю поклоны и приветствия.

212. Мекк - Чайковскому

Плещеево,

5 июля 1884 г.

Милый, дорогой друг мой! Прежде всего сообщу Вам о том, что меня так беспокоило, как Вы знаете: Саша моя, слава богу, разрешилась благополучно и к тому же девочкою, чему я особенно рада, так как у нее уже есть четыре мальчика. Завтра должна быть Сонина свадьба; я не буду на ней, потому что, как Вы знаете, милый друг мой, для меня новые знакомства невозможны. Вчера все уехали на свадьбу, и остались только Юля и я, так как она меня никогда не оставляет, да и ей тоже новые знакомства слишком трудны. До сих пор я вполне довольна своим будущим зятем, Алексеем Александровичем Римским-Корсаковым, но, конечно, женихи всегда бывают хороши, а каков он будет мужем, это покажет будущее и этого вперед никогда нельзя знать.

Как я рада, что Вы довольны Вашею настоящею резиденциею, но не утомляйте себя слишком много работою, дорогой мой. Узнав из Вашего письма, что Вы пишете фортепианный концерт, я задумалась над тем, кто же в Москве после Николая Григорьевича может играть его, и думаю, что только один Танеев, впрочем, Зилоти, вероятно, также. А Москва совсем забыла уже Николая Григорьевича, — как это нехорошо. Но вот это — разница в музыкальной сфере между виртуозами и композиторами: композиторов никогда не забывают, а исполнители чередуются, один заменяется другим, и выбывшие исчезают бесследно. Ваша сюита, вероятно, будет исполняться нынешнею зимою?

Очень радуюсь я, что Модест Ильич также взялся опять за работу, было бы жаль зарывать в землю такой талант, как у него. Отчего Модест Ильич не пишет романов? С наблюдательностью, с живостью представления, какими он обладает, у него выходили бы прелестные романы, и он приобрел бы гораздо более популярности и известности. Ведь театральные сочинения очень ограниченному количеству людей могут быть известны, и оценить их можно только при хорошем исполнении, а следовательно, с ними могут ознакомиться только жители двух столиц, да и то такие, которые имеют средства посещать театр, тогда как романы могут читаться во всех закоулках России. Посоветуйте, дорогой мой, Модесту Ильичу писать романы; с каким бы удовольствием я их читала.

Читали ли Вы новый роман Альфонса Доде “Сафо”? Если не читали, то мне бесполезно говорить свое мнение об нем, а если читали, то напишите мне, милый друг мой, какое впечатление он на Вас произвел и какую мораль Вы вывели из него. Я за это сочинение очень упрекаю Альфонса Доде, хотя вообще очень люблю его. Я из всей французской нации люблю только двух человек: Жоржа Бизе и Альфонса Доде. Не случилось ли Вам прочитать в “Figaro”, что этот французик, который у меня несколько сезонов [жил], Achille Debussy, получил prix de Rome за сочинение на сюжет “Enfant prodigue”, которое очень расхваливают? И неудивительно: он очень способный мальчик и, живя у меня так много, он имел возможность значительно расширить свои музыкальные понятия и вкус знакомством с произведениями других стран, и он пользовался этим хорошо.

До свидания в будущем письме. Я надеюсь, что это найдет Вас еще в Гранкине. Будьте здоровы, мой милый, несравненный друг. Всем сердцем горячо Вас любящая

Н. ф.-Мекк.

213. Чайковский - Мекк

Гранкино,

5 июля 1884 г.

Милый, дорогой друг мой!

Из письма Сашонка я узнал, что Ал[ександра] Карл[овна] благополучно разрешилась от бремени. Я искренно, от всей души порадовался этому, зная, какая теперь гора с плеч у Вас скатилась. Засим остается желать, чтобы Вы поскорее отдохнули от хлопот, сопряженных с свадьбой Соф[ьи] Карл[овны]. Полагаю, что к тому времени, когда придет это письмо, свадьба эта уже отойдет в область прошедшего, и от всей души поздравляю Вас, дорогая моя, с обоими счастливыми событиями, т. е. с рождением Ксении и бракосочетанием Софьи Карловны.

Я продолжаю жить тихой деревенской жизнью и очень доволен как успешным ходом своей работы, которая ушла так далеко, что к концу месяца сюита моя будет вполне готова, так и вообще всем течением гранкинской жизни.

На днях меня очень обрадовало и тронуло известие, сообщенное мне издателем моим Юргенсоном. В течение зимы я нередко говорил, что хотел бы иметь в Москве хоть маленький постоянный свой уголочек, дабы не тяготиться жизнью в гостинице, когда приходится подолгу гостить в Москве. Юргенсон, как оказывается, с весны уже приступил в своем доме к постройке специально для меня маленького флигелька, который до конца жизни отдает в полное мое распоряжение. Я тем более рад этому, что место, где находится дом Юрг[енсона], очень мне симпатично, и вид оттуда на всю Москву великолепный.

Я выезжаю отсюда двадцатого числа прямо в Москву, т. е. не в самый город, а к брату Анатолию, живущему на даче по Московско-Курской линии.

Потрудитесь, дорогой друг, поздравить от меня новобрачных и передать мои приветствия Юлии Карловне и всем Вашим.

А Вам, милый друг, желаю спокойствия, здоровья и всякого благополучия.

Ваш до гроба