На 127-й странице. Часть 2 (СИ) - Крапчитов Павел

Тереза, пользуясь своим положением путешествующего журналиста, все же спросила капитана Моррисона, почему тот так мало использует паровую машину для движения корабля.

— Видите ли мисс Одли, — ответил тот. — Когда в бурю наш корабль понесет на рифы, вот тогда наш паровик очень пригодится. А сейчас, как движитель, мы используем ветер.

— А что, собирается буря? — спросила Тереза. — Погода очень спокойная.

— На море все может очень быстро измениться, — ответил капитан.

Все это я узнал от самой Терезы, которая каждый день, на правах ухаживающей за больным, заходила ко мне в каюту после завтрака.

У Терезы появился целый ритуал. Не знаю, сама она это придумала или прочла где-то. Генрих приносил ей воды из мужской комнаты в той же алюминиевой кружке, из которой я пил виски. Тереза мочила в кружке свой носовой платок и протирала мне лицо. Потом в дело вступал другой платок, сухой. Тереза делала все медленно и осторожно. На все это моего согласия не спрашивали.

Про то, что Тереза питает ко мне какие-то чувства я понял, еще когда мы плыли на «Звезде Востока» из Йокогамы в Гонконг. Она изобразила в своих записях Элли совершеннейшей стервой, а потом, когда увидела, что мне это не понравилось, сказала: «Ах, простите, я перепутала листки». Тогда это меня слегка озадачило. Теперь Тереза приблизилась ко мне, что называется, на расстояние протянутой руки, и что делать с этим я не знал. Тереза мне нравилась. Симпатичная. Пишет свои сложные для чтения тексты, к чему-то стремится, о чем-то мечтает. Все это пытается скрыть от окружающих, прикрываясь псевдонимами. Решительная и смелая. Вот, не испугалась, отправилась в путешествие вокруг света. Но почему тогда, когда я обо всем этом думаю, на душе становится так тоскливо, а к глазам подступают слезы?

— Вам дурно, Энтони? — спросила Тереза, заметив мое состояние.

— Немного, — ответил я.

— Генрих, открой побольше иллюминатор.

— Уже открыт, мисс!

— Тогда возьми полотенце и помаши над мистером Деклером.

Генрих схватил полотенце и завертел над моей головой, словно он отгонял мух.

Мы с Терезой засмеялись. Мой смех тут же вышел мне боком. Я громко ойкнул.

Моя «сиделка» отобрала у Генриха полотенце, и сама стала махать им надо мной. Медленно и осторожно. Вверх, вниз, словно она прощалась с кем-то.

Так мы и развлекались все эти дни до Сингапура.

А еще я Терезе рассказывал истории: те, что прочел в своей прошлой жизни и что сохранилось в моей памяти. Толстой и Шолохов, Грин и Стругацкий, Брэдбери и Азимов. Без пояснений и подсказок. Отец убивает сына в ходе гражданской войны. В декорациях средневековья пришелец из будущего мстит за свою любимую. Пожарный жжет книги. Работяга в кожанке летит на Марс делать революцию. Что-то Тереза записывала, но больше слушала. Что она смогла понять? Напишет ли что-нибудь из того, что я ей наговорил? Захотят ли это опубликовать? Найдет ли отклик в сердцах людей? Станут ли они лучше? Ответов на эти вопросы я, конечно же, не знал. Я просто бросал камешки в пруд. Уходила Тереза после нашего общения озадаченной.

Но все когда-нибудь заканчивается. На пятый день путешествия Тереза снова пришла с цирюльником.

— Вам надо хорошо выглядеть, — сказала она.

Пока цирюльник меня брил, Тереза сообщила мне последние новости. Оказывается, что мы уже подошли к Сингапуру и двигались к пирсу.

— Над городом стоит дым, — рассказывала Тереза. — Капитан говорит, что в городе беспорядки и на берег сойдут только те, кто едет до Сингапура. Всем остальным это запрещено делать. Из соображений безопасности.

Цирюльник выполнил свою работу, почти ничего не порезал, получил плату и ушел.

— Я буду ждать вас на палубе, — сказала Тереза, посмотрела на меня и добавила. — Если можете, то оденьтесь поприличней.

Я решил ее послушаться, хотя думаю, что на вердикт суда это вряд ли повлияет.

С одеванием мне помогал Генрих. Без него я бы не справился. Сначала он заново перебинтовал мне ребра. Потом помог нарядиться в костюм. К счастью, после знакомства со мной тело Деклера прилично похудело. Костюм был мне свободен.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Я осторожно прошелся по комнате. Вроде терпимо. Подошел к двери и задержался. Надо было еще кое-что сделать. На случай, если в каюту я уже не вернусь.

— Достань из чемодана деньги, — попросил я Генриха.

— Сколько?

— Все.

— Все?

— Да. И спрячь у себя. Если меня … задержат, то отдашь их мисс Одли. Она о тебе позаботится.

Об этом я на днях договорился с Терезой. Она сказала, что в Нью-Йорке, наверное, можно найти приличный приют для детей-сирот.

— Вот только…, - журналистка смущенно посмотрела на меня.

— Деньги будут, — пообещал я, правильно поняв ее заминку.

Ну что ж. Теперь все. Буду надеяться, что Генрих сделает все как надо. Я открыл дверь каюты и осторожно, словно канатоходец, отправился на палубу.

Сцена 74

На палубе мы с Генрихом подошли к Терезе и стали рядом. «Ливерпуль» уже добрался до пирса. Опустили трапы, но у каждого стоял матрос. Видимо, чтобы не допустить выхода на берег. На палубу вышли многие пассажиры. Наблюдали за дымами над городом, переговаривались. Непонятные слова и фразы словно облако накрыли корму корабля и всех стоящих под тентом.

Были тут и шотландцы. Он стояли молча и зло посматривали на меня. Их лейтенант, как выяснила Тереза, уже отправился в город за судьей. Перед уходом он громко ругался и грозил мне всеми возможными карами.

Выглядела Тереза неважно. Бледная, с чуть припухшими глазами.

— Не расстраивайтесь, Тереза, — сказал я. — Все будет хорошо.

Тереза сделал робкую попытку улыбнуться. У нее не получилось.

— Вы не понимаете, Энтони, — сказала она. — Я… если с вами что-то произойдет, то я тоже останусь здесь.

— А как же путешествие?

— Вы знаете, я никогда в него не рвалась. Я с большим удовольствием сидела бы дома, за столом и работала.

— А как же впечатления? — возразил я. — Вы же писатель, Тереза. Новые страны. Новые люди. Все это даст вам новые сюжеты.

Тереза усмехнулась.

— Говорят, что братья Верны никогда не выезжали из своего городка, где живут, — сказала она. — Они выдумали эту историю про кругосветное путешествие, не выходя из кабинета, а мы теперь едем по следам их вымышленных героев. Смешно, да? Жить, придуманной кем-то, жизнью.

Я улыбнулся на это замечание Тереза. Каждый человек — писатель. Только пишет он не роман, а свою судьбу. Правда, в этом деле у него есть помощники. Один из таких моих помощников сейчас поднимался на палубу. Это был лейтенант шотландцев. За ним следовал высокий, полноватый мужчина в мятом костюме. За этой парой на борт корабля поднимались трое низкорослых военных. Узковатые глаза, плоские лица, жесткий взгляд. Китайцы? Я оглянулся на китайских торговцев, следовавших с нами на корабле. Нет, не похожи. Хотя, что я знаю о народностях, населяющих Китай?

— Вот он! — лейтенант показывал на меня рукой. Другая его рука, на повязке из платка, была согнута и прижала к телу.

Вновь прибывшие подошли к нам.

— Представьтесь, пожалуйста, — сказал, сопровождавший лейтенанта, мужчина в мятом костюме.

Голос у мужчины был безразличным и немного уставшим. Если от лейтенанта шотландцев так и веяло агрессией, то чувства этого человека можно было расшифровать, наверное, так: «Раздражение. Безразличие. Легкий интерес».

— Энтони де Клер, — сказал я и протянул паспорт, который мне сделали в Сан-Франциско.

Чем-то мне этот человек напоминал Джейсона Томпсона, с которым я сдружился на «Пасифике». Такой же полноватый, такой же вечно мятый костюм. Только этот, стоящий передо мной и внимательно рассматривающий мои документы, человек был гораздо выше моего знакомого промышленника. И даже на голову выше меня. Не говоря уже про коренастого лейтенанта. А на фоне прибывших с ним военных, неизвестного мне происхождения, он и вовсе казался этаким Гулливером.