Точка Лагранжа (Сборник) - Кирилл Бенедиктов

Наверное, дон Луис не раз вспоминал при Маше этот день. Да Маша и сама призналась мне, что поначалу они отмечали дату своего знакомства как своего рода личный праздник. Конечно, это было еще до того, как она узнала постыдную тайну его сватовства…

Итак, Маша сумела добраться до сейфа и открыла его. Вероятно, это произошло в одну из отлучек дона Луиса из поместья. Во всяком случае, у нее было время, чтобы познакомиться с кристаллом поближе. И, разумеется, получше узнать своего мужа.

И это «знакомство» все изменило! Как и подавляющее большинство девушек, Маша любила не столько самого дона Луиса, сколько свое представление её нем. До того как взять в руки El Corazon, Маша видела в муже рыцаря без страха и упрека, блестящего ка-~ бальеро, благородного потомка конкистадоров… А проведя ночь наедине с его замурованной в кристалле душой, с ужасом поняла, что вышла замуж за нелюдимого неврастеника, снедаемого болезненной страстью к давно умершей возлюбленной, считающего самого себя стариком, никчемной развалиной, готового воспользоваться любыми средствами, чтобы приворожить приглянувшуюся ему молоденькую девочку… Не думаю, что Маша сразу поняла все, что открыл ей кристалл. Имя «Глория», например, ничего ей не говорило, и только годы спустя Миранда рассказала ей о трагической судьбе первой невесты дона Луиса. Но, даже не зная чего-то наверняка, она убедилась, что совершила ро-ковую ошибку, доверившись де Легисамо. То, что произошло в ту ночь, господа, называется разочарованием. Не имеет значения, что сам дон Луис не сделал ничего, чтобы его молодая жена в нем разочаровалась; такие вещи сплошь да рядом происходят и там, где вовсе нет никакого колдовства. Жена может случайно найти письма своего мужа, адресованные не ей; муж, боготворящий свою супругу, может получить от друзей или шантажистов неопровержимые доказательства ее неверности. Прошлое почти каждого из нас таит множество страниц, о которых мы с удовольствием бы забыли. И всегда существует шанс, что те, кто любит нас, те, кто верит нам, могут наткнуться на эти мрачные, неприглядные страницы…

Суммирую: прикоснувшись к заключенной в кристалле душе своего мужа, Маша почувствовала себя пленницей сумасшедшего. Что было делать? Возвращаться в Баию к отцу? У нее не было никакой уверенности в том, что отец примет ее с распростертыми объятиями. Выдав дочь замуж за преуспевающего хлопкового плантатора, он не только поправил свое финансовое положение, но и стал весьма уважаемой фигурой в обществе Баии. Страшно представить, что случилось бы с его репутацией, если бы дочь спустя несколько месяцев вернулась в родительский дом, пытаясь оправдать свое поведение тем, что ее муж оказался душевнобольным… Нет, этот путь не для нее!

Тогда Маша составила план. Ключевым пунктом этого плана являлась подмена настоящего кристалла на поддельный, который совершенно официально должны были изготовить для нее в столице. Конечно, можно было просто убедить дона Луиса в том, что El Corazon следует отдать ей, — теперь, когда она нашла доступ к сейфу, это не выглядело такой уж нереальной задачей, — однако Маша не решилась на такой шаг. Возможно, потому, что до конца не представляла себе, какие силы заключены в кристалле. К тому же ей не хотелось, чтобы подозрительный дон Луис знал, что его сокровище больше ему не принадлежит. Так что вариант с подменой выглядел самым разумным. Конечно, де Легисамо согласился заказать копию талисмана у столичных ювелиров не по собственной воле. Но он слишком привык советоваться с кристаллом, а мысль о том, что кристалл может подчиняться кому-то еще, в голову ему не приходила…

Остальное, в общем-то, было делом техники.

Получив в свое распоряжение точную копию драгоценности рода де Легисамо, Маша выждала какое-то время и подменила кристалл. Таким образом, душа дона Луиса оказалась полностью в ее власти, и она не замедлила этим воспользоваться. Неожиданное охлаждение между супругами, возведение башенки с отдельным входом — все это результат магии El Corazon. Подсознательно Маша хотела оказаться как можно дальше от своего мужа, но так как бежать ей было некуда, де Легисамо стал гораздо чаще уезжать по своим торговым делам. Талисман не действовал на расстоянии, и поначалу не до конца выгоревшая страсть к жене вспыхивала в доне Луисе всякий раз, когда он оказывался за пределами «Холодной горы». Тогда он возвращался, летя к Маше, как на крыльях, и вновь с размаху бился о стеклянную стену равнодушия. К тому же, возвратившись, он каждый раз убеждался в том, что ожившие было чувства вновь угасали, и эти метаморфозы изматывали его больше, чем могли бы изматывать самые ожесточенные скандалы и ссоры. Поэтому дон Луис стал задерживаться в своих поездках подолгу, и Маша столкнулась с новым врагом — одиночеством.

По-видимому, именно тогда она и решила проверить свойства кристалла на моем друге, Николае Александровиче Стеллецком.

НИК СТЕЛЛЕЦКИЙ

Юрка был моим другом, мы истоптали плечом к плечу сотни верст во время Великой войны, вместе били германцев и краснопузую сволочь, я выхаживал его, когда он болел испанкой и потел бурым кровавым потом, а он вытащил меня, контуженного, из гиблых топей Сиваша. Мы делили с ним коней, оружие и женщин, мы были друг другу ближе, чем могут быть братья… и все равно сейчас я готов был его убить. Он не имел права говорить то, что говорил! Сидя на краю стола, покачивая ногой в тяжелом американском ботинке, держа меня — именно меня! — под прицелом своего «маузера», он говорил, говорил, говорил… Бесстрастно, как учили нас в университете мэтры юриспруденции, sine ira et studio, размеренным, глуховатым голосом… Боже, как я ненавидел его в эти минуты! Я пригласил его сюда, в «Холодную гору», я сделал все, чтобы гранд дал ему работу, я помог ему выбраться из того дерьма, в котором он оказался после Нового Орлеана, — и чем он мне отплатил? Каждое слово его было точно гвоздь, и гвозди эти он забивал прямо в сердца — мое, Машенькино, гранда… до остальных он, правда, пока не добрался, но и Миранда, и фон Корф сидели неподвижно, боясь пошевелиться, как будто пленные при приближении расстрельной команды. Когда он обвинил Машеньку в том, что она подменила кристалл, мне с трудом удалось подавить в себе звериное желание броситься на него, стащить со стола и избить в кровь. Остановило меня только то, что реакция у Юрки всегда была лучше — прежде чем я добрался бы до его горла, он бы прострелил мне ногу из своего «маузера».

Но когда он заявил, что Машенька якобы испытала магию кристалла на мне, я вдруг почувствовал себя как на фронте, когда безразлично, убьют тебя или нет, — главное, что надо идти в атаку, матерясь и крича, расстреливая черные фигуры врагов и захлебываясь ни с чем не сравнимым упоением битвой. Я медленно — почему-то хотелось все делать медленно и красиво — двинулся к нему через гостиную, и плевать мне было на его «маузер», меня, как броня, защищала моя ненависть к нему и любовь к Машеньке. И я уже почти подошел к Юрке, когда он лениво, почти нехотя, положил «маузер» рядом с собой на край стола, взглянул мне в глаза и сказал все тем же сухим, как ветка в осеннем лесу, голосом:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});