Собрание сочинений в 2-х томах. Т.I : Стиховорения и поэмы - Арсений Несмелов

«У причалов остроухий пинчер…»[180]

У причалов остроухий пинчерВодит нынче тоненькую мисс.Англичаночка, не осрамитесь,Не для шкуны же папаша вынянчил!

Рыжий боцман выплюнул табак,Рыжий боцман подмигнул подвахте:«Этакую ежели на бак,Ну-ка, малый, выдержишь характер?»

Хохотала праздная корма:«Не матросу сватать недотрогу!Глянь-ка, боцман, чертов доберман,Что ни тумба, поднимает ногу!..»

Лучший виски — уайтхорс виски:Белая лошадь, по-английски.

ПОЛКОВОЙ ВРАЧ («Умирает ли в тифе лиса…»)[181]

Умирает ли в тифе лиса,Погибает ли дрозд от простуды?Не изведает сифилисаДаже кот, похудевший от блуда!

Вы — шутник. Папироса во рту,Под большой электрической лампойОтмечаете люэс, ртутьИ ломаете горлышки ампул.

И на беглую спутанность фраз,На звенящую просьбу вопросаУлыбаетесь: «Даже Эразм —Роттердамский! —Немного без носу!»

УЗОРЫ ПАМЯТИ («Я пишу рассказы…»)[182]

Я пишу рассказыИ стихи в газете,Вы кроите платьяВ модной мастерской.Прихожу домой я,Пьяный, на рассветеС медленной и серойУтренней тоской.

Зверем сон на сердцеТяжело надавит,Оторвет, подниметИ умчит в Москву,И былое сноваПережить заставит,Словно сон недавний,Вставший наяву.

Озарен высокимЗолотистым светомБелый, загудевшийИнститутский зал.В золотом мундиреМаленьким кадетомЯ вхожу и сердцемПогружаюсь в бал.

И едва окинуЗалу первым взглядом,Как уж сердцем вынуИз всего и всехВашу пелеринуС классной дамой рядомИ глаза, что ярчеВасильков в овсе.

В сердце вздрогнет жальце,Но не к вам, а всё жеПрежде к классной дамеНадо подойти.Миг — и мы несемсяВ застонавшем вальсе,И любовь над намиОблаком летит!

Франт в сумском мундиреУправляет балом —Ментик и лядунка,Молодец-гусар.Сердце бьется ровноВ напряженьи алом…Ластится к перчаткеДевичья коса.

Па-де-патинеромСменена мазурка.Шепот: «Я устала!»Легкая душа…Снова к классной даме…Шестиклассник ШуркаГоворит, что ЛараОчень хороша.

…Просыпаюсь. Утро.Штора. Свет неверный.Стол и стул похожиНа немых химер.Думаю, зевая:«На балах, наверно,Больше не танцуютПа-де-патинер».

И на сон далекийСердце не ответит.Только скрипки плачутЗолотой тоской…Я пишу рассказыИ стихи в газете,Вы кроите платьяВ модной мастерской.

«Льстивый ветер целует в уста…»[183]

Льстивый ветер целует в устаИ клянется, и никнет устало,А поселок серебряным сталИ серебряной станция стала.

Не томи, не таись, не таи:Эти рельсы звенят о разлуке,Закачали деревья своиБезнадежно воздетые руки.

И ладонь не тяни же к виску,Злую память назад отодвинь же, —Эта ночь превращает тоскуВ лунный свет на картинах Куинджи!

И душа растворяется в нем,Голубом и неистово белом,И не в дом мы безмолвно идем —В саркофаг, нарисованный мелом.

«Вышел в запас…»[184]

Вышел в запас, —Служба была хлопотлива.Денег припас,Выстроил дом у залива.

Скушно, — один…Пел: «Прилети, голубица!»Есть карабин,Чтоб от хунхузов отбиться.

Рядом тайга,Тигровый след и кабаний,Лупит вьюга,Как на пустом барабане.

Жить ничего:Вдоволь и спирта, и пищи.Встретишь его —Лишь по-разбойничьи свищет.

Ссадит в сугроб(Лихо добытчику с сумкой),Целится в лобТигровой смертью дум-думкой.

Ладит и тот,Черную спину сутуля.В огненный потБросит свинцовая пуля.

Скажет врагу:«Милый, добей-ка, однако».И на бегуВзвоет о павшем собака.

Ночью придетВолчья певучая стая,И замететК утру пороша густая.

СОН ПРО КОТА-МУРЛЫКУ («Ты любишь кошку, ласковый звереныш…»)[185]

У лукоморья дуб зеленый,Златая цепь на дубе том,И днем и ночью кот ученыйВсё ходит по цепи кругом.

Ты любишь кошку, ласковый звереныш,Мой белокурый, ясноглазый гном.Смычком любви твою кроватку тронув,Я пронесусь в сознании твоем.

Мурлыка спит, поджав седые лапки,Ленив Мурлыка, белолобый кот.Его потешно наряжая в тряпки,Ты слушаешь, как нежно он поет.

Приходит сон, как принц золотокудрый,Целует в глазки, говорит: «Пора!»И кот встает, такой большой и мудрый,И охраняет детку до утра.

Он больше тигра, только очень ласков,И сторожит он девочкин покой.Он лучше няньки намурлычет сказкуИ гладит лапкой, как она — рукой.

Настанет утро. Нету великана,Но позабыть виденье нелегко.Мурлыка же из твоего стаканаПоспешно пьет парное молоко.

ПОСЛЕ ДОЖДЯ («Чем, мураш, застыв на пальце…»)[186]

Чем, мураш, застыв на пальце,Удивлен — скажи на милость?Солнце из-под одеяльцаВатной тучки покатилось.

Две веселых трясогузки,Непоседы, ненасытки,Объяснялись по-французскиОдобряя вкус улитки.

Ветер листки березыПересчитывал. БерезкаШутника, роняя слезы,Отгоняла веткой хлесткой.

А когда — глядите сами —Рвался он, бежать желая,То она его ветвямиОбнимала, не пуская.

В облаках же два пилотаМчались, вскрикивая звонко:Это — плавности полетаОбучала ястребенка

Ястребиха… За оградойТополь руки тянет к небу…

Мира лучшего не надо!Мира лучшего не требуй!

ВЕСЕННИЙ ДОЛЬНИК («Объективно ничтожны признаки…»)[187]

Михаилу Щербакову

Объективно ничтожны признаки,Ртуть в термометре — над нолем,Да весеннего ветра-капризникаНаправления не поймем.

Синева под глазами девушек,У мальчишек в глазах задор,И медлительные, как неучи,Облака: золотой затор.

Но вглядитесь: переоценкоюЗимних ценностей занят мир;Даже нищий, звенящий центами,Чем-то новым себя томит.

Непреложное стало мнимостью —Паром стаивает, спеша, —И повита зеленой жимолостьюЧеловеческая душа.

Я весь день не хожу, а плаваюВ этом воздухе Ястребином.…Я зову вас в борьбу за славу иЗа победу неистребимую!

Харбин, 1930

«Последний рубль дорог…»[188]