Кто стучится в дверь - Светлана Чехонадская

«Давно не горят?»

«Сегодня не горят!»

Левицкий быстро вернулся к Анютиному подъезду, открыл дверцу на столбе… Да… Мосгорсвету придется повозиться.

Теперь он пошел в сторону перпендикулярного переулка. Машинально обратил внимание на арку, под которой, видимо, сильно газовали, дошел до перекрестка. Что-то неприятно задело его взгляд. Он покрутился на месте, вернулся к сугробу на обочине дороги, достал из кармана фонарик, висящий на связке ключей вместо брелка. Посветил. Так и есть. Кровь!

У Левицкого разом заныли все зубы. Самое ужасное, что стояла ночь, никого рядом не было – никого не допросишь, не потрясешь за шкирку!.. Впрочем, в банке есть круглосуточный охранник. Как-то Левицкий видел его в пять утра, когда уходил от Анюты.

Он долго долбился и при этом думал: какой же он, наверное, нелепый со стороны – и даже жалел себя за это. Его настигло невыносимое чувство бессилия, болезненное для всех мужчин, а для мужчин его типа – болезненное вдвойне. В глубине души он считал женщин созданиями слабыми и неприспособленными. Он видел, как легко их обидеть, бросить, растоптать, унизить – и главной его мечтой было не иметь дочку, потому что жалость к ее слабости наверняка разорвет ему сердце.

Они с Анютой часто спорили на эту тему. Она, смеясь, его успокаивала – объясняла, что женщины в тысячу раз сильнее мужчин. Их видимая слабость – это податливость современных материалов высшей прочности, в то время как сила мужчин – прямолинейная тупость низкокачественного чугуна. Да, так она говорила. Еще добавляла, что ни обидеть, ни бросить, ни растоптать женщину невозможно. Она, конечно, иногда обманывается, но только по собственному желанию. Она – сосуд, созданный для сбережения всех кодов, и если для хранения мужского рода нужны всякие смешные приспособления типа сундука, зайца, утки, яйца, то женская жизнь хранится на острие перемен и потому недоступна для обидчика на сером волке.

На глаза навернулись слезы. Как раз в этот неудобный момент в конце тускло освещенного коридора появилась фигура охранника. «Я сегодня всех бужу, как петух» – подумал Левицкий, быстро вытирая глаза. Он был в форме, между прочим.

Он еще не успел ничего сказать в открытую дверь, как охранник стал кивать головой, мол, все понял: «Я ведь вас вместе видел, товарищ полковник!»

– Что случилось, рассказывай!

– Да вы присаживайтесь, – охранник подвинул Левицкому стул, тот сразу сел, устало сгорбился. – Я все видел… Знаете, в переулке часов в семь вдруг погасли все фонари. Мне это не понравилось. Я подумал: не к банку ли подбираются? Поэтому весь вечер туда поглядывал, на всякий случай проезжавшие машины замечал. Ну, вы знаете, переулок-то тихий. Только один жилой дом. Все офисы уже в шесть вымирают. Магазинов нет. Есть неприятная арка, я имею в виду, для меня неприятная – мало ли кто там может затаиться да за нашими инкассаторами наблюдать. Вот где-то в начале девятого такая машина в переулок и свернула. В арку проехала. Там во дворе один дом под снос, уже выселенный, и муниципалитет – они в восемь закрыты – но иногда туда заезжают парочки для уединения. Я не насторожился. Машина была хорошая, дорогая – «ауди», А-шесть. Но вот когда она въезжала в переулок, то его осветила, я вашу жену-то и увидел, – охранник немного порозовел: видимо, он понимал, что Анюта Левицкому не жена. – Она уже к подъезду подходила. Ну, машина в арку свернула, снова стало темно. И вдруг представляете! Снова фары зажглись – я еще подумал, что эта «Ауди» двор перепутала и теперь возвращается, – а в их свете бежит ваша жена, причем, так бежит, словно от чертей убегает, а за ней гонится какой-то тип в куртке и шапке, видимо, надвинутой на самые брови. Голова еще такая маленькая, неприятная… Это очень быстро все промелькнуло, я к двери – а ваша жена уже упала в сугроб, а этот тип ее чем-то по голове ударил. Палкой что ли, или монтировкой? Вырвал сумочку и бросился назад, к машине. Она к этому времени уже выехала. Сел в эту «ауди», она газанула и поехала в противоположную сторону. Хорошо они дворы знают! Я прямо обалдел! Думаю: это что же делается? На «ауди» ездит и сумочками промышляет! Ну, сразу «Скорую» вызвал. Они быстро подъехали, забрали ее. Вроде, живая… – не очень уверенно добавил он. – Вся шуба в крови… Я в милицию тоже позвонил, они сказали, что им из «Скорой» все сообщат… Вот…

– Сумочку вырвали? – Левицкий сжал виски, раскачиваясь, как муэдзин. Убрал руки от лица, глаза были красные. – Может, правда, грабители? Шуба у нее дорогая…

– Да скорее всего. Только вот фонари эти… Совпадение, что ли?

– Там все сожжено.

– Ну, не могут же они так готовить выхватывание сумочки! Или… Не могла она деньги большие перевозить?

«А не вчера ли Анюта должна была проплачивать аренду?» – он подумал это, набирая ее номер. Он все так же не отвечал. По телефону, стоявшему на столике охранника, Левицкий набрал дежурного по городу. Назвал улицу, время, фамилию. «Подождите» – сказал дежурный.

– Подождите… – повторил Левицкий за ним. Задумался. – Подождите, телефон-то был в сумочке! Значит, он сейчас у них! Смотри-ка, не отключают!

Его словно бы услышали. Тут же в трубке мобильного раздался приторный голос: «Абонент не отвечает или временно недоступен»…

– Так-так-так… Да, было нападение. Женщину увезли в Первую Градскую больницу, – дежурный пробормотал что-то в сторону.

Левицкий тяжело встал.

– Принеси-ка водички, – охранник сходил к холодильнику, налил воды, протянул, огорченно глядя на полковника. – Спасибо…

В больнице он был в половине шестого. Долго ждал в коридоре. Потом к нему спустился дежурный врач, Левицкий сразу сунул ему пятьсот рублей, тот без всяких эмоций положил их в карман халата.

– К ней сейчас нельзя… Состояние тяжелое… Но не критическое, – врач зевнул. – Извините… В реанимации побудет до вечера, а там посмотрим. В лучшем случае, завтра сможете увидеться.

– А какой диагноз-то?

– Сотрясение мозга, гематома… Да не переживайте так! Все нормально будет. Молодец она – сообразила капюшон натянуть. Причем, видимо, вовремя это сделала: капюшон еще не расправился, и меховые складки смягчили удар.

– Это какой же силы удар! – сказал Левицкий.

– Большой силы, – согласился врач и снова зевнул. – И в основание черепа! Перебил бы шею и все – гитлер капут! А тут он даже затормозить не успел и траекторию удара не изменил. Нет, вовремя она капюшон дернула. Повезло ей…

Больница была ужасная. Надо было срочно переводить Анюту в их ведомственную, но, наверное, пока она в реанимации, этого делать нельзя. «Пора на работу ехать» – подумал он, взглянув на часы.

На часах было семь.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});