Зеленая кровь - Юрий Яровой

Глава пятая

Извечный свет

Зачем я вернулся в институт? Нечего мне там делать. Но и домой… «С ним что-то случилось?.. Ну я тебя умоляю…» У нее и в самом деле в голосе в тот момент была такая мольба… Никогда как-то в голову не приходило… Такое чувство! И когда он ей сказал по телефону… «Только одно слово». — «Три». Что он ей сказал? Ведь она буквально окаменела, когда услышала его голос из гермокамеры. Три слова… «Я тебя люблю»? Не слышал ни звука, но почти уверен: именно эти слова. По движению губ… Подошла ко мне… Да и видела ли она в тот момент меня? Сняла халат, протянула, словно на вешалку повесила. Столько людей в зале, все ведь поняли — кто она, все следили за каждым ее жестом, словом, а она… Даже меня не видела. «И ты ведь друг ему, правда?» С таким отчаяньем она это выкрикнула…

Что привело меня в зал с гермокамерой? Как я вообще здесь очутился? Пульт, видеоканал… Пустой экран. Телефон… «Только одно слово…» — «Три»…

Из транса меня вывела Аллочка-красивые глазки: «Вас разыскивает Григорий Васильевич». Да? Придется идти.

Разнос от Хлебникова я принял как вполне заслуженный. Редкий случай, но мне этот нагоняй даже удовольствие доставил — все правильно: нельзя было Наташу пускать в зал в таком состоянии. Нельзя. Однако, если бы она была в другом состоянии, разве я бы стал добиваться пропуска? Так что все верно, все справедливо — разнос вполне заслуженный.

Но вот к другому разносу — от Таи — я не был готов совершенно. Впрочем, «разнос» в данном случае — совсем не то слово. И не ссора, а… некое подведение итогов, что ли. Но это я понял уже потом — задним числом.

Она, видимо, ждала меня. Я вообще не понимаю, почему она оказалась в институте. Домой ведь пошла — отдыхать. И вдруг открываю свою комнату, а она — там. Стоит в своей обычной позе у окна — сложив руки на груди, словно ей холодно.

— Тая? Ты здесь?

Подошел к ней, обнял за плечи. Она высвободилась из моих рук.

— Что с тобой, Таюша?

Молчит. Так многозначительно молчит! А, понял я: девицы ей уже доложили. А может, и сама все видела, когда я был с Наташей… Какая разница!

Я попробовал еще раз успокоить ее, приласкать. С прежним результатом — даже на шаг отошла, в глубь комнаты. Ну что ж: ничего, видно, не поделаешь — придется объясняться.

— Ты права, Тая. Между нами ничего не должно быть… лишнего. (Ну как повернулся язык сказать это слово? Это Наташа-то лишняя?..) С Наташей у меня… Ничего у меня с ней не было. Тая. Да и давно это было — четырнадцать лет назад. Четырнадцать, представляешь? Целая жизнь. Что тебе еще сказать?

— А ты еще ничего не сказал, — откликнулась она с горечью.

— Не надо выдумывать больше, чем есть на самом деле.

— Да, разумеется. — Она круто повернулась ко мне. — Я подозревала, что ты лицемер. Но чтобы до такой степени!..

— До какой? Ты хоть думаешь…

— Ты ее любишь? — быстрым шепотом перебила она меня. — Посмотри мне в глаза.

Я посмотрел: бедная моя женушка, невеселое у нас с тобой начало семейной жизни…

— Ты хочешь сказать — любил? Возможно. Но четырнадцать лет, Тая… Она — жена моего друга, у них все хорошо… Видела бы ты, как она с ним разговаривала! Знаешь, что он ей сказал?

— Знаю, — оборвала она меня. Подумала, нахмурившись, и спросила: — Ты был бы с ней счастлив?

— Ну зачем об этом говорить, Таюша? Я бы хотел быть с тобой счастлив.

Я сделал шаг к ней, но она опять отодвинулась. Не верит? Да, не верит…

— Ты хочешь знать все?

— Да, я хочу знать о тебе абсолютно все. Таким непререкаемым тоном!.. У меня вырвался непроизвольный вздох: вот так начало семейной жизни…

Пожалуйста!

— Это, конечно, твое право.

И я ей рассказал все, что она еще не знала: как я познакомился с Наташей (банальная история — в «читалке» университета, помог подготовиться к коллоквиуму по химии), о Михаиле… Об их свадьбе… Что еще? Все, кажется.

Тая молчала — никакой реакции. Я отошел к своему столу, выдвинул стул, сел. Я чувствовал себя опустошенным: ни чувств, ни желаний.

— Так вот что тебя всю жизнь мучает: почему ты оказался лишним. — В ее голосе горечь; такое ощущение, словно все, что я ей сейчас рассказывал, ей было уже известно. — Почему… А ведь Андрей Михайлович тебя, пожалуй, правильно определил: пустое множество…

— Что?!

— Да. Это было после того, как он раскритиковал твою статью. Я хорошо запомнила. Я его спросила:

«Интересную статью написал Стишов?» А он с досадой;

«Пустое множество».

Как громом… Что хоть это означает — «пустое множество»? И так отчетливо — на всю жизнь врезалось: машинописные листки рассыпались по щелястому грязному полу, отшвырнул даже… Вот он, значит, как меня:

«Пустое множество».

— И тебя все еще удивляет, почему выбрали не тебя, а твоего друга Куницына? Да потому же, дорогой мой, почему Андрей Михайлович выбрал в свои ученики Хлебникова. А не тебя. Хлебников хоть и толстокож и черств, как ты любишь о нем выражаться, но ведь он болеет за дело, живет этим.

Помолчала. Усмехнулась горько, покачав головой.

— Какое ты себе красивое выбрал определение: бильярдный шар. Интеллигентный бильярдный шар. Красивый символ. А вот что за этой красивостью… Ты хоть знаешь, какое тебе прозвище дали лаборантки? «Товарищ, пожалуйста».

Ого — ничего себе… Лаборантки? Эти могут придумать прозвище и похлеще.

Тая скользнула по мне быстрым, изучающим взглядом. Снова усмехнулась:

— Даже прозвище тебя не затронуло. Все равно. Что хотите — то и говорите, что хотите — то и делайте… Оставьте меня в покое. Не желаете проводить испытания на ацидоз? Пожалуйста! Не желаете проводить тесты на психологическую совместимость? Пожалуйста! Все пожалуйста — только оставьте меня в покое. Да? Да, мой дорогой, да. И даже если в гермокамере случится отрицательный результат, как ты выражаешься, все равно… пожалуйста.

Странно: она говорила мне такие вещи… А я… как будто о ком-то третьем. Тупая усталость и даже что-то вроде удовлетворения: так тебя, «мой друг Стишов», так. Но опять же — словно о ком-то третьем. И Тая, видимо, это почувствовала.

— Почему, да? Я совсем не знаю Куницына, но что касается тебя… Андрей Михайлович как-то сказала «Вот уж за что могу головой ручаться — мой «суворовец» поле брани не покинет…» А ты… Нет, ты науку тоже любишь — это я знаю. Да и что иначе тебя бы здесь держало? Но вот как ты ее любишь…

Договорились, нечего сказать.

Она вздохнула, покачала головой.

— Не знаю, может, ты Наташу и в самом деле любил… Но что касается меня… Не хочу. Один дым. Извини.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});