Тайны прошлого - Джулия Хиберлин

Я попыталась погладить костистую голову в чешуе, совершенно лысую, если не считать шерсти за ушами, и пес принялся благодарно лизаться. Что бы ни случилось с Крикетом, на его психику это не повлияло.

Два часа назад я позвонила Барбаре и представилась. Она явно была занята, но с радостью согласилась помочь.

— Я давно уже оставила это дело и переключилась на более прибыльную карьеру в рекламе, — сообщила она. — Я тогда встречалась с моим первым мужем, а ему не понравились звонки с угрозами посреди ночи.

Все так же удерживая рвущегося к нам Крикета, она пригласила нас в уютную комнату, набитую книгами, антиквариатом и стопками журналов «Атлантика», «Атне Ридер» и «Сайентифик Американ». И вновь хороший признак: человек читает интеллектуальные издания.

— Садитесь. Я пока запру Крикета. — Они с собакой исчезли, а я нацелилась на открытую картонную коробку, стоящую посреди комнаты. Как я могла удержаться? Ко мне взывали черные буквы, написанные маркером: СHICAGO INQUIRER.

— Даже не думай. — Хадсон потянул меня за собой на кожаный диванчик. — Давай просто ее подождем.

В коробке на полу виднелись вещи, которые я записала в бывшие обитатели репортерского стола, — пыльные поблекшие дипломы, заводная игрушка в виде ходячего арахиса с наклеенным поверх лицом Джимми Картера, чашка с колечками от кофе, на которой виднелся логотип газеты, стопка вырезок, раздувшаяся визитница и — самое привлекательное с моей точки зрения — куча старых блокнотов.

— Сложно поверить, что я это не выбросила, — сказала у меня за спиной Барбара. Теперь, не сгибаясь над собакой, она напомнила мне себя прежнюю, элегантную миниатюрную леди на высоченных шпильках Маноло Бланик, одетую в идеально скроенный черный костюм и вибрирующую от энергии, как во время старых репортажей. Похоже, на ниве рекламы и пиара Барбара тоже неслабый конкурент.

Она провела ладонью по искусно подстриженным волосам, слишком черным, чтобы считать, что дело обошлось без краски, и подняла с библиотечного столика липкий валик, чтобы избавить пиджак от налипшей шерсти Крикета.

— Наверное, я хранила эти вещи, потому что так и не закрыла последнее дело.

— Когда вы уволились? — спросила я.

— Сто лет назад. Сразу после похищения девочки Марчетти. Это была моя последняя и самая большая работа. Трамплин для карьеры, как сказал мне мой редактор. Однако мне не хватило характера, иначе я не позволила бы мужу уговорить меня на увольнение. Но мне тогда было всего двадцать пять. Что можно понимать в двадцать пять лет?

Я покивала.

— Я читала колонку, которую вы написали, когда прощались.

— О да. Наивные тирады молодого журналиста. Своеобразные плевки в океан. К тому времени мои вещи уже были собраны. Издатель злился на моего редактора за то, что тот пропустил это в печать.

— Вам действительно угрожали убийством? — спросил Хадсон.

— Только два раза. Один и тот же человек. Это было задолго до появления определителей номера. Он звонил и говорил мне, чтобы я прекратила писать, иначе меня ждет весьма неприятная смерть. Было действительно страшно, потому что он звонил мне домой по ночам, а я тогда жила одна. Ему нравилось меня будить.

Барбара присела на корточки и вытащила еще четыре блокнота, которых я не заметила, — они лежали на полу за коробкой.

— Это вам. Я их все пролистала. И практически все, что в них есть, я уже упомянула в печати.

— Вы не против, чтобы я их забрала? — Несмотря на то что прошло много лет, я удивилась: Барбара так легко расстается со своими пометками. Лайл скорее отрезал бы себе ухо.

— Я никогда не верила истории Розалины. Она в то время была законченной наркоманкой и знала, как пользоваться своей внешностью, чтобы вызвать симпатию окружающих. Я всегда сомневалась в ней, но полиция считала, что она говорит правду, поскольку то же утверждал свидетель похищения.

Я резко перестала пролистывать блокнот с ее пометками.

— Я не знала, что там были свидетели.

Барбара посмотрела на часы. Платиновые, отметила я про себя. Не журналистский аксессуар. Это заставило меня задуматься о ней в очередной раз. Серьги Барбары были из дорогого кованого серебра, квадратные — явно комплект с тяжелым браслетом на ее запястье.

— Эту деталь прессе не сообщали, — произнесла она. — И я выяснила не сразу, только через несколько дней после похищения, когда полицейский случайно проговорился мне. Свидетельницей была стриптизерша, подруга Розалины, она говорила, что хозяин убьет ее, если узнает, что она провела вечер не на сцене, а с Розалиной и ее девочкой. У нее было какое-то претенциозное итальянское имя, как у принцессы. Габриэла, кажется. Я наверняка записала его в блокнот. Ее история слово в слово повторяла рассказ Розалины, даже слегка чересчур. Полиция быстро отпустила ее и не привлекала к делу, я тоже.

Барбара начала собирать все обратно в коробку, в том числе дешевый кубок с гравировкой «Лучший начинающий репортер года», который она наклонила так, чтобы я наверняка его увидела.

— Простите, что тороплю, но у меня рекламная кампания по продаже очередного лекарства от импотенции. — Она подмигнула. — Такие штуки тоже способны изменить жизнь.

Эта изысканная подтянутая женщина ничем не напоминала слегка располневшую седую Барбару, совсем позабывшую о событиях прошлых лет, которую я представляла себе по пути сюда. Видимо, я тоже не соответствовала ее представлениям.

— Ты нравишься мне, Томми, — сказала она. — Ты совсем не такая, как я воображала. Я много времени провела на кушетке в кабинете доктора. Ты не похожа на типичных психологов. И получаешь нужное, потому что действительно слушаешь собеседника, вместо того чтобы выносить про себя приговоры и ставить диагнозы. Это лучший подход к делу. Поверь мне, я знаю.

Слишком уж мягко она стелила. Возможно, я не была достаточно настойчивой. Но, похоже, она чувствовала странное облегчение. Как далеко стоит заходить — всегда было главной дилеммой психолога. Я внезапно поняла, что сама она до сих пор не задала нам ни единого вопроса.

Барбара открыла черную кожаную сумочку, явно стоившую больше средней месячной зарплаты, и, вынув оттуда черный же бумажник, сунула пальцы в отделение за рядом сияющих кредитных карточек. И вытащила потрепанную фотографию с белой линией сгиба посередине — снимок явно лежал в сложенном состоянии не один год.

Это было фото милой маленькой девочки, сидящей за столиком перед пирожным с единственной зажженной свечой. На обороте поблекшими синими чернилами было написано «Адриана Марчетти». Я уверена, что мое лицо осталось невозмутимым: тренировки последней недели не прошли даром.

Барбара Монро продолжала свою противоречивую самодемонстрацию. Сильная, пробивная специалистка по пиару и при этом заботливая спасительница подобранных бродяжек. Сумочка за тысячу шестьсот долларов и фотография, напоминающая о чьей-то дочери, возможно, давно погибшей.

Барбара помедлила пару секунд и снова опустила руку в сумочку, на этот раз выуживая большой пергаментный конверт.

— Я решила отдать вам и это. Мой муж — мой третий муж, — поправилась она с сухой улыбкой, — считает, что я немного свихнулась на этом. Но пару лет назад я делала презентацию для начинающей компании, которая специализировалась на программах по изменению возраста. Знаете, для фото повзрослевших пропавших детей и всего такого. Я попросила их «состарить» Адриану в числе прочего набора образцов. Она была еще слишком маленькой, а фото отличается плохим качеством. Но если она сегодня жива, то будет выглядеть примерно так.

Однако прежде чем я успела раскрыть конверт, Крикет утробно завыл — низким жалобным воем собаки, которая знает, что скоро останется без людей, — и Барбара поторопила нас к двери.

— Каждый раз, когда мы уходим, он уверен, что мы не вернемся. Моя дочь вот-вот придет из школы и выведет его на прогулку. Точнее, Крикет вытащит ее погулять.

Барбара щелкнула дистанционным пультом в сторону синей «ауди» на дорожке и скрыла глаза за сексуальными темными очками — теперь ей никто не дал бы больше сорока.

Она исчезла за тонированным стеклом, сказав на прощанье фразу, о которой я не раз еще буду задумываться:

— Не разочаруйте меня.

Глава 22

Конверт оставался запечатанным, пока мы с Хадсоном не втиснулись в вагон чикагского метро, на синее пластиковое сиденье, липкое от субстанции, которую я предпочла не опознавать. Прямо напротив располагался листок социальной службы, рекомендующий использование розовых презервативов и своевременную диагностику рака груди. Ничего особо странного, учитывая, что игроки Национальной футбольной лиги надевают кроссовки цвета фуксии на поле, где пытаются друг друга убить.