Среди факиров - Луи Буссенар

— Саиб просит графиню одеться и прийти встретить его на большом северном дворе!

— Не знаете ли, зачем это? — спросила заинтригованная молодая женщина.

— Чтоб устроить большую рыбную ловлю в пруду при свете факелов. Для этого делаются особенные приготовления, и саиб просит графиню поспешить…

Ничего не подозревая, молодая женщина поспешно оделась, разбудила Мэри, объявила ей, что они собираются на природу, и даже помогла ей одеться, чтоб не было задержки. Счастливые при мысли о предстоявшем им неожиданном удовольствии, о прогулке в чудные свежие часы ночи, они быстро вышли, ожидая встретить факира, который должен был проводить их до пруда, но очутились в коридоре лицом к лицу с тем индусом, который их заботами был спасен от смерти и чей необычный вид внушил им смутный страх.

Сзади него стояли с факелами десятка два незнакомых им людей, хорошо вооруженных и с мрачным видом.

Графиня Солиньяк, предчувствуя ловушку, громко воскликнула:

— Джордж, мой друг! Скорей… скорей… здесь измена!

Миссис Клавдия хотела сейчас же броситься в свою комнату, чтоб взять оружие. Но Биканель предупредил ее, быстро заслонив дверь, и сказал высокомерным тоном:

— Сударыня, звать на помощь бесполезно! Капитан Пеннилес, арестованный моими людьми, не может вам отвечать. Надо повиноваться добровольно, иначе мне придется прибегнуть к силе!

— Повиноваться туземцу, индусу!.. Никогда!

Биканель побледнел.

— Я начальник туземной полиции!

— Шпион! Смотритель каторжников!

— Сударыня!

— И это тот, которого мы подобрали на улице умирающим! Тот, которого мы спасли! Приходится сознаться, что есть добрые дела, которые марают того, кто их сделал!..

Не помня себя от ярости после этих слов, которые хлестали его будто плеткой, индус с силой схватил несчастную женщину за руки и закричал:

— Я арестую вас именем Ее Величества Королевы!

— Несчастный раб! Ты посмел меня тронуть! — воскликнула гордая американка.

Она без труда освободилась от него, и ее нежная рука с изящными пальчиками со всей силы хлопнула Биканеля по лицу. Получив пощечину, полицейский потерял всякое самообладание и закричал, обезумев от ярости и стыда:

— Я арестовал вас именем королевы… теперь арестую вас от своего имени… вы будете моей, исключительно моей пленницей! Английские судьи могли бы оказать вам снисхождение, но я буду неумолим… Вы и все ваши отныне будете в моем полном распоряжении… вы заплатите кровавыми слезами за это оскорбление!

Смелая до самозабвения, графиня Солиньяк ответила ему резким, нервным смехом, может быть еще более презрительным и ироническим, чем самая пощечина.

— Ну, оставьте угрозы! — сказала она с гордым достоинством. — Знайте, что ничто на свете не могло и не может меня испугать. А вы, мой любезный, не больше как воробьиное пугало. Вы можете бить нас, но вы никогда не одолеете и не можете испугать нас. Это все не более как слова, способные испугать разве только кого-нибудь из рабов, населяющих эту отверженную страну.

Индус взял в руки длинный шелковый шарф, образчик легкой и изящной ткани, которой гордятся неподражаемые бенгальские работники. Он медленно колебал его, как делают фокусники, и заставлял извиваться на манер змеи. Шарф, точно живой, шевелился все быстрее и быстрее. Вдруг ловким, свойственным искусным фокусникам движением индус прикрутил шарфом руки миссис Клавдии, привязал их плотно к ее туловищу и последним концом обвязал ей ноги: казалось, ее со всех сторон обвила черная змея. Молодая женщина теперь не могла сделать ни малейшего движения, чтобы не упасть. Но и теперь она не хотела признать себя побежденной и прибавила с насмешкой:

— Одна балерина в моем отечестве, Лои-Фюллер, танцует с шарфом, но обращается с ним гораздо лучше, чем вы. Вам не мешало бы взять у нее несколько уроков.

При этом новом сарказме, обнаружившем с ее стороны полное, ничем не нарушимое душевное спокойствие, Биканель заскрежетал зубами и грубо дернул за шарф. Миссис Клавдия зашаталась и чуть не упала. Но Мэри, которая до сих пор была немой и негодующей свидетельницей этой сцены, поддержала свою подругу и бросила полицейскому в лицо: «Подлец!»

Отчаявшись поколебать эти железные натуры, Биканель сделал быстрый знак своим сообщникам. По его знаку от группы отделились четыре человека, затушили свои факелы о каменные плиты и бросились на миссис Клавдию и Мэри. Они грубо схватили, подняли их и понесли, следуя за Биканелем, который открывал шествие. По свойственной восточным людям утонченной жестокости он хотел на минуту поставить непоколебимую молодую женщину лицом к лицу с ее связанным мужем. Увидев мужа, Патрика и преданных им слуг связанными, она вся задрожала от гнева, но вместо того, чтобы жаловаться, продолжала в насмешливом тоне:

— Джордж, мой друг, — сказала она развязно, — если вы согласны, то велим, когда освободимся, дать пятьдесят розг этому негодяю, который не чувствует даже животной благодарности. Не правда ли, Мэри?

— Правда, правда, по двадцать пять за каждую из нас… но надо будет бить покрепче! А ты, мой милый Патрик, я даже не хочу ободрять тебя… это все несерьезно…

— Браво, Мэри! — вставила графиня. — Это в самом деле несерьезно, они просто играют комедию. А вы, Джордж, мой милый друг, будьте уверены во мне, как я уверена в вас. Я останусь вашей верной подругой в жизни и в смерти.

Капитан Пеннилес, лежавший на спине, лишенный возможности пошевельнуться, смотрел на жену взглядом, полным любви.

Он глухо застонал, жилы на его лице налились, потом вдруг к нему вернулось спокойствие, и его взгляд, полный презрения, перенесся на Биканеля, который отвечал молодой женщине:

— Ваша жизнь не долго продлится. Впрочем, этого времени будет достаточно, чтоб сломить вашу дерзость. Теперь возьмите их и унесите. Довольно говорить, надо действовать!

Сообщники бандита взяли капитана, обоих моряков, миссис Клавдию, Патрика, Мэри и направились к главному выходу, не заботясь о сторожах, которые были слишком малочисленны, чтобы сопротивляться такому сильному и организованному отряду. К тому же факира, их начальника, здесь больше не было, некому было приказывать. Биканель, который некогда жил в пагоде в качестве брамина, знал все ее тайны. Он велел поднять железную решетку, подъемный мост, открыть железную дверь, — и мрачный кортеж вышел на крытую дорогу и очутился между развалинами. Вдруг во мраке раздалось зловещее рычанье. Биканель узнал голос Боба и заворчал:

— Противное животное! Следовало бы его убить или бросить в ров с камнем на шее. Впрочем, он не может нам ничего сделать.