Гнев ангелов - Джон Коннолли

— И не вздумай пользоваться приемчиками вашей дерьмовой крав-мага`.[22] Курок этой пушки легко срабатывает даже от легкого ветерка.

Перед входом в бакалею остановилась слегка помятая полноприводная тачка внушительных размеров с дымчатыми стеклами, за рулем которой сидел благообразный японец. За приоткрывшимися задними дверцами маячила физиономия второго японца, который помог Ангелу упаковать в машину Йонатана и Адива. Когда дверцы закрылись, телохранителей рабби заставили пригнуться и надежно связали им проводами руки за спиной. Из карманов у них извлекли мобильники и бумажники, наряду с какими-то мелкими монетами.

— Что вы собираетесь делать с рабби? — спросил Адив, и Ангела впечатлил тот факт, что парень больше беспокоится о боссе, чем о собственной безопасности.

— Ничего, — ответил он. — Мой друг остался возле магазина, чтобы обеспечить вашему рабби безопасность; вдобавок внутри тоже дежурит наш человек.

— И к чему это все? — спросил Йонатан.

— К тому, что не надо брать на пушку людей, играющих на вашей стороне, — пояснил Ангел и для убедительности больно ткнул Адива под ребра носком своего блестящего ковбойского сапога. — Да к тому же, когда ваши союзники любезно пытаются поговорить с вами, не надо посылать их к дьяволу только из-за того, что вы страдаете из-за их возможного общения с вашей дамой сердца, особенно если они тогда и знать не знали, что вы имеете на нее виды, — впрочем, как и она сама, надо заметить, поскольку пламенное чувство любви, вспыхнувшее в вашем сердце, пока сжигает только вас. Почему вы ведете себя как сопливый ребенок? Такой порядочный еврейский парень, как вы, мог бы сразу сообразить, что тупое молчание — далеко не лучший выход.

Йонатан стрельнул в Адива убийственным взглядом.

— Что? — обиделся тот. — Ведь это ты угрожал ему пушкой.

— Ну-ну, мальчики, — заметил Ангел, — взаимные обвинения не принесут вам пользы, хотя, признаюсь, сейчас забавно видеть вашу озабоченность.

— Наша главная забота — обеспечивать безопасность раввина, — заявил Йонатан, переходя на более высокий моральный уровень. — Мы должны быть там вместе с ним.

— Да, вы бы вполне могли быть с ним, если б среди бела дня не позволили застать вас врасплох и не торчали бы сейчас в джипе, несущемся в Джерси. Сам я не занимаюсь обеспечением личной безопасности как таковой, но на месте рабби подобрал бы себе более надежные кадры, если вы не возражаете против такого мнения. Впрочем, оно не изменится, даже если вы станете возражать.

— Что вы собираетесь с нами сделать? — спросил Адив недрогнувшим голосом.

Ангелу понравилась его смелость; поведение, конечно, оставляет желать лучшего, но парень весьма мужественен.

— Вы слышали о Пайн-Барренсе?[23]

— Нет.

— Огромные сосновые торфяники с разнообразными рептилиями, рыжими рысями и знаменитым дьяволом, хотя, признаюсь, возможно, нашего дьявола из Джерси вовсе не существует. Но даже если вас не будет подгонять сам дьявол, домой вам оттуда придется тащиться долго.

— Вы собираетесь бросить нас в тех диких краях?

— Могло быть и хуже: мы могли бы забросить вас в Кэмден.

— «Город, в котором нерьзя окоречь», — гордо, но на свой японский манер произнес шофер-японец, впервые вступив в разговор.

— Что-что? — удивленно переспросил Ангел.

— «Приснирся мне город, в котором нерьзя окоречь»,[24] — опять процитировал шофер. — Это девиз города Кэмдена. Так нас усири на гражданских курсах.

— Скорее уж, тот город «нельзя одолеть», — поправил Ангел. — Кто-то, вероятно, подправил классика, пока копы не видели. А вот околеть там можно запросто — это треклятое место настолько бесчеловечно, что там вооружены даже покойники. Лично я предпочел бы оказаться в каком-нибудь сосновом лесу.

— Но… — возмущенно начал Адив и тут же умолк, получив от Ангела очередной пинок.

— Дело-то решенное, — пояснил он. — Лучше помолчите. Во время езды меня обычно посещают самые гениальные идеи.

Мы попробовали эспрессо. Отличный, прекрасно заваренный кофе.

— Итак, давайте начнем сначала, — предложил я Эпстайну. — Скажите мне, что вам известно о приславшей этот список женщине.

— Ее звали Барбара Келли.

— Звали?

— Она умерла на прошлой неделе.

— Как?

— Многочисленные ножевые ранения, ее бичевали чем-то вроде ремня и частично ослепили. Убийца — или убийцы — подожгли дом Келли, пытаясь скрыть следы преступления. Пытая свою жертву, они действовали крайне осторожно. Никаких сломанных костей. Когда в кухне занялся огонь, она была еще жива, хотя, вероятно, лежала без сознания. Сработала установленная в доме сложная система аварийно-пожарной сигнализации. Сильный ливень сдерживал распространение огня. Тем не менее, когда прибыли пожарные, пламя уже охватило часть кухни и перекинулось в гостиную, хотя Келли как-то удалось переползти в коридор. Она получила сильные ожоги и умерла по дороге в больницу. Судмедэксперты выяснили, что раны ей нанесли до пожара.

— Вы узнали еще что-нибудь с тех пор?

— Она утверждала, что работала независимым консультантом. На ее банковском счету оказалась совсем незначительная сумма; похоже, она просто держалась на плаву. Ее доходы поступали из разных источников, в основном от малых предприятий. Можно было бы предположить, что она много работала за весьма скромное вознаграждение, едва покрывавшее ее выплаты за дом и жизненные расходы.

— Почему «было бы»?

— Мы поинтересовались этими компаниями, но несколько из тех, что удалось обнаружить, оказались не более чем названиями почтовых ящиков. Очевидно, у нее имелись другие источники дохода и другие счета.

— А что полиция обнаружила в ее доме?

— Бесследно пропал ноутбук, упомянутый в ее страховом полисе. Из ее стационарного компьютера удалили жесткий диск, а ее личные файлы, похоже, аккуратно почистили.

— Тупик.

— Мы еще занимаемся расследованием. Появились, правда, дополнительные сложности.

— Как обычно!

— Мы полагаем, что она предоставила сведения не только нам. Ее поразило онкологическое заболевание, и она чувствовала, что времени осталось мало. Хотела искупить грехи. И убедиться, что процесс пошел, что к ее сведениям отнеслись серьезно.

— Куда еще она могла послать информацию? В газеты? Окружному прокурору?

— Неужели вы не поняли? — спросил Эпстайн, покачав головой. — Вся суть этой конспирации сводилась к желанию приобрести влиятельную поддержку либо сейчас, либо в будущем. Из двух виденных нами списков мы узнали, что на этих людей работают свои политики и репортеры. Не думаете ли вы, что данные могли с тем же успехом просочиться в ряды полицейского начальства, законодателей и прокуроров? Она не могла отправить этот список по официальным каналам. И ей пришлось быть весьма осторожной в выборе.

— И поэтому она решила довериться вашим юристам?

— Она знала о нас, потому что мы были ее врагами.

— И она никак не намекнула на других адресатов?

— На адресата. Да, имелся еще один. Предоставив нам список, Келли предупредила, что мы должны действовать быстро, потому что, если мы будем медлить, то роль мстителя возьмет на себя менее щепетильный адресат, и благодаря ему она надеялась получить искупление.

Я догадался, кого она имела в виду. Так же, как и Эпстайн. Существовал лишь один человек, подходивший для такого дела, причем он обладал средствами и, что еще важнее, склонностью к тому, чего хотела от него эта женщина.

Он называл себя Коллектором, Собирателем Душ.

Глава 22

Этот конверт доставили с обычной почтой в юридическую контору Томаса Элдрича в Линне, штат Массачусетс. Местные жители называли Линн «городом греха», отчасти из-за высокого уровня преступности во времена промышленного бума, но главным образом из-за удобной англоязычной рифмы.[25] Тем не менее подобные шуточки имеют тенденцию входить в плоть и кровь не только горожан, но самих городов, и в итоге в конце XX века поступило предложение сменить название города Линн на Оушн-парк, Океанский парк, которое давало бы меньше простора для глупой деятельности доморощенных рифмоплетов. Предложение отклонили. Линн слишком давно назвали Линном, а изменение его названия могло быть равносильно признанию победы какого-нибудь школьного забияки, которого перевели в другую школу во избежание дальнейшего противостояния. К тому же любой школьник скажет вам, что чем больше вы протестуете против какого-то прозвища, тем чаще над вами будут издеваться, выкрикивая его.

Элдрич спокойно воспринимал соединение «Линна» с «грехом» — более того, находил его вполне уместным, поскольку сам Элдрич занимался грешными делами, основанными на грешной природе простых смертных. Хотя выступал он скорее в роли обвинителя, а не судьи, собирая сведения и выясняя подробности преступлений, подтверждая вину участников, и затем передавал результаты своему частному палачу для исполнения окончательного приговора. Элдрич понимал расхождение между концепциями закона, правосудия и справедливости. И, сообразно своему пониманию, не принимал эту данность безоговорочно: ему не хотелось дожидаться исполнения правосудия в мире ином, если можно было так же легко осуществить его в этом мире, способствуя уменьшению количества зла и страданий земного царства. Его причастность к тому, что сам он ненавидел, разве что изредка беспокоила его душу и наверняка не противоречила умонастроению того, кто орудовал карательным клинком в финале.