Дети-индиго в России: Вундеркинды третьего тысячелетия - Геннадий Белимов

Она всегда считала себя взрослее сверстников, хотя ей очень хотелось быть ребенком. Наверное, сегодня остатки того непрожитого детства проявляются в ней и в манере одеваться, и в наивности и доверчивости, а в некоторых случаях — в излишней непосредственности. Ее всегда давила и зажимала Норма, которую она начала осознавать раньше времени. И она придумывала себе иную Норму, от которой, увы, немало страдала. Ненормально было носить платье с мишками и грибочками, ненормально после года ездить в коляске, ненормально употреблять в речи детские выражения…

— В пять лет я уже четко знала, что хочу пойти в школу. Среди одногодков мне было скучно, я не понимала их забот и радостей. Они постоянно играли — до команды отбой. Я никогда не старалась кооперироваться с другими детьми и играть в коллективные игры. Я вообще не помню, чтобы я играла с девочками. До девяти лет я общалась в основном только с мальчиками.

С весны Лору начали обучать правописанию. Ей сказали, что если она не научится писать, ее не возьмут в школу. Желание учиться было превыше игрушек, и все лето девочка сидела за прописью. В результате тестирования ее зачислили в гимназию, тогда как старшую сестру туда не приняли, и та училась в обычной школе. Это стало поводом для "вечной зависти". Хотя Лора стала учиться с шести лет, но схватывала обучение на лету, пятерки были по всем предметам, кроме двух: математики и русского.

— Их вела наша классная руководительница, и, видимо, однажды я совершила какую-то осечку, чем-то запятнала свою "честь", после чего на мне было поставлено клеймо "неудобной" девочки. Как бы я ни старалась, пятерок по данным предметам мне было не видать, — вспоминала моя собеседница. Так рано она столкнулась с несправедливостью.

Гимназия стала ее вторым домом. Лора проводила там большую часть времени. Занятия начинались в девять утра, но Лора была на месте уже с половины восьмого. Ей нравилось там быть. В гимназии училось всего 400 учеников, она небольшая и единственная в городе. Детей учили хорошим манерам, риторике, театральному искусству, хореографии, экономике, двум иностранным языкам, религии, мировому искусству, социологии, политологии, философии. Образованием занимались квалифицированные педагоги, в классе было всего по 14 человек. В гимназии нельзя было ругаться матом и курить. Никто в классе не употреблял нецензурных выражений. Отношения были всегда добрыми и дружественными. Все дети друг другу помогали, и не было никакого противоборства.

— Однажды, в старших классах, я попала на олимпиаду в обычную школу, — рассказывала Лора. — И поразилась разнузданности тамошних нравов. Крики на переменах, ругань, а то и мат неслись со всех сторон. Меня чуть не сбили на лестнице… Я просто заболела после посещения той школы и поняла, насколько мне повезло, что мне довелось обучаться в гимназии. В обычной школе я бы не выжила. Правда, и в нашем классе я жила как бы наособицу, меня считали "отдельным" человеком. Например, я почти всегда за партой сидела одна, пресекая попытки сесть рядом. Мне комфортнее было одной.

Однако с окружающей жизнью поневоле приходилось сталкиваться, и отнюдь не всегда действительность ей нравилась. Летом, после третьего класса, Лора поехала на Урал к бабушке и дедушке. Там во дворе она познакомилась с большой компанией детей, с ними было весело.

— Я "дружила" с ними, потому что так было надо — все дети друг с другом знакомятся и играют, — рассуждала Лора в нашей беседе. — Однако это был не тот круг общения, который мне был нужен. От них я впервые услышала матерные слова, значения которых даже не знала. А обряд "инициации" в этой компании проходил следующим образом: необходимо было выучить считалку из десятка этих ругательств. Но я никогда не боялась быть "белой вороной" и отвергла это правило. Не знаю почему, но меня все равно приняли в дворовую компанию. И все же до сих пор мне непонятно, почему именно плохое, грязь так легко и охотно культивируются в уличной среде…

В пятом классе гимназии Лора очень сильно заболела. Врачи не знали, что с девочкой, и ее надолго положили в больницу. Месяц она терпела всевозможные процедуры: трижды глотала желудочные зонды, несколько раз из вены брали кровь на анализы, и всегда девочке было плохо при этом. Ей давали сильные антибиотики, но только позднее выяснилось, что они ей были противопоказаны. Из-за процедур ей занесли в горло инфекцию, и это вылилось в высокую температуру и давление 70 на 40, что уже граничило с нежизнеспособностью. Решающую роль в спасении дочери сыграла мать. Она забрала девочку из больницы при температуре 41 °C и… вылечила ребенка, за что с ней потом не хотели разговаривать врачи из больницы. "Если бы я осталась лежать в стационаре, меня бы уже не было на свете… — считает Лариса. — Мама, фармацевт по образованию, перечитала все книги в области медицины и поняла, что антибиотики мне нельзя давать".

Несколько дней девочка лежала в состоянии жара, между жизнью и смертью. Были адские муки и боли. А в результате оказалось, что на самом раннем этапе болезни у нее был обыкновенный дисбактериоз, при котором все можно вылечить травами и позитивными эмоциями. Увы! Неумелые эскулапы довели ребенка до состояния хронической болезни, которая проявляется теперь каждую весну и осень. Для поддержания нормального состояния ей необходимо постоянно пить лекарства, которые с каждым годом наносят все больший вред ее здоровью.

Странно, однако больничная обстановка сыграла и некую особую роль в жизни Ларисы: она научилась жить без мамы, смогла проявлять больше самостоятельности. Это открытие очень ее поразило. Нет, она и раньше могла обходиться сама с собой, но после больницы стала поневоле готовить себя в жизни в одиночку. А мама… она все больше времени уделяла старшей, взрослеющей дочери; на Лору с ее странностями у нее все чаще не находилось времени.

С этого памятного пятого класса жизнь Лоры сильно изменилась: она перестала гулять на улице, у нее не было друзей, и ее никто по-настоящему не понимал. Она вроде и не была изгоем, но стала жить очень одиноко. А мама уже почти ничего не знала о настроениях младшей дочери.

В гимназии у Ларисы особенно хорошо было с иностранными языками, в частности, с немецким. К выпускному классу она четко определилась: будет продолжать изучение языков в вузе. Чтобы успешно сдать экзамены, Лора пошла на двухнедельные подготовительные курсы и вот там-то сделала еще одно важное для себя открытие: ей не нужны были годы учебы, когда из-за нелюбви к правилам она их и не заучивала. На курсах она поняла, от чего зависит ее поступление, и легко освоила все необходимые определения. В 2004 году она поступила в педагогический университет.

Лоре было 16 лет, у нее начиналась новая жизнь…

В ходе наших бесед я заметил одну ее особенность: она нелегко вела диалог — подолгу молчала, чтобы собраться с мыслями, не всегда умело и четко формулировала ответ. Однажды я переслал ей несколько вопросов, возникших у меня после встречи, и… получил порцию замечательных и глубоких по смыслу отзывов. После этого мы стали чаще практиковать такие серии вопросов-ответов. Ей самой понравился такой стиль общения, и она охотно погружалась в размышления по тем или иным индиговским проблемам. В ней ощущался внимательный и строгий исследователь.

ПАРАЛЛЕЛЬНАЯ ЖИЗНЬ

Разумеется, меня очень интересовали те особенности восприятия мира детьми индиго, которые приписывают им или же оспариваются обычными людьми в зависимости от их отношения к "новым" детям. Одним из первых моих "странных" вопросов был вопрос о выборе семьи, в которой родилась Лора. Любой другой человек, пожалуй, удивился бы такой дурацкой постановке проблемы, но не Лора. В ближайшем письме она ответила мне довольно обстоятельно.

…Итак, как я выбирала свою семью? Помню пустоту, светлую пустоту. Ощущение присутствия кого-то, подобного мне, но я никого не вижу. Хочу увидеть, но этот "кто-то" уходит от меня. Это, как в утробе матери, — замедленные действия, движения, звуки. Все, как при замедленной съемке. Отсутствует чувство времени, надобности, обязанности. Только спокойствие и умиротворенность. И — чувство исполненного долга. Будто после долгой поездки, уставший, заходишь в комнату отдыха и садишься в бесформенное кресло. Падаешь в него и не чувствуешь своего тела.

Где-то сзади я слышу голос. Не помню, что он говорит, но я делаю все, что мне велят: пойти туда-то, сделать то-то. Настал момент выбора семьи. По земным меркам он длился один-два часа. По меркам того измерения — меньше секунды. Сначала меня приняли в то измерение. Я там побыла, а потом пришло время перевоплощения, и я отправилась в материальный мир.

Не могу рассказать все логически, поскольку логике это не поддается. В том измерении меня считали душой сознательной, искренней, без капли лжи. Поэтому я шла без сопровождения. Мне сказали идти, и я пошла. Я видела грани измерений — это похоже на то, будто смотришь в зеркало и можешь туда проникнуть. Я стою, а передо мной — огромный спектр цветов от черного до совсем светлого. Цвета были прекрасные.