Трон любви - Наталья Павлищева

После ссоры со всеми Роксолана старалась почаще уходить в сад и гулять там. Евнух Каплан выходил первым и громко провозглашал:

– Гелвет!

Это означало, что все, кто так или иначе оказался в саду, не имея права видеть Хасеки и вообще женщин гарема даже издали, немедленно бросали свои дела и как угорелые мчались прочь, даже если это грозило другими неприятностями.

У Роксоланы накинута вуаль и закреплен яшмак, но даже фигуру Хасеки позволительно видеть лишь Повелителю и евнухам, но они не мужчины. Нет, султан разрешил бывать в гареме на правах ближайшего родственника Ибрагим-паше, он тоже имеет право видеть женщин гарема без яшмака. Но Роксолана, если и сталкивалась с Великим визирем, демонстративно подкалывала яшмак. Нашелся ближайший родственник!

После криков Каплана она немного подождала, чтобы бедолаги сумели уйти, поскольку никакие оправдания от садовников и других работников не принимались. Сад – для женщин гарема, когда бы они этого ни пожелали. Удивительно, когда успевают ухаживать за цветами, подрезать кусты и деревья, чистить многочисленные фонтаны и пруды, ведь то и дело у кого-то из одалисок появляется желание погулять.

Сама Роксолана, как делала обычно, будучи беременной, уходила в дальний кёшк и подолгу сидела с книгой или принадлежностями для письма. Остальные женщины не слишком стремились к ней присоединиться: во-первых, не приглашала, во-вторых, мало ли что подумают, с этой Хуррем связываться всегда опасно, можно попасть в немилость к валиде…

Прекрасно понимая, что сегодня будут сторониться особенно рьяно, ведь гарем знал о ссоре с валиде, Роксолана радовалась возможному одиночеству. Рядом только верная Гюль, Хасеки не старалась собирать вокруг себя толпу служанок или подхалимок. В горе или беде ее не поддерживают, так не стоит и когда сильна.

Осень в саду тоже хороша, жара уже спала, но многие цветы еще радуют красками, природа словно успокаивается перед зимой. Конечно, здесь зима не та, нет снега, разве что дуют холодные ветры с моря да тучи приносят холодный, почти ледяной дождь. Становится промозгло, серо и тоскливо.

Второй евнух Масад, новенький, такого раньше не видела, нес за госпожой книгу, ту самую, которую прислала сестра шаха Тахмаспа Перихан-ханум, «Восемь райских садов» Хосрова.

Роксолана подогнула под себя ноги, устраиваясь на диване кёшка поудобней, Гюль укутала ее накидкой из соболей, подала книгу. Хасеки открыла там, где шел рассказ о посещении шахом четвертой из башен семибашенного дворца – зеленой, в которой жила прекрасная славянская принцесса.

Чтобы отвратить грозу Востока и Запада шаха Бахрама от охоты, из-за которой тот перестал заниматься государственными делами, его мудрый визирь придумал ловкий ход. Он велел построить дворец с семью башнями, в каждую из которых поселил свою прекрасную принцессу: в черном индийскую, в шафрановом систанскую, в зеленом славянскую, в алом татарскую и так далее.

Роксолане понравилось, что славянская принцесса жила в зеленом дворце, а еще она подумала, что вряд ли появление семи красавиц и умниц, каждая из которых всю ночь развлекала шаха назидательным рассказом и не только им, способствовало улучшению работоспособности шаха. Смог ли он заниматься государственными делами, сменив охоту на газелей ласками семи жен?

Она тихонько посмеялась, подумав, что ей еще повезло иметь только одну Махидевран вместо шести умных соперниц.

Одетая слишком легко Гюль явно замерзла, Роксолана посмеялась теперь над ней:

– Вели Каплану принести тебе соболью накидку.

– Я лучше схожу сама, обуться тоже стоит потеплей. К тому же он принесет не то.

– Пусть Каплан проводит тебя. Со мной останутся другие.

Если честно, ей хотелось разглядеть нового евнуха. Молодой красивый парень был явно светлей остальных и обрезан не так давно, потому что и голос у него не сломался, и выглядел он пока еще больным. Интересно, что заставляет уже не детей, а вот так становиться евнухами. Это очень опасно, после операции можно погибнуть, вообще, в таком возрасте выживают редко.

Некоторое время после ухода Гюль она искоса поглядывала на евнуха, но потом снова уткнулась в книгу.

– Госпожа…

– Что случилось?

Масад стоял, сложив руки на животе, как положено евнуху, так, словно это не он произнес. Но стоило Роксолане поднять на нового евнуха глаза, как тот продолжил:

– Госпожа… У меня есть письма и другие документы, обличающие Великого визиря.

– Что?! Зачем ты говоришь это мне?

Вместо ответа он вдруг протянул листок, вытащив откуда-то из рукава:

– Прочтите.

Самая не понимая, зачем делает это, Роксолана взяла листок и развернула.

«Как же я стонала от головокружения в далеком краю грусти и объятьях жестокой разлуки, но вдруг легкий ветерок принес строки от Вас. Он вернул к жизни мое бездыханное из-за разлуки с Вами тело…».

– Что это?

Евнух сделал знак, чтобы она посмотрела начало и конец письма.

В качестве подписи стояло:

«Страстно любящая Вас, скучающая в безумной тоске, несчастная от разлуки с Вами Ваша Мухсине…».

Это имя Роксолане ничего не сказало, а вот прочитав имя того, к кому обращено письмо, она ахнула.

«О, мой возлюбленный, Господин моего сердца, Ибрагим-паша…

Когда Вы называете меня Госпожой Душой и Любимой, мое сердце разрывается от счастья и любви к Вам…».

– Нет, это невозможно! Что это?!

– Есть его письма к ней. Зовут Мухсине, привезена из Египта, поселена в доме, куда часто ездит Ибрагим-паша и где живет его отец…

– Не может быть! Это… это другой Ибрагим-паша.

– Разве у нас два Великих визиря?

– Зачем ты дал мне это?!

– Вы не любите Ибрагим-пашу, я его нена вижу.

– За что?

– Госпожа, позвольте мне пока не отвечать. Уничтожить Ибрагим-пашу можете только вы. А я предоставлю вам много разных доказательств и его измены, и его взяток, и еще много чего.

– Я никому не скажу вот об этом! – Роксолана подала письмо обратно евнуху. – Хатидже не вынесет такого, она не вынесет измены.

– Неужели будет лучше, если она узнает об измене не сейчас, а позже, когда измена будет еще более тяжелой? Женщина беременна, вскоре после возвращения Повелителя и Ибрагим-паши из похода родится ее ребенок. – Голос евнуха спокоен и почти вкрадчив. Роксолане стало страшно, кто-то использует ее, а потом так же использует все это против нее самой?

– Кто ты?

– Евнух.

– Почему бы не сказать о письме самому, если ты такой храбрый?

– Я не храбрый, мне просто терять нечего.

– Почему бы просто не убить Ибрагим-пашу, например, на войне?