Великое плавание - Зинаида Шишова

Дело в том, что приказ адмирала относительно нашей парадной одежды для пристойной встречи Великого хана еще оставался в силе. Его придерживались не только господа чиновники или капитаны, но и мы, грешные. А Аотак, увидев на нас нарядные, шитые золотом курточки, тоже постарался украсить себя как мог. Все подаренные нами бубенчики, лоскутки, колпак и четки он, надев однажды, уже не снимал ни днем, ни ночью. Серебряную же цепочку, подаренную Орниччо, он считал своим главным украшением. И вот ее-то Аотак и потерял.

День был до того жаркий, что господин разрешил нам наконец снять наше парадное платье и в обычной одежде сойти на берег, чтобы выкупаться. Он рассудил, что Великий хан, возможно, и прослышал о нашем приезде, но воздерживается от встречи с нами, так как не знает, с добрыми ли намерениями мы прибыли.

Как хорошо чувствовал я себя в своей старенькой одежде! Если бы не горе Аотака, я считал бы сегодняшний день самым веселым из всех дней плавания.

Бродя по песчаному дну по всем направлениям, мы видели следы, оставленные нами час назад, — так спокойна вода в этих благословенных краях.

Внезапно Аотак вскрикнул и нагнулся. Мы поспешили к нему, думая поздравить его с находкой, но оказалось, что небольшой краб впился ему в ногу. Юноша, наклонясь, пытался поймать его, но неуклюжее на вид животное ловко ускользало от его пальцев. Вода замутилась, и Аотак несколько раз вместо краба хватал под водой камешки и с досадой бросал их обратно.

Вдруг Орниччо засвистал и нагнулся за только что брошенным камнем. Мы с Аотаком подошли ближе и ожидали, что скажет наш друг.

Орниччо поднялся, взвешивая на ладони находку. Это был черный с белым обыкновенный прибрежный камешек, какие здесь встречаются сотнями. Так как мы ничего не понимали, Орниччо повернул его боком, и перед нашими глазами засверкали вкрапленные в него желтые яркие крупинки величиной от макового зерна до крупной горошины.

— Ну, дружок, — сказал Орниччо, хлопая Аотака по плечу, — ты потерял серебро, а нашел золото!

Индеец в ответ заулыбался и закивал головой. В последнее время он часто слышал это слово от испанцев.

Мы пошли дальше, внимательно разглядывая дно. На протяжении четверти лиги мы нашли шесть таких камней. Последний, поднятый Аотаком, был около полуфунта весом и почти на одну треть состоял из благородного металла.

Самые различные мысли хлынули в мою голову. Богатство, конечно, пленяло меня, но приятней всего было думать о том, как обрадуется адмирал, когда узнает о нашей находке.

Мы поднялись на берег, оделись, еще раз пересчитали свое богатство. Мы дали Орниччо спрятать камешки по карманам, так как мои были продраны, а у Аотака таковых не имелось вовсе.

Орниччо шел за нами с опущенной головой.

— Не надеешься ли ты и здесь, на земле, отыскать золото? — спросил я, смеясь, и был поражен грустным выражением его лица, когда он поднял на меня глаза.

— Я думаю о том, к добру ли наша находка, — сказал мой друг. — Вспомни, как переменился адмирал с тех пор, как увидел те злосчастные золотые пластинки! А матросы? Диего Мендес так толкнул Вальехо, когда тот попытался взвесить на руке его золотую палочку, что бедняга, упав, сломал себе руку. А ведь Вальехо — зять Мендеса и кум. И разве ты не заметил, как омрачились лица матросов, когда адмирал объявил, что девять десятых найденного золота принадлежат короне? — И, понизив голос, мой друг добавил:

— Если бы с нами не было Аотака, я зарыл бы все эти камешки в землю и никому не обмолвился о нашей находке; но он непременно расскажет все адмиралу. И я не знаю, как принудить его к молчанию, так как меньше всего мне хочется учить этого юношу лжи.

С корабля нам подали знак вернуться. Господин, напрасно прождав посланцев Великого хана, решил отправить на разведку в глубь страны умного и ученого Родриго Хереса, дав ему в спутники переводчика-еврея марано[64] Луиса де Торреса. Аотак и еще один туземец должны были их сопровождать. Этот ребенок так любит все новое, что с радостью принял поручение адмирала. Он уже забыл о том, что хотел вернуться с нами на берег и продолжать поиски цепочки.

Мы с Орниччо и еще двое гребцов свезли их на берег.

— Дай бог, чтобы у Аотака и в этом случае оказалась короткая память, — вдруг сказал мой друг на обратном пути.

Внезапно я услышал, как что-то тяжелое с плеском упало в воду. Я боялся поверить своей догадке и с беспокойством взглянул на Орниччо.

— Да, — сказал он, — прости меня, милый и дорогой Франческо. Я даже не могу тебе точно объяснить почему, но я твердо решил, что этому золоту лучше лежать на дне моря, чем в карманах испанцев. В этом заливе слишком глубоко, чтобы кто-нибудь мог его найти.

Я уже так живо представлял себе выгоды, какие мы получим от своей находки, что не мог удержаться от слез. Я так и не понял мысли моего друга.

— Почему ты это сделал, Орниччо?.. — повторял я, плача, и только у самого корабля нашел в себе силы замолчать.

Столь печально закончился для меня день 2 ноября, начавшийся такой большой удачей.

ГЛАВА XVI

Поиски страны Банеке. Нелепая ссора и странное примирение

На следующее утро Орниччо, улыбаясь, подошел ко мне с протянутой рукой, но я сделал вид, что не заметил его, и повернулся к нему спиной.

Мне самому было больно так поступать с моим другом, но пусть он пеняет на себя. Часть золота принадлежала мне, и Орниччо не должен был его выбрасывать без моего разрешения. Я всегда с радостью отдал бы ему не только золото, но даже последнюю рубашку с тела, но поступок его на этот раз показался мне просто неразумным капризом.

Друг мой с грустью отошел от меня.

«Ничего, — думал я со злым чувством, — несмотря на дружбу со мной, ты успел привлечь сердца не только всех испанцев, но и галисийца Эскавельо, и марано Торреса, и даже этого неразумного дикаря, Аотака. Найдется много охотников заменить меня в твоем сердце».

Я подошел к группе матросов и завел с ними разговор, непринужденность которого должна была показать Орниччо, как мало меня беспокоит размолвка с ним. Но ежеминутно я тяжело вздыхал, и на глаза мои навертывались слезы.

Чтобы рассеяться, я съехал на берег.

В ожидании возвращения своих гонцов господин распорядился приступить к ремонту кораблей. Нужно было переплести наново сигнальную корзину на «Санта-Марии», установить новые бочонки на «Пинте» и «Нинье», залатать паруса и осмолить подводные части кораблей, очистив их предварительно от ракушек. Тут же на берегу матросы стали гнать деготь, и адмирал по сильному благовонному запаху признал его за мастику, обычно получаемую в Европе с острова Хиос.