Искалеченный мир - Вадим Громов

— Не застрять бы. — Шатун с усилием протиснулся в верхний люк. — Я, конечно, мальчонка верткий, но поймать ртом с пару дюжин осколков — поищите другого ловкача… Ебулдыцкий шапокляк. Лихо, я начинаю.

Три рубчатых сгустка верной смертушки, лишённые предохранительной чеки, поочерёдно, с интервалом с полсекунды, полетели в самую гущу никак не отреагировавших созданий. Скопление гейш было где-то метров шесть в ширину, и «эфки» легли как по линеечке — где-то в полутора метрах друг от друга. Шатун протиснулся обратно в кабину, закрывая люк.

Лихо ударила по газам, внедорожник прыгнул вперёд, туда, где вот-вот должно было рвануть до полного недержания. Души в теле…

Гейш разметало в радиусе нескольких метров, образовав проезд, достаточный для комфортного передвижения «Горыныча», усеяв кровавыми ошмётками всё вокруг. Тушки ящероподобных поглотили разлетающиеся по сторонам осколки, и до внедорожника не долетело практически ничего. Пара кусочков «эфки» вскользь царапнула бронированную «шкуру» «Горыныча», не причинив никакого весомого вреда.

Оставшиеся в целости гейши продолжали стоять на том же месте. Это было невероятно, непостижимо, но снаружи не долетало ни единого звука, учитывая то, что красочно расписанные новой экологией Материка твари были очень восприимчивы к этим неприятным ощущениям. Порою отступая при одном-единственном пойманном своей шкурой ударе…

Колёса «Горыныча» с хрустом вмяли в асфальт первые разорванные ударной волной тушки. Лихо смотрела только вперёд, но периферийное зрение цепляло окаменевшие фигуры с оторванными конечностями, рваными ранами, из которых вытекала тёмно-розовая жидкость. Они по-прежнему не сдвинулись ни на миллиметр, словно их держала невидимая сила, сильнее самого мощного явления в этом мире. Тяги к жизни.

Книжник непроизвольно посмотрел себе на грудь: «хамелеон», просто обязанный захлёбываться радужным переливом, был безжизненным, серым. И у него, и у сидящего рядом Шатуна. Как будто вокруг «Горыныча» не наблюдалось ни малейшего признака присутствия аномального, чужеродного. Бред, нелепица…

Внедорожник преодолел расчищенное взрывами пространство за считаные секунды, оставив на дороге две тёмно-розовые колеи с мозаикой из давленой плоти. Короткий хруст ломающихся под широкими колёсами тушек гейш оставался в ушах у четвёрки даже тогда, когда «Горыныч» выскочил за пределы препятствия. Лихо точно видела, что существа были живые. По влажному блеску глаз, по лёгкой подвижности брюшка, выпирающего и втягивающегося назад при дыхании. Но они стояли, глядя в никуда… Это не могло быть засадой или даже живым заслоном: у данного случая просто не было нормального, логичного объяснения. Это был жутчайший сюрреализм, ставший действительностью.

— Твою в гроб на колёсиках. — Алмаз, стискивающий «калаш» чуть вспотевшей рукой, пошевелил пересохшими губами. — Не хотел бы я, чтобы меня так же.

Они уже удалились от странного препятствия метров на триста, «Горыныч» перестал оставлять на серой полосе трассы влажный след протекторов, а уцелевшие гейши всё так же стояли, то ли не желая, то ли не имея сил стронуться с места. Спустя полминуты они полностью исчезли из вида.

— Кто скажет, что это было? — Книжник отвернулся от окна, до последнего ожидая увидеть, как прореженное тремя взрывами скопление ящероподобных всё же стронется с места. Не дождался.

— Если уж ты расписался в полном информационном бессилии, — Лихо тряхнула головой, прогоняя сидящее в мозгу наваждение, не имеющее ничего общего с белоснежным и шёлковым, — то нам вообще только остаётся гадать. На той гуще, по которой «Горыныч» недавно колёсами чавкал. Что было — не знаю. Но ощущения — непередаваемые…

— Пробирает, бля, — согласился Шатун. — Я как-то привык с этими попрыгуньями в подвижном режиме общаться. А тут… Прямо как что-то постыдное сделал. Не по совести. Понимаю, что дурость, но всё равно кажется, что сжульничал.

— Так вышел бы, порезвился. — Алмаз улыбнулся, но улыбка получилась натянутой. — Не вижу к этому препятствий. На гранатах бы сэкономили…

— А вдруг бы они встрепенулись? — Громила легонько вздрогнул. — И это была бы очень красивая и очень безмозглая кончина.

— Да уж. — Книжник живо представил себе картину эпического побоища. — Зато как…

«Плескалка» на передней панели зашлась в «светомузыке», мгновенно переключая все мысли и устремления к одному ориентиру. Всплеск!

— Не суетимся, мальчики! — Лихо плавно притормозила и полезла в карман, где лежало всё необходимое. — Всё как всегда. Желающие могут высунуть задницу в окно — для наглядной демонстрации того, что последние из суровцевских этого дерьма уже наелись. Пусть Всплеск обломается…

Очень скоро комплект «противовсплесковой» защиты красовался на всех. «Горыныч» покатил дальше. «Плескалка» продолжала надрываться, сигнализируя о скором приходе Всплеска. С момента, когда она начнёт светиться ровным лазурным светом, можно было начинать отсчёт очередной попытки младшего брата Сдвига прожарить мозги всем, кто не успел обезопаситься. Когда она полностью погаснет, визит Всплеска можно считать завершённым.

При хорошем раскладе можно даже было надеяться на то, что «Горыныч» успеет вывезти четвёрку за границы действия Всплеска до его наступления. Но обольщаться не стоило.

«Плескалка» налилась неестественно ярким, слепящим светом. Привычный лазурный медленно начал сменяться тёмно-синим. Что-то было не так, привычная схема взаимоотношений человека и губительной аномалии ломалась на глазах, перестраиваясь в новый порядок. Порядок, способный убивать без оглядки на прежние правила игры.

Лихо вдруг выгнулась почти дугой, вцепившись руками в руль, закричала. «Горыныч» вильнул к обочине, чуть не съехав кювет. Алмаз среагировал молниеносно: метнулся к «баранке», выкручивая её в обратную сторону. Внедорожник вернулся обратно на шоссе. Книжник с Шатуном таращились на блондинку сквозь стёкла солнцезащитных очков, не понимая абсолютно ничего.

Следующим закричал громила, от боли вжавшийся в сиденье, задевший Книжника плечом, так что тот влип в дверцу машины, охнув скорее от неожиданности, чем от болевых ощущений.

— Во-о-о-от тва-а-а-рь! — утробным голосом прорычала Лихо, вернувшаяся в чувство. — А-а-а-а-а!!!

Было видно, что ей очень больно и она держится на самом пределе своих возможностей. «Горыныч» мчался вперёд, Лихо смотрела через лобовое стекло, сжимая зубы так, что, кажется, крошилась эмаль. Марево боли застилало глаза, хотелось закрыть их, сжаться в комочек, упасть на пол внедорожника и во весь голос выть, выть…

Книжник отлип от дверцы и застыл, боясь пошевелиться, — Шатуна корёжило не на шутку. Он сжал громадные кулаки так, что из-под ногтей выступила кровь. Спустя миг Книжника тоже накрыло волной беспощадного мучения.

В нервные окончания словно ткнулось по раскалённой игле, начавшей скручиваться, наматывая нерв на себя. Это был предел, апогей боли.

Книжник не знал, сколько прошло времени. Он изредка выныривал из жгучего водоворота, корёжащего тело, и каждый раз на глаза попадалась только «плескалка», по-прежнему излучающая ровный, негаснущий свет. Зелёный, фиолетовый, бежевый, вишнёвый…

Он не помнил, что и как кричал от боли, лишь каким-то незамутнённым уголком сознания отмечая то, что ещё способен осознавать реальность, не превратившись в частичку того, к чему всегда испытывал всеобъемлющую и рассудочную ненависть.

Иногда разрозненными фрагментами сознание всё же схватывало лица спутников. Шатуна с Алмазом, не произносящих ни звука, кромсало изнутри, как и его самого. Но они терпели. Назло Сдвигу, чёртовой бабушке, кому угодно… Иногда один из них всё же срыгивал краткий мучительный рык, но сразу же замыкался, продолжая молчать.

Надежда на провал в спасительное беспамятство таяла с каждой секундой. Боль держала очкарика на грани, словно испытывая, насколько его ещё хватит, как долго она сможет управлять этой марионеткой…

Лихо по-прежнему управляла «Горынычем», с белым, как «родимое пятно» Сдвига, закаменевшим лицом, на котором контрастно выделялись солнцезащитные очки. Машина, не останавливаясь, летела по шоссе. В закрытых окнах и верхнем люке не было ни крохотнейшей щели. Их задраили сразу же, как представилась такая возможность, но легче стало ненамного. Боль разливалась внутри, вгрызаясь в каждую частичку тела, но блондинка, как загипнотизированная, смотрела вперёд, сконцентрировавшись только на одном — на поиске убежища. Желательно такого, в котором мог бы поместиться и «Горыныч». Других вариантов спасения она не видела. Если не поможет и это…

Заброшенная заправка возникла справа, ещё чуть дальше находился добротный кирпичный ангар, изрядно обросший мхом, на крыше которого росло несколько молодых деревцев. Железные ворота, качественно тронутые ржавчиной, но не дошедшие ещё до состояния полного убожества, были нараспашку.