Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поодаль от государя, в темном углу палатки, сидела на складном лагерном стуле царица Екатерина Алексеевна. Она смотрела молча на своего державного супруга и робким взором следила за каждым его движением.
— Катенька, — сказал наконец государь Петр Алексеевич, обращаясь к своей супруге, — послушай, я прочту тебе то, что написал в Сенат. Это мое духовное завещание.
— Ах, Петр Алексеевич! — прервала царица, — да почему ж нам не надеяться, что визирь…
— Пойдет на мир? Может быть, и пошел бы: он знает, что мы живые в руки не дадимся; да вот что худо: Бендеры недалеко отсюда. Я чаю, мой братец, шведский король, давно уж в гостях у визиря и, верно, не то ему советует. Я уж сказал тебе, что не сдамся ни за что на дискрецию. Может быть, мне посчастливится, и я умру с оружием в руках; а коли Господь меня не помилует коли я попаду в турецкий плен, что ж тогда?
— Избави Бог! — вскричала Екатерина Алексеевна. — Да нет, этого не будет!
— Что будет после предстоящей отчаянной акции, про то знает один Господь, мой друт! И вот для чего я написал этот, может быть, последний указ моему Сенату. Слушай, Катенька!
Государь Петр Алексеевич взял со стола исписанный лист бумаги и начал читать:
— «Господа Сенат! Извещаю вас, что я со всем своим войском, без вины или погрешности нашей, но единственно только по полученным ложным известиям, в семь крат сильнейшею турецкою силою так окружен, что все пути к получению провианта пресечены и что я, без особливой Божьей помощи, ничего иного предвидеть не могу, кроме совершенного поражения, или что я впаду в турецкий плен. Если случится сие последнее, то вы не должны меня почитать своим царем и государем и ничего не исполнять, что мною, хотя бы то по собственноручному повелению от вас было требуемо, покамест я сам не явлюсь между вами в лице моем; но если я погибну и вы верные известия получите о моей смерти, то выберете между собою достойнейшего мне в наследники».
— Как, Петр Алексеевич, — сказала с удивлением царица, — если ты попадешь в плен, так твои подданные не должны уж тебя и слушаться?
— Да, мой друг! Ведь я человек, и почем знать, на что могу решиться, когда буду в неволе у турок. Чтоб выручить себя из плена, я, может быть, соглашусь на все, что от меня потребуют, не пожалею ничего и разорю вконец мое царство. Нет, Катенька, русские должны слушаться меня, своего законного государя, пока я свободен, а коли я в плену, так я сам не хочу, чтоб мне повиновались: ведь тогда уж не я стану приказывать, а турецкий султан.
— Да зачем же так отчаиваться, Петр Алексеевич? Бог милостив! Ну, конечно, выгодного мира нам ожидать нельзя…
— Вестимо, Катенька! Теперь нам об этом и думать нечего, да лишь бы мир-то нам заключить не позорный… Я охотно возвращу туркам Азов, разорю построенную на их земле Троицкую крепость, заплачу все военные издержки…
— Я думаю, — сказала царица, — визирь прежде всего потребует, чтоб ты выдал ему князя Кантемира…
— Князя Кантемира? — прервал с жаром государь. — Ни за что на свете!.. Вот тогда-то подлинно я заключил бы позорный мир!.. Молдавский господарь положился на мое обещание, был верным моим союзником, и я выдам его туркам, допущу умереть на плахе!.. Нет, Катенька, скорей уступлю я туркам русские земли по самый Курск: Господь поможет мне воротить их назад; но если я изменю моему царскому слову, так этого уж ничем не воротишь!
В палатку заглянул царский денщик.
— Что ты? — спросил государь.
— Прапорщик Симский, ваше величество.
— Хорошо. Позови его сюда. Симский вошел в палатку.
— Господин прапорщик, — сказал Петр Алексеевич, — мне рекомендовал тебя генерал Вейде как отлично хорошего и расторопного офицера. Я хочу послать с тобою в Москву указ нашему Сенату. Надеешься ли ты довезти его?
— Если Бог поможет, ваше величество, — отвечал Симский, — так довезу.
— Знакома ли тебе здешняя сторона?
— Меня часто посылали фуражировать, ваше величество, так я все окольные дороги знаю.
— Хорошо. А по какой дороге ты поедешь?
— Надобно дать крут, ваше величество, и ехать на Яссы.
— Так!.. Ступай же, не мешкая ни минуты. Турки далеко не посылают своих разъездов, и если ты успеешь отъехать ночью верст пятнадцать, так авось с Божьей помощью доберешься благополучно до Ясс, а там уж тебе никакой остановки не будет. На всякий случай вместе с тобою поедет казак, который хорошо говорит по-молдавански и по-турецки. Ну, теперь погоди немного, господин прапорщик, я сейчас тебя отправлю.
Государь Петр Алексеевич сложил свой указ, запечатал его и, отдавая Симскому, сказал:
— Отправляйся скорее! Я чаю, до рассвета и трех часов не осталось. Прощай, молодец, — промолвил государь, поцеловав Симского в лоб, — Господь с тобою!.. Только смотри не забывай русской пословицы: «На Бога надейся, а сам не плошай!»
Симский, выходя из царской палатки, повстречался с Шереметевым.
— Ну что, господин генерал-фельдмаршал, — спросил Петр Алексеевич, — есть ли какой ответ от визиря?
— Никакого, государь! — сказал Шереметев.
— Да ведь он должен же что-нибудь отвечать.
— Шепелев не воротился, ваше величество. И коли его убили на неприятельских форпостах, так, может быть, визирь и не знает, что мы желаем начать с ним переговоры.
— Да, конечно, дело статочное. Так пошлите, господин фельдмаршал, сей же час друтого парламентера, прикажите ему требовать немедленного ответа и объявить визирю, что если он не хочет вступать с нами в переговоры, то мы с Божией помощью постараемся проложить себе дорогу с оружием в руках и ляжем все до единого, но ни за что не сдадимся на дискрецию.
Фельдмаршал, отправив в турецкий лагерь своего адъютанта, возвратился опять в царскую палатку.
Прошло более двух часов — ответа не было. Вот облака зарделись на востоке. Раскинутый в долине русский стан был еще покрыт ночною тенью, но на гористом берегу Прута начинали уже белеться верхи турецких палаток. Вот первый луч восходящего солнца отразился на позолоченной луне великолепного шатра визирского; раздался пушечный выстрел, и неприятельское ядро просвистело над царской палаткою.
— Вот нам и ответ от визиря! — сказал Шереметев. — Слышишь, государь?
— Слышу, Борис Петрович!.. Ну, как ты думаешь?
— Да о чем тут думать?.. Делать-то нечего, — потешимся в последний раз… Что, в самом деле: умирать так умирать!.. Да нелегко же и туркам-то будет! — промолвил фельдмаршал, нахмурив свои седые брови.
— А если мы не пробьемся? — спросил Петр Алексеевич.
— Так что ж, ты надежа государь, — прервал старик Шереметев, помолодев двадцатью годами, — мертвым срама нет! А мы все готовы умереть с тобой.
— Спасибо, добрый и верный слуга мой! — сказал Петр, обнимая Шереметева. — Спасибо, брат Борис!
Вот снова раздался пушечный выстрел, за ним другой, третий; все неприятельские батареи вспыхнули, и турецкие ядра посыпались в русский лагерь.
— Эк они, проклятые! — проговорил Шереметев. — Видно, пороху-то у них много!..
— Господин фельдмаршал, — сказал государь Петр Алексеевич твердым и спокойным голосом, — прикажите строиться войску в каре; обоз, понтоны и артиллерия в средине. В переднем фасе полки Преображенский и Семеновский; кавалерия в арьергарде; все генералы и штаб-офицеры по своим местам.
— Слушаю, ваше величество!
— Катенька, — сказал государь, — палатку сейчас снимут; ступай садись в карету и посади с собой князя Кантемира.
— Петр Алексеевич! — вскричала царица, обнимая со слезами государя.
— Полно, Катенька, полно! Теперь не до того. Господь с тобою!
Государь Петр Алексеевич вышел из палатки Весь лагерь был в движении. Быстро, но стройно и спокойно становилось войско в боевой порядок; полки примыкали один к другому, и в несколько минут под неприятельскими ядрами вокруг всего стана образовалась сплошная стена из русских воинов.
Фельдмаршал подошел к государю.
— Ну что наш парламентер? — спросил Петр Алексеевич.
— Все еще в турецком лагере, — отвечал Шереметев, — а может статься, и его так же убили, как Шепелева. Да уж что, батюшка Петр Алексеевич, один бы конец!
— И то правда, Борис Петрович: коли визирь упрямится и молчит, так пора нам заговорить. Прикажи бить поход!.. С Богом!
Государь и все генералы сели на коней. Через полминуты раздался по всему войску барабанный бой, и вот, как стальная нива, заволновались на солнышке русские штыки: огромное каре двинулось с места.
— Да что это, — прошептал Шереметев, — никак турки-то не стреляют?
В самом деле, неприятельские батареи замолкли, и от противоположного берега Прута отчалила лодка.
— Стой! — скомандовал Шереметев. — Государь Петр Алексеевич, — продолжал он, — у тебя глаза-то помоложе моих, — видишь?
— Вижу!.. Это оба наши парламентера… и с ними турецкий офицер; они машут платками…
- Прости - Рой Олег - Классическая проза
- Трое в одной лодке, не считая собаки - Джером Клапка Джером - Классическая проза / Прочие приключения / Прочий юмор
- Немного чьих-то чувств - Пелам Вудхаус - Классическая проза
- Дядюшка Эйнар - Рэй Брэдбери - Классическая проза
- Твой бог и мой бог - Мэнли Холл - Классическая проза
- Разговор с Гойей - Иво Андрич - Классическая проза
- Слезы, пустые слезы - Элизабет Боуэн - Классическая проза
- Европолис - Жан Барт - Классическая проза
- Слово безумца в свою защиту - Август Стриндберг - Классическая проза
- Сливовый пирог - Пелам Вудхаус - Классическая проза