Не выпускайте чудовищ из шкафа - Екатерина Лесина

то ли еще за что.

Камер у нас не так чтобы много. Надо будет предупредить начальство, чтобы угрозами не разбрасывалось.

– Ну этот ушел, а наш велел к тебе кого послать.

– Чего не послали?

– Так… а кого? Медведь у этого вон. Сапожника нет, Барского нет, смену сдал и свалил. Молчун и Лютик с Ниночкой отправились.

Проклятье… я же хотела проводить вчера. Честно хотела.

– Отбыли?

– А то… Молчун к вечеру возвернуться должен. А пока вот так. Ну а где Тихоня бродит, так оно вообще только богам ведомо.

– И поверьте, я найду на вас управу! – возопил Сомов. – Вы не имеете права без оснований…

Я вздохнула. И направилась к лестнице. А Ник-Ник выбрался из-за стойки и за мной увязался. Как пить дать подслушивать станет.

Ну и пусть.

Стучать не стала, просто открыла дверь и отметила, что ничего-то не поменялось. Будто Медведь вышел.

– Доброго дня, – сказала я ну очень вежливым тоном. – Андрей Павлович… Александр Парфенович.

Сомову тоже поклон отвесила. Он у нас самолюбив болезненно, да и злопамятен, хотя, конечно, обычно самолюбие и злопамятность свои сдерживает.

– Доброго. – Градоправитель изобразил вымученную улыбку. – Зима Желановна! Ну хоть вы скажите этому невозможному человеку, что дело, конечно, до крайности неудобное, однако…

– Боюсь, я пришла сказать этому невозможному человеку, что подследственного отпускать никак нельзя. – Зевок я подавила, а вот в животе заурчало этак превыразительно. – Заберут его, – добавила.

Не то чтобы у нас с Сомовым вражда. О нет, он политик старый, толковый, не один год на посту, так что давно умеет со всеми дружить. Но то, что меня недолюбливает, это ощущается. Но я не обижаюсь. Взаимно же ж.

– Одинцов звонил. Ночью. – Я все же не справилась со вторым зевком. – Велел не выпускать. В доме трупы нашли. Пять. Пока. Но думает, что больше.

– Т-трупы? – Сомов слегка нахмурился. – Чьи?

– Женские вроде как. Но будут разбираться. А пока разбираются, то… оно вам надо в эти дела лезть?

– Князь…

– Думаю, князю тоже вопросы зададут. Велено придержать, чтобы не сбежал. Денька на два, думаю. Пока не прибудут…

– Это… это какая-то ошибка. Чудовищная ошибка. – Сомов вытащил платок и отер лоб. – Такой… приятный молодой человек. – Мы с Бекшеевым переглянулись. Это он про княжича, что ли? – Наверняка… вы уверены?

– Следствие идет, – осторожно заметил Бекшеев.

Сомов закивал. И платок аккуратно сложил.

– В таком случае… Что я могу сделать? Как-то… пообщаться… с молодым человеком. Заверить его, что… что все будет хорошо. – Ну да, а он возьмет и заверится. – Тем более что батюшка его был так обеспокоен… Да, я хочу убедиться, что мальчик жив.

Мальчик?

Молчу. Вот проявляю взрослость и разумность и молчу.

– Не вижу в том проблемы. – Бекшеев оперся на тросточку и поморщился.

– Я провожу, – предложила. – Если хотите.

– Будьте… любезны.

Буду. Куда я денусь.

Ник-Ника за дверью не обнаружилось, зато внизу сидел давешний толстячок с портфелем. И пара мордоворотов с характерно равнодушным взглядом. Интересно, где они вчера были-то? Или княжич решил, что со слепой бабой и без охраны управится?

– Доброго дня. – Решила, что буду сегодня вежливой.

Насколько это возможно.

И толстячок встрепенулся. А в глазах его появилась надежда. Правда, не совсем понятно, на что он надеялся.

– Зима Желановна… – слегка замялся Сомов, явно не желая встречаться с этим вот. – Позвольте представить, Окрестов Епифан Сигизмундович, доверенное лицо князя. И может, вы с ним дальше сами? Все-таки это его… подопечный. А у меня дела. Да, да, дела…

Как любой политик, Сомов в совершенстве обладал умением вовремя покидать сцену. И сейчас поспешно заверил Окрестова, что несказанно рад знакомству и сделал все возможное и невозможное, однако…

В общем, я даже не поняла, в какой момент Сомов убрался.

А Окрестов остался.

– Значит, все-таки… – сказал он с какой-то обреченностью. – Князь будет очень недоволен.

– Сочувствую.

– И вами в том числе. Он… привык получать, что хочет.

Я пожала плечами и уточнила:

– Так вы идете?

– К-куда?

– Вниз. Сомов вот обеспокоился. И желает убедиться, что ваш княжич жив и все такое.

– Может быть, все-таки… князь умеет быть благодарным и… – Он махнул рукой, видно, сообразив, что смысла в уговорах нет, и вздохнул. – Ведите.

Я и повела.

Его.

Сопровождающие, конечно, качнулись было, изъявив желание тоже убедиться, но Окрестов вновь махнул рукой, и они остались. И уже там, на лестнице в подвал, он заговорил снова:

– Княжич… он весьма непоседлив. Эксцентричен.

– Выражаясь проще, обнаглевший от безнаказанности придурок.

Который настолько уверился в своей исключительности, что… стал убивать? Нет, Софья-то адрес назвала. И женщин там нашли. Но, справедливости ради, пока не ясно, как с ними связан княжич и связан ли вовсе.

Ну да Одинцов разберется. Или кто там занимается этим делом.

Я толкнула дверь. И отступила.

– Прошу. Если хотите говорить, то говорите…

Окрестов вошел бочком, почему-то глядя на меня с подозрением. Думает, и его запру? Оно, конечно, можно, но в отличие от княжича я края видела.

– Простите! – донесся голос. – Это… это шутка такая?

– Какая?

– Где княжич?!

Я вошла. И поморщилась, до того тяжело и резко пахло внутри апельсинами. И главное, февраль месяц, какие апельсины? Чихнула даже. А потом увидела.

И… твою ж мать. Камера была. И очевидно, что ночью она не пустовала. Матрац. Старое покрывало комом. Шуба вторым. И… никого.

Что за…

Я дернула дверь. Открыта. А главное, пахнет резко.

Апельсиновым маслом, которым решетку натерли.

– Вот… скотина.

Бекшеев, услышав про исчезновение княжича, все же лично спустился в подземелье. Хмурый. Раздраженный настолько, что Ник-Ник притих.

Апельсины.

Ненавижу апельсины. И главное, кто-то же знал…

– Где господин Гельшь? – Толстяк стоял, заламывая руки.

– Вот именно. Где? – Бекшеев развернулся к нему, и Окрестов застыл под тяжелым взглядом.

– Я не знаю!

А ведь не врет. Кажется, не врет. Может, и вправду не знает. Бледен и нервозен. И пальцы царапают темную кожу портфеля. Я чихнула и вышла-таки. Еще немного, и нюх потеряю.

За мною ужом выскользнул Ник-Ник.

– Кто? – спросила я тихо.

– Понятия не имею. Вот те крест! – Он широко размахнулся. – Нет, честно. Я вчера от Яжинского поздно вернулся, сюда вообще не заглядывал, сразу домой. А утром… Я пришел, а Барина уже того. Ну, проспал маленько, с кем не бывает-то?!

И вправду.

– Барин тебя не дождался?

– Когда он кого дожидался… Время вышло, и свалил себе. Вон, даже дверь не запер.

Это не показатель. Дверь в участок никогда не запирали. Нужды не было. До сегодняшнего дня.

– А ты не спускался?

– На кой оно мне? – И вправду, на кой. – Ночью тут только Барский был. Может, он? –